В России жить не запретишь - Сергей Донской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И часто такое шевеление пальцами происходит? – поинтересовался Бондарь.
– Все зависит от того, как ты держишься, – авторитетно произнесла Алиса. – Мне кажется, у тебя проблем на входе не будет.
– Не будет. Мне в ночных клубах делать нечего.
– А я бы сейчас с удовольствием в «Тауэр» заглянула.
– По текиле соскучилась?
– Нет, я бы заказала коктейль «Моджито». – Алиса мечтательно зажмурилась. – Несколько капель гаванского рома, содовая, лайм, мята и жженый сахар.
– Разве это вкусно? – усомнился Бондарь.
– При чем тут вкус, когда модно. «Моджито» – писк сезона. В клубах принято делать то, что считается стильным.
– Кем?
– Что «кем»?
– Кем считается? – уточнил Бондарь.
– Ну… – Помявшись, Алиса призналась: – Самими же завсегдатаями и считается. – Вид у нее при этом был несколько растерянный, словно ее озадачило собственное открытие.
– А если все станут хрен без соли жевать, то это тоже будет стильно? – не унимался Бондарь.
– Зачем же хрен? В «Тауэре», между прочим, неплохая кухня, «фьюжн» называется. – Алиса слегка поморщилась, продолжая хрустеть сухарями. – Сундуков однажды уговорил меня попробовать одно блюдо. «Ну-ка, – говорит, – угадай, киска, что ты ешь?» Я думала – овощное рагу, а оказалось – ящерица с тушеным авокадо в горчичном соусе. – Алиса неуверенно добавила: – Нормально. Правда, тем вечером я была очень голодна.
– Знаешь, – честно сказал Бондарь, – если бы меня кто-нибудь вздумал ящерицей угостить, я бы ему эту ящерицу и скормил. Без всякого авокадо.
– Не любишь экзотику?
– Вот настоящая экзотика, – Бондарь сделал размашистый жест. – Перед тобой. Большой суровый мир, от которого только вы как тараканы по щелям прячетесь. Драйв, рэйв…
– По правде говоря, – медленно заговорила Алиса, – по правде говоря, если бы мне предложили на выбор: либо шляться по продвинутым клубам, либо сидеть дома с детишками, то я выбрала бы последнее. – Поразмыслив немного, Алиса понизила голос: – Не безвылазно, конечно. И при наличии отца этих самых детишек.
– Займись перевоспитанием Сундукова, – предложил Бондарь, прикуривая сигарету.
– Лучше ты сам займись моим перевоспитанием, – откликнулась Алиса.
– С какой стати?
– Потому что я – вот она. Только руку протяни.
* * *Алиса бабочкой вспорхнула с земли и распрямилась напротив Бондаря. Прическа у нее была, как у русалки, которую изловили темной ночкой и наспех обкорнали портновскими ножницами. Просторная куртка напоминала покроем хламиду. Юбка грязная, мятая, на торчащих из нее ногах – царапины и ссадины. Бондарь никогда не думал, что при виде такой девушки у него пересохнет во рту. Однако теперь, глядя на Алису снизу вверх, он заподозрил, что голос его может зазвучать с настораживающей хрипотцой. Так и вышло, когда Бондарь грубо спросил:
– Что ты уставилась на меня, как фейс-контролер из ночного клуба? Хочешь что-то сказать?
– Хочу, – кивнула Алиса.
– Так говори.
– Говорю… Можешь взять меня, если хочешь.
– Я и так тебя взял, – выдавил из себя Бондарь, в глотке которого образовалась настоящая Сахара, а в висках застучали крошечные барабаны судьбы. – Взял тебя с собой.
– Я не о том.
– Зато я о том.
– Ты не хочешь меня? – удивилась Алиса.
– Ты разве ящерица в горчичном соусе? – осведомился Бондарь. – Порция кактусовой водки? Коктейль с жженым сахаром?
Вместо того чтобы обидеться, Алиса присела рядом. Когда она погладила Бондаря по волосам, ему захотелось удержать ее за руку, но вместо этого он отстранился и повысил голос:
– Хочешь отблагодарить меня за спасение? Давай тогда подсчитаем все до мелочей, чтобы не продешевить. Я вызволил тебя из плена, я дал тебе две пары носков, шоколад, галеты, воду, куртку, – перечислял Бондарь, загибая пальцы. – Да, действительно, за тобой должок, девочка. Ты можешь расплатиться. Прямо сейчас. Знаешь, как? Ложись поскорее спать и избавь меня от своего присутствия.
– Глупо, – сказала Алиса.
– Что именно? Глупо отказываться от дармового угощения? – Спина, обращенная к ней, окаменела. Словно Бондарь превратился в заколдованную статую, ожидающую, когда с нее снимут чары.
– Глупо вести себя так. – Алиса взяла его за плечо и осторожно потянула, вынуждая обернуться. – Ты ведь не мальчик, тебе уже за тридцать, если я не ошибаюсь.
