"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

Хотен медленно спустил ноги со скамьи, уселся. Помотал головою – не кружилась, слава богу. Митрополит сердито взирал на него из-за книг, заваливших его стол. Ничего не поделаешь, служба заставляет быть назойливым. Поклонился Хотен и заговорил:

– