Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология] - Коллектив авторов

Вернувшись снова в зной, он беззвучно потряс кулаками, проклиная американское здравоохранение. Оно показало всю свою подлую сущность. Оно было заточено на интересы хапуг в белых халатах. Только сейчас Кокин это осознал, хотя и раньше что-то слышал.

Промаявшись до вечера, отсидев еще несколько душных часов в учебной аудитории и заполнив еще десяток идиотских анкет (психологи фирмы изощрялись) и трижды посетив туалет (каждый визит в камеру пытки был теперь на счету), Максим вымучил решение. Перед самым разъездом он попался на глаза Лидии. Он не успел вымолвить и слово, как она выстрелила в него сочувственной фразой:

— Боже, Макс, у вас такой изнуренный вид, это, конечно, проблема первых двух дней, это акклиматизация! Вам нужно просто отоспаться!

Сказано было на редкость к месту. Максим придал физиономии побольше вселенской скорби и пожаловался на жуткую боль в горле. Вчера неосторожно выпил что-то холодное. Плюс, конечно, акклиматизация. Горло — его слабое место. Он привык. Есть один простенький препарат, который всегда ему помогал.

Макс потупился. Лидия подивилась.

— Правда? По-моему, этот антибиотик давно устарел. А вы уверены, Макс? Может быть, просто пополоскать чем-нибудь? Я попробую спросить у своего терапевта, он, кстати, русский. Доктор Быковски… Он позвонит в аптеку. Может, я посоветуюсь с ним, зачем обязательно тетрациклин?.. Может, какой-нибудь другой, более новый препарат? Не знаете? Ну, хорошо-хорошо. Как хотите… Позвоните мне вечером, я скажу вам адрес аптеки.

Других препаратов Макс и впрямь не знал. Лет пять назад на родине он лечился именно тетрациклином — пилюльками красного цвета, упрятанными под ватку в баночку из оранжевого стекла. Само собой, медицина с тех пор достигла в лечении гонореи новых высот. Но Макса эти достижения особо не трогали. До сегодняшнего утра.

В номере «Ромада Инн» он некоторое время бродил в волнении по балкону, тупо таращился в телеящик — набирался мужества, готовясь изведать ад мочеиспускания. Потом приходил в себя. Телеящик транслировал бокс, в котором участвовала пара маленьких мексиканцев с расквашенными лицами. Кокин машинально отметил, что бойцы наверняка легковесы. Потом он еще один раз испытал ад, отправившись в туалет. А потом еще раз — поскольку нервничал.

Около девяти он созвонился с Лидией. Та сдержала слово. Десятью минутами позже Кокин уже мчался сквозь теплый вечер мимо пальм и цветных огней к круглосуточной аптеке. Судя по карте города, ее можно было обнаружить в двух кварталах от отеля, но взвинченный Кокин все же проплутал изрядно. Завладев заветной коробкой с лекарством (стоившей жалкие четыре доллара — вот цена счастья!), он купил еще и пластиковую бутылку с водой и тут же на месте проглотил три желтые капсулы. Он смутно представлял себе необходимую дозу, но помнил, что лет пять назад, отражая атаку подлой болезни, красных пилюль пил помногу.

Наутро основной симптом явно ослаб, хотя совсем не исчез. Высиживая очередной корпоративный семинар и вяло заполняя страничку с тестовым заданием, Кокин угрюмо размышлял о том, кому бы он мог быть обязан. Судя по продолжительности инкубационного периода, обязан он мог быть только Лизе. Он даже мог вспомнить (задав памяти небольшую работу) трепетный момент, когда именно его плоть оказалась незащищенной. Обычно пользуясь средствами защиты, он бывал весьма чуток, даже строг. Но тут, похоже, дал послабление. Скорее всего, это был момент, когда услажденная Лиза принимала душ. Кокин, помнится, забрел в ванную полюбоваться. И не отказал себе в удовольствии разогнать губкой пену по блестящей коже красавицы. Лиза выгибала спину, поигрывая задком. Кокин секунду поколебался, а потом, мигом обнажившись, оказался с ней рядом под душем. Лиза, опершись на стену, выложенную светло-голубым кафелем, чуть наклонилась. Ну и так далее. В общем, поддался соблазну, идиот. Дал он ей рабочий телефон или нет? Вроде бы нет, вроде бы только сотовый…

Он взглянул на часы и выудил из коробки еще три капсулы ядовитого цвета.

Вечером он отправился вместе с опекающим его Алексом на окраину города, куда-то в район Пентагона — в молл, гигантский торговый центр. Симптомов он вроде бы почти не ощущал. Но радости от этого было мало. Теперь ему было худо. На смену симптомам пришло ощущение тяжести в желудке. Еще Кокина теперь тошнило — особенно когда откуда-нибудь сбоку, из маленьких кафе накатывали съестные запахи. Максим тоскливо начинал сознавать ужасную вещь: лекарство давало побочный эффект. Очередной прием оказывался невозможен. Он продержался чуть больше часа и запросился домой.

— Ты заболел, Макс? — забеспокоился его куратор.

Кокин аккуратно пожаловался на простуду и опять же на акклиматизацию. Алекс посочувствовал и напомнил о завтрашней встрече с Самим. Кокин помнил и обещал быть в форме. Алекс, будь он неладен, не отставал и еще минут пять с озабоченной мордой навязывал помощь. Предлагал адрес врача, обслуживающего сотрудников фирмы, — за ее счет. Кокин вежливо, но твердо отпихивался. Обещал полоскать горло на ночь.

Оказавшись в гостинице, он погрузился в темное отчаяние. Ясно было, что желтые капсулы, заставившие организм страдать, он больше принимать не должен. Но столь же ясно было и то, что прерывание лечения спустя лишь сутки после его начала тоже чревато чем-то весьма неприятным. Помаявшись, побродив из угла в угол, Кокин осознал, что на контакт с официальной медициной идти придется. При этом вариант, навязываемый Алексом, конечно, исключался. Оставался бывший соотечественник — знакомый мадам Резвиной. Ему бы Кокин, пожалуй, сдался. Опять же — он бы предпочел выговаривать признание на родном языке. Семейный доктор мог, понятное дело, сдать его мадам. Вполне. Но тут хотелось надеяться на ее снисходительность. Мадам Резвина в целом произвела на Кокина хорошее впечатление. Преуспевающие дамы за 50, не красящие пышных седых волос, как правило, лишены предрассудков, циничны и терпимы к мужским слабостям. Как правило. Поразмышляв, Макс вывел, что Лидия — нормальная тетка. К тому же русская.

Щепетильность его американского начальства в отношении венерических проблем вроде бы подразумевалась. Тут сомнений не было. Страшно было даже представить. Хотя, если взять, — неужто сами никогда не болеют?

Перед сном он вынужден был долго стирать в раковине свои синие в полоску трусы, которые почему-то любила жена. Они уже носили следы недуга. Потом он провел инвентаризацию нижнего белья, уложенного Эллой в ровные стопочки на дно чемодана. При новой атаке болезни запаса из пяти пар трусов ему могло хватить дня на два. Неизбежны были яростные ежевечерние стирки. Кстати, плохо отстирывалось…

В главном офисе фирмы, в ее штаб-квартире Кокин был впервые. Комплекс зданий нависал над пересечением 16-й и М-стрит гигантским тускло-голубым кристаллом. Внутри, в ядре комплекса, как и положено, устроен был атриум — гулкий внутренний дворик под стеклянной крышей, обсаженный искусственной пышнозеленой флорой. Бил искристый фонтан, скользили прозрачные лифты. Кабинет Большого босса находился на пятом этаже. Окна приемной выходили в атриум, и сумрачный Кокин подавил в себе желание плюнуть вниз — в фонтан. Его снова слегка лихорадило. Уснувший было муравей снова копошился, вызывая знакомое свербящее ощущение. Болезнь возвращалась. В самый момент напряженного самоанализа Кокина пригласили в кабинет. Большой босс оказался седым румяным джентльменом с ледяным взглядом. Беседа вышла долгой и нудноватой. Когда босс поднял вопрос о давнем предложении Кокина — открыть филиал в Екатеринбурге, Максим почувствовал, что худшие опасения подтверждаются: процесс возобновился с удвоенной силой, и страдающая слизистая уже начала исторгать из себя гной. Ощущение было изысканным. Вероятно, взгляд его остекленел, поскольку босс благодушно заметил:

— Я понимаю: вы испытываете нетерпение… Да? Однако это очень крупное решение. Вам надо еще подумать над ним.

— Да, — обреченно согласился Кокин.

Лидии он позвонил прямо из главного офиса, с первого этажа голубого кристалла. Сразу после посещения туалета. В процессе он думал, что сейчас скончается. Дозвонившись, он плохо выговаривал слова. Лидия слегка встревожилась, но от вопросов воздержалась и телефон врача дала. Кокин скороговоркой пояснил, что хотел бы посоветоваться с ним в связи с затянувшейся акклиматизацией.

До вечера он еще колебался, вернее не мог заставить себя совершить неизбежное. Это расплата, лихорадочно размышлял Кокин, вышагивая по гостиничному номеру, это наказание. Будучи человеком глубоко нерелигиозным, он теперь с каким-то болезненным интересом рассматривал свою беду именно в таком ракурсе. Не хватало еще позвонить в Москву и, хлюпая, попросить прощения у Эллы. Или другой вариант — отправиться к ближайшему православному храму, пасть там на коленки, молить о пощаде и каяться. Нет-нет, эти опции Кокин пока что всерьез не рассматривал. Но думал о них уже без прежней иронии — ей-богу!