– Не ошибаешься, – сухо подтвердил Бондарь. – Мне за тридцать, и у меня есть жена. Ты это хотела узнать? Так знай. Мне скрывать нечего. Я не дама бальзаковского возраста, чтобы наводить тень на плетень.
– Конечно, ты не дама, – согласилась Алиса. – Ты мужчина в полном смысле этого слова. Ты спас меня. Но, как сказал один умный человек, мы в ответе за тех, кого приручили. Ты ведь спас меня не для того, чтобы бросить на произвол судьбы? – Алиса подтянула колени к подбородку, обхватила ноги руками и стала похожа на маленькую девочку, которой зябко, страшно, одиноко и которая непременно хочет показать взрослому дяде, насколько ей зябко, страшно, одиноко. – Я не претендую на многое, – рассуждала она. – Мне просто нужен человек, на плечо которого можно опереться. Думаешь, мне приходится сладко в Москве? Думаешь, меня так уж привлекает та мишура, которая зовется тусовкой?
– Полагаю, что да, – ответил Бондарь, однако это был не тот случай, когда чья-то реплика была способна помешать исповеди.
– Блестит, сверкает, переливается всеми цветами радуги… – Алиса изобразила в воздухе нечто большое и объемное. – А на поверку это всего лишь мыльный пузырь, пшик. Лучше не знать, что кроется под этой яркой оболочкой. Там, внутри, сплошь гниль, грязь, мертвечина. Не лица – маскарадные маски. Не улыбки – оскалы.
– Так какого черта ты влезла в это болото? – снова не сдержался Бондарь. – Клубы, сорванные башни, съехавшие крыши, паскудное свингерство с кем ни попадя… Выбирайся, пока не поздно. Бросай своего Сундукова и дуй в Калугу.
– Я родилась в Костроме.
– Тем более. В Москве пропадешь. Тот же Руслан Гелхаев станет тебя искать. – Голос Бондаря приобрел звучание яростного клокотания двигателя, вынужденного работать на холостых оборотах. – Ты хоть понимаешь, в какую историю вляпалась, девочка? Там, – взмах в темноту, – остались трупы чеченских боевиков и долгая память о хакерше, исчезнувшей вместе с секретным компьютером. Это не шуточки. Тебе придется исчезнуть либо в буквальном смысле, либо в переносном.
Алиса упрямо тряхнула волосами:
– Лучше сразу умереть, чем заживо гнить в захолустье.
Бондарь досадливо поморщился. Надеяться услышать что-нибудь иное было глупо. Современная девушка, что с нее возьмешь. Все они были для него инопланетянками. Гостьями из будущего, обитающими в ином измерении.
– Как знаешь, – буркнул Бондарь.
Алиса, по-птичьи наблюдавшая за ним, хмыкнула:
– И вообще, зачем загадывать наперед? Сейчас мы вместе, вот и все, что можно сказать наверняка. Зачем громоздить стену условностей там, где прекрасно можно обойтись без нее? Хочешь, раздень меня. Хочешь, я разденусь сама. Это будет просто и честно.
– Я давно вышел из того возраста, когда бросаются на первую попавшуюся юбку, – отрезал Бондарь, убирая остатки трапезы. – И в утешительных призах не нуждаюсь.
– Вот как? – вежливо удивилась Алиса.
Заготовленная язвительная улыбка так и не появилась на ее губах. Вдруг стало слышно, как громко все это время звучал тысячеголосый хор цикад, вторящий неслышимой, но нескончаемой музыке космоса. Разглядывая окрестности, залитые молочным лунным светом, Алиса ощущала беспредельную тоску от осознания того, что эту ночь и все последующие тоже она обречена проводить одна, совсем одна. Во враждебном мире. Под чужим небом, на котором висит чужая, чудовищно бледная, чудовищно холодная луна.
– Обними меня, Женя, – попросила Алиса. – Вместе нам станет хоть чуточку теплее.
Бросив взгляд на ночное светило, Бондарь поразился тому, насколько схоже оно окраской с лицом, белеющим напротив. Подобно Алисе, луна тоже чего-то ждала. Уплаты какого-то неведомого Бондарю долга?
– Мне не нужно от тебя ничего, – произнес он, после чего сомкнул челюсти так сильно, что услышал скрип собственных зубов.
Это было проделано слишком решительно, чтобы убедить Алису. Усмехнувшись, она взяла его руку и положила на свою грудь, под майку. У нахмурившегося Бондаря перехватило дыхание. Словно к ледышке прикоснулся. Алиса жалобно вскрикнула, когда он смял ее грудь, делая это значительно настойчивей и грубее, чем все те мужчины, которых Алиса знала прежде. Голос его был начисто лишен нежности, как и прикосновения.
– Ни черта ты не греешь, девочка, – равнодушно произнес Бондарь. – Холодная.
– Так отогрей! – выкрикнула с отчаянием Алиса.
– С тобой скорее сам замерзнешь к чертовой матери.
Бондарь убрал руку и встал, глядя не на растерянную девушку, а на белый диск луны в серебрящемся небе.