Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон

Эта горечь все же не помешала Марии сразу же по прибытии в Неаполь в точности выполнить поручение, которое дал ей любовник…

Глава 14

Мария-Луиза изменяет Наполеону с генералом Нойпергом

Она была с орлом, а осталась с кривым…

После отъезда Марии Валевской Наполеон уехал из скита и снова поселился в своем доме в Порто-Феррайо. Рабочие там уже закончили работы по обустройству апартаментов для Марии-Луизы. Верный своей привычке все делать самому, он занялся украшением комнат и придумал для потолка гостиной аллегорический мотив сладострастного романтизма: он захотел, чтобы там изобразили двух связанных голубков и чтобы узел затягивался по мере того, как они удаляются друг от друга…

Однако по очередной превратности коварной судьбы в тот самый момент, когда художники заканчивали свою прелестную работу, Мария-Луиза в постели одной швейцарской деревенской гостиницы отдавалась прекрасному офицеру, «дрожа при этом всем телом»…

Представленное таким необычным образом, это положение может удивить кого угодно. Поэтому нам надлежит для того, чтобы повествование было логичным, вернуться, как говорят, назад во времени.

21 мая 1814 года Мария-Луиза прибыла в Шен-брунн под восторженные крики многочисленной толпы. Австрийцы полагали, что их эрцгерцогиня возвращалась в родной дворец после четырехлетней, полной лишений ссылки.

– Да здравствует Мария-Луиза! Да здравствует Австрия! Долой корсиканца! – орала толпа.

Видя, что ее возвращение стало выражением окончательной победы союзников над Наполеоном, бывшая императрица погрустнела и прошла в свои апартаменты. Войдя в спальню, она упала на кровать и горько зарыдала.

На следующий день, собрав остатки мужества, она взяла в руки перо и написала Наполеону пространное нежное письмо:

«…Не обвиняй меня в том, что я тебя забыла, это огорчило бы меня еще сильнее, чем все печали, которые я до сих пор испытала… Вдали от тебя я провожу время в грусти; я хочу вышить для тебя накидки на мебель для спальни; я хочу, чтобы они были вышиты моей рукой…»

Но Мария-Луиза была фривольна и слаба. Несмотря на нежность, которую питала к Наполеону, она не замедлила совершить серию измен ему. Сначала она согласилась заменить имперские гербы на своей карете своими собственными вензелями. Затем удовольствовалась тем, что ее стали называть «герцогиней Пармской». И наконец, поддавшись уговорам красивых придворных, она перестала вести затворническую жизнь, стала посещать праздники, танцевать и, казалось, забыла про несчастного мужа, ожидавшего ее на своем острове.

Это ее беззастенчивое поведение возмутило не только французов в Вене, но даже и некоторых австрийцев. Однажды старая королева Мария-Каролина, сестра Марии-Антуанетты, отнюдь не питавшая любви к Наполеону, сказала Марии-Луизе:

– Девочка моя, когда человек женится, это на всю жизнь. Если бы я была на вашем месте, я привязала бы простыни к окну и сбежала бы отсюда к мужу…

Эти упреки вызвали угрызения совести у Марии-Луизы. Было время, когда она задумала бежать. Но при мысли о том, что белые простыни будут привязаны к пыльным перилам балкона и, возможно, валяться в грязи, ее душа домохозяйки возмутилась. Такие приключения были уделом женщин-нерях. Эта мысль пришлась ей по душе. Она успокоилась и решилась написать императору вот такое лживое письмо:

«Я очень рада тому, что у тебя все в порядке и что ты намереваешься построить очаровательный домик в деревне. Прошу тебя найти в нем комнатку для меня, поскольку ты знаешь, что я продолжаю рассчитывать на то, что смогу приехать к тебе сразу же, как только представится такая возможность, и что я молю небо, чтобы это случилось как можно скорее. Если ты разобьешь очаровательный садик, я надеюсь на то, что ты поручишь именно мне доставку растений и цветов для него. Я слышала, что с тобой поступили несправедливо, запретив выписать их из Парижа. Все ведут себя по отношению к тебе очень несправедливо, меня это возмущает, это очень гнусно. Хотя, по честности, удивляться этому не приходится, поскольку мы живем в таком мире, где очень редко встретишь возвышенные души».

В июне Мария-Луиза решила поехать на воды в Экс, что в Савойе. Несмотря на противодействие австрийского двора, опасавшегося вызвать этим неудовольствие Бурбонов, 29 июня она покинула Шенбрунн. Это путешествие она предприняла под именем графини де Колорно.

11 июля она была уже в Шамуни (Шамоникс), где провела шесть дней, гуляя по берегу ледяного моря и по полям.

17 июля, довольная проживанием у этих шамуняров, живших, как она сказала, «в самой заброшенной деревушке в мире», она уехала в Экс.

В Карруже к ее карете подошел присланный австрийским императором офицер. Его звали Адам-Альфред фон Нойперг.

Вот как описал его портрет Меневаль:

«В то время, – пишет он, – это был мужчина сорока с небольшим лет, среднего роста, но с очень аристократической осанкой. Ловко сидевший на нем гусарский мундир и белокурые вьющиеся волосы делали его на несколько лет моложе. Широкая черная повязка закрывала шрам от раны, в результате которой он потерял глаз. Взгляд его был живым, пронзительным, изучающим. Манеры были элегантными, выдавали воспитанность. Язык был ядовито-острым. Он обладал многими прочими достоинствами».

Этот донжуан (люди уже перестали считать его победы над женщинами) родился в 1775 году в Вене в результате поспешной и греховной любви графини фон Нойперг и некоего французского офицера, чей огромный рост приводил в ужас врагов и привлекал дам.

Послушаем снова Меневаля:

«Не могу не рассказать о любопытной детали общности судеб, которая связала бывшую французскую императрицу и генерала Нойперга. Последний был рожден от одного француза. В то время, когда его отец, граф Нойперг, находился в Париже с дипломатической миссией, он познакомился с одним французским офицером из древнего аристократического рода и часто принимал того в своем доме. Графиня Нойперг не осталась равнодушной к достоинствам графа де… настойчиво принявшегося за ней ухаживать. Граф Нойперг мало внимания уделял своей супруге, предоставляя ей большую свободу действий, заботясь только о том, чтобы получать удовольствие от пищи и карточной игры. Между графиней и молодым офицером образовалась интимная связь, плодом которой стал генерал Нойперг. Доказательства этого можно найти в письме матери генерала, обнаруженном среди бумаг графа де… после его смерти. Это переплетение обстоятельств может дать обильную почву для размышлений тем, кто допускает, что в жизни человеческой не последнюю роль играет судьба»54.