Русская поэзия Китая: Антология - Николай Алл

ФЕНИКС

Девочка скользнула, торопливоСтянутыми ножками ступая.На восток, где одинокой ивыНа траву ложилась тень густая.

Серебром браслетов прозвенела,Оглянувшись, нет ли там погони:Вдруг увидит мать, что так, без делаСкрылась помечтать на этом склоне?

Желтолицая, глаза раскосы,Разметались рукава халата,Красной шерстью перевиты косы,В волосах горит цветок граната.

Хорошо сидеть, обняв колени,На причале у реки любимойИ следить, следить, как в грязной пенеЩепки по воде несутся мимо.

Мимо, вдаль, куда-то — неизвестно.К новым городам, в жару иль стужу,И она, покинув это место,Уплывет на лодке вместе с мужем.

А теперь смыкаются ресницыОт объятий алого заката.Что? Из солнца вылетает птица,Осиянна, радужна, крылата.

Будто птицы с материнских чашек!Ближе. Ослепительно сверкнулаЯркой молнией цветных стекляшек.Девочка в том блеске потонула.

А потом от всех блюла ревнивоТайну лучезарного виденьяПтицы царственной под сенью ивы.Протекли года с того мгновенья —

Девочке правления кормилоРок вручил, отметив: пронеси!И она в историю вступилаС августейшим именем Цы Си.

РОССИЯ

О, Русь! Утерянная скиния,Куда нам заповедан вход,Среди снегов в узорах инея,Где вьюг нестроен хоровод:В лесной глуши ты дышишь тайною.Как кипарисовый киот,И лишь тропинкою случайноюНаш вестник до тебя дойдет.

Через века — веками строилась —Нам принесла ты благодать,И много светлых упокоилось,Тебя пришедших защищать.И много темных с дерзновениемИскали троп, чтобы сломитьТебя, но тайным мановениемСудьба спряла иную нить.И вот теперь стоим, усталые,На рубежах иных временИ верим: вспыхнут зори алые,Рассеивая скучный сон.

«Четвертый раз расплавленный металл…»

Четвертый раз расплавленный металлНалили в форму, слаженную туго,Но колокол опять не зазвучал,И спрашивали люди друг у друга:«За что на нас прогневался Господь?Все эти неудачи не случайны».И мастер изнурял постами плоть,Моля открыть ему звучаний тайны.Открыть на все терзания в ответТот перезвон серебряного сплава,Который, словно ангельский привет,С холма на холм несется величаво.В его ушах струится этот звон,То уходя, то подступая снова.«Любовь и жертва! — пел, казалось, он, —Любовь и жертва!» — два заветных слова.И сердце мастера все расцвело,В его груди заискрившись огнями:Несказанно-блаженное тепло!..Все человечество с его грехами,Приняв, он безвозвратно полюбил,Ему хотелось о сладчайшей жертвеПеть колоколом из последних сил…Один прыжок — в объятья красной смерти.Искали мастера, но не нашли,Отливку без него благословили,И звон прошел во все концы земли,Единственный по красоте и силе.

КАМЕЯ

Мастер, к станку наклонясь, точит овал сардоникса.И под нажимом резца рушатся стены веков:Вот выступает, угрюм, профиль орлиный поэта.Без Беатриче и рай муками ада томит.

ПОЭТ

Пусть нам скажут: «Поэт нам не нужен», —Пусть смеются над нами в лицо —Мы, поэты, смыкаемся тужеНе в кружок — в золотое кольцо.

Пусть, насмешливо вздернув плечами,Разжиревший и наглый торгашПроцедит размалеванной даме:«Я бы отнял у них карандаш».

Но когда на душе неуютно.Дождь дворы заливает кругом,И, казалось бы, тут не до лютни,Если входишь в нетопленый дом,

Мы подсядем к пустому камину,И пустой загорится камин:Я платок полинялый накину —Горностаевый мой палантин.

И уйдем в недоступные страны Мы жемчужной тропой в пустоту,Где певуче-цветные обманыНам покажут в глаза Красоту.

Мы увидим такие рассветы,О каких торгашам не мечтать:Только дети, глупцы и поэтыСохраняют еще благодать…

Пусть фонарь отражается в луже,Освещая скупое крыльцо —Мы, поэты, смыкаемся тужеНе в кружок — в золотое кольцо.

МЫ ПЛЕТЕМ КРУЖЕВА

В отсыревшем подвале у ткацких станковТолпы девушек нити ткут.Те слепые ткачихи живут без снов,Ибо вечный удел их — труд.

Они трудятся утром, сгибаются днем,Даже ночью шуршит челнок,И всегда в темноте — для чего с огнем? —Не кончая, кончают урок.

И испуганно радость зовут бедой,И сердца одевают льдом,А жестокая смерть непреклонной рукойИх уводит в свой вечный дом.

Но сказала одна: «Я раскрою глаза!»И другая: «Ведь я же не крот!Пусть захватит, закружит, затреплет гроза,Мы изменим станка поворот!

Нам раздвинется небо — крутой водоем,И душа затрепещет, жива.Пусть растают сердца! Мы не ткем, мы не ткем,Мы плетем кружева!»

ЮСТИНА КРУЗЕНШТЕРН-ПЕТЕРЕЦ

РОССИЯ

Проклинали… Плакали… Вопили…Декламировали:                                  «Наша мать!»В кабаках за возрожденье пили,Чтоб опять наутро проклинать.А потом вдруг поняли. Прозрели.За голову взялись:                               «Неужели?Китеж! Воскресающий без нас!Так-таки великая! Подите ж!»А она действительно, как Китеж,Проплывает мимо глаз.

ДОМ

Холодный опустевший дом,И тишина, и пыль, и мрак —Дом выстроен был кое-какИ обречен давно на слом.А все ж он был кому-то мил,И кто-то в нем когда-то жилЕще недавно иль давно,И кто он был — не все ль равно.

Я мертвого не разбужу,Я тихо сяду на скамьюИ ношу тяжкую моюБесшумно рядом положу.Багаж мой — паспорт да портплед,Стихов немного, много лет,Да сердце, ставшее сухим,Как будто вовсе не моим.

Да, в этом сердце не сыскатьТех чувств, что раньше бились в нем,Но отчего же странный домМеня заставил задрожать?Простой некрашеный фасад,Подслеповатый окон взгляд,И челюстью вперед крыльцо —Совсем знакомое лицо.

Мое лицо… морщин моихЯ вижу на стенах узор,И плющ, как головной уборНа волосах моих седых.Я зеркала не сберегла,Но всюду, всюду зеркала,И чем они мутней, темней,Тем сходство скорбное полней.

ДЫМ

Уходя от родины навеки,Не гляди на дым,А зажмурь заплаканные веки,Крепко их зажмурь.Дым не раз еще увидишь снова,Но таким седымМожет быть он только у родногоДома — в годы бурь.И еще не раз глаза усталойТы протрешь рукойИ подумаешь о том, как малоСвой любил ты кров,И еще не раз слеза ресницыОбожжет тоской,Это зов далекий возвратится,Это — дыма зов.

«Когда-то… мне мальчик-колчаковец дал на храненье гранаты…»

Когда-то…Мне мальчик-колчаковец дал на храненье гранаты.Могли пригодиться — поход предстоял не один.О, я их хранила самоотверженно, свято,Как честь их хранила. Таила от мамы, от братаИ плакала после над шуткой — над ящиком мандарин.

И снова у ящика. Не мандарины — гранаты.Приказано сдаться. Граната в руке у меня.Но как они счастливы, глупые эти солдаты,Что больше не будет ни пороха, ни огня.Бегут не в защитном. Успели одеться в халаты,У каждого в мыслях жена, или мать, или сын.Взорвать их? Имею ли право? И я положила гранату,Хозяйка их жизни, как в вазу кладут мандарин.

ПОРАЖЕНИЕ