Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Новая волна нападок на Солженицына, угрозы ГБ. 3 апреля 72-го г. интервью Солженицына газете «Нью-Йорк Таймс». В апреле 73-го г. не удалась попытка передать Солженицыну Нобелевскую премию в его квартире (представителю Шведской Академии, который должен был вручить премию, не дали визу). К этому времени, по мнению Солженицына, принято окончательное решение об его аресте или высылке, при первой возможности. Летом 73-го г. апогей репрессий против Солженицына и Сахарова. Обширная кампания в печати, которая в сентябре внезапно оборвалась, после резко негативной оценки ее на Западе. К тому времени, уже в августе 73-го г, когда после 5- дневного допроса сотрудницы Солженицына В. Д. Воронянской (она затем покончила самоубийством) была обнаружена рукопись «Гулага». Автор оказался вынужденным ускорить публикацию его на Западе. 24-го сентября 73 г. первая жена Солженицына, Наталия Решетовская, сообщила ему, что ГБ предлагает разрешить печатать «Раковый корпус» в обмен на прекращение публикации «Гулага». Солженицын отказался. В конце 73-го г. первый том «Гулага» вышел в парижском издании YMCA-press. Затем, в 74-м г., появились его переводы и второй том. 19 января 74 г. в «Правде» напечатана передовая с резкими нападками на Солженицына, перепечатанная всеми центральными и местными газетами. Последовал поток яростных писем с осуждением Солженицына (среди них писателей К. Симонова, Расул Гамзатова, режиссера Г. Товстоногова). Через два дня Серг. Михалков заявил, что никто не собирается удерживать Солженицына, если он хочет уехать туда, «где он и его работа будут служить борьбе против социализма и коммунизма» (62). 8 и 11 февраля 74 г. Солженицына дважды вызывали в Генеральную прокуратуру. Он не явился туда. 12 февраля его арестовали, вечером того же дня в следственной тюрьме КГБ ему предъявили обвинение в государственной измене, Солженицын был лишен советского гражданства, а 13-го февраля «выдворен» из СССР и доставлен в ФРГ.

Переполох в лагере властей по поводу выхода «Гулага». Начинается широко развернутая кампания, с привлечением не только внутренних, но и зарубежных средств воздействия на массы. Постановление Секретариата ЦК КПСС о разоблачении антисоветской кампании в связи с выходом книги А. И. Солженица «Архипелаг Гулаг». 4 января 74 г. Сов. секретно.1.Утвердить текст телеграммы советским послам. 2.Опубликовать в «Правде», «Литературной газете» статьи, вскрывающие антисоветскую суть «злостных писаний» Солженицына, подлинные цели поднятой на Западе шумихи вокруг романа. 3.Поручить ТАСС, АПН, Гостелерадио в оперативном порядке распространить материалы, в которых показать подлинные политические цели враждебных делу мира и социализма писаний и деятельности Солженицына, раскрыть суть антисоветской кампании, направленной против разрядки международной напряженности. 4.ВААП изучить вопрос о возможности применения правовых санкций против нарушения Солженицыным норм советского законодательства и доложить ЦК КПСС. 5.Средствам массовой информации активизировать работу по разоблачению антинародной сущности буржуазного демократизма, расизма, аморализма, буржуазной культуры, в особенности буржуазного диктата по отношению к деятелям демократической культуры. Принято единогласно на заседании Секретариата ЦК КПСС. Подписано шестью секретарями ЦК, от Суслова до Устинова. Таким образом, делом Солженицына непосредственно занимались самые высшие партийные инстанции. В приложении к Постановлению давался текст письма, разосланного шифром КГБ послам 16 стран (Берлин, Прага, Будапешт, Варшава, София, Улан-Батор, Гавана, Париж, Бонн, Лондон, Брюссель, Рим, Копенгаген, Вена, Буэнос-Айрес, Нью-Йорк). Послам предлагалось встретиться с «представителями руководства друзей» (т. е. с руководителями зарубежных компартий — ПР) и передать следующее. Далее шел текст сообщения советского руководства — инструкция «друзьям»: «Реакционная печать, прежде всего в США и во Франции, начала, как вам известно, новую антисоветскую кампанию в связи с выходом книги Солженицына „Архипелаг Гулаг“. Момент выхода этой книги совершенно очевидно выбран с таким расчетом, чтобы нанести ущерб дальнейшему развитию разрядки напряженности. Одновременно книга Солженицына, носящая антисоветский и антисоциалистический характер, направлена на дискредитацию Октябрьской революции, социализма как системы и лично В. И. Ленина, бесспорно будет использована антикоммунистами, чтобы нанести ущерб всему нашему движению, интересам революционной классовой борьбы».

О том, что с «нашей стороны» будут приняты меры политического и пропагандистского характера, чтобы дать спокойный, аргументированный ответ на клеветническую кампанию. Там будет подчеркнуто, что книга направлена не против отдельных сторон, а против социалистического строя в целом, против самой идеи социалистической революции, коммунизма, и в более полной форме, чем ранее, «раскрывает суть контрреволюционных, по сути белогвардейских, воззрений ее автора».

По существу возвращаясь к установкам сталинского времени, власти не решались полностью отказаться от постановлений хрущевского периода, по крайней мере, на словах и в тех случаях, когда приходилось иметь дело с зарубежными компартиями. В обращении к ним по поводу Солженицына говорилось: «КПСС, как хорошо известно товарищам, еще на своем XX съезде твердо и определенно подвергла критике нарушения социалистической демократии и законности, имевшие место в прошлом, в 30-40-х годах, и заявив, что ничего подобного впредь никогда допущено не будет. Это наша принципиальная позиция, которую вновь подтвердил и XX1У съезд КПСС, и она последовательно проводится в жизнь». Это — для «внешнего употребления». Успокоив «товарищей», авторы Постановления обращали их внимание «на новую антисоветскую кампанию» и высказывали пожелание, «чтобы ваша партия в подходящей для нее форме дала на нее ответ. Мы исходим из того, что, как неоднократно подчеркивалось в документах вашей партии, борьба против антисоветизма является общим делом коммунистов». Таким образом, в обращении к компартиям содержался призыв начать международную коммунистическую травлю Солженицына и даже намечались конкретные обоснования такой травли. Отдельно для Парижа было вписано от руки: «В Москве с удовлетворением обратили внимание на статью т. Лейрака в „Юманите“<…> Думаем, что взаимодействие наших партий в этом случае, как и во многих других, может сыграть действенную роль в борьбе с противниками социализма». После текста стояло: «Исполнение телеграфируйте». Т. е. не только давалась инструкция, но и требовался отчет об исполнении ее. Вот и говори после этого об отсутствии якобы выдуманной «руки Москвы». В комментариях отмечается, что материал ВААПа и подготовленная на его основании справка Отдела Пропаганды ЦК КПСС свидетельствовали о невозможности применить к Солженицыну «санкции советского законодательства об охране авторских прав», так как он передал «Гулаг» зарубежным издательствам более чем за полгода до введения в силу нового закона и все договоры оформил в соответствии с юридическими нормами (согласно новому закону все операции по изданию произведений советских авторов за границей осуществлялись только через ВААП-ПР) (Бох 203–205,616).

Мы не останавливаемся на других репрессиях против писателей, на акциях КГБ (см. о них подробно у Кречмера, с.59–70). Только назовем некоторые события и имена (разгром «Хроники текущих событий» в 72 г. — первый масштабный опыт подавления диссидентского движения; «самолетное дело», дело Буковского, дело Марамзина и Хейфеца, меры против «тамиздатовских» публикаций, Шаламов, Галич, Окуджава, Гладилин, братья Стругацкие, Максимов, Л. Чуковская, В. Некрасов, Войнович и др.). О некоторых из них мы уже упоминали, о других будем писать далее.

Преследованиям подвергались даже писатели, имевшие довольно официальную репутацию. 29 апреля 71 г. Главлит посылает в ЦК КПСС Записку о зарубежных выступлениях К. М. Симонова, направленных против советской цензуры. Секретно: При контроле иностранной литературы, поступившей в СССР, установлено, что в германской реакционной печати и в передачах антисоветской радиостанции «Немецкая волна» сообщается о выступлении Симонова 22 апреля 71 г. в Западном Берлине (приводятся цитаты из газет и «Немецкой волны». В приложениях выходные данные газетных статей и текста радиопередачи). В сообщениях утверждается, что Симонов «сделал заявления в защиту Солженицына, а также осудил действия советской цензуры, которая не допустила опубликование одного из произведений К. Симонова». Во всех сообщениях приводятся слова Симонова из выступления 22 апреля: «Я не намерен скрывать, что у нас существует цензура, и было бы странным, если бы я, как писатель, сказал, что люблю ее. Однако она нужна. Она была введена Лениным на трех условиях: не допускать к печати ни контрреволюционной, ни мистической, ни порнографической литературы. Тогда, когда цензура выходит из рамок этих ограничений, она мне совсем не по душе». Ссылаются на признания Симонова в том, что цензура задерживает одно из его произведений (о войне), на утверждения писателем своей правоты: «Я вел себя как коммунист и обратился в партию. Я убежден, что окажусь правым». Симонов говорил, что мог бы переслать свое произведение на Запад, как это было с Солженицыным, но знает, что в таком случае «его произведение было бы использовано на Западе против Советского Союза» (такого он, дескать, допустить не может — ПР). Трудно истолковать такие заявления Симонова как антисоветские, направленные против цензуры. Скорее наоборот. Но и они не нравятся Главлиту и он «сигнализирует» в ЦК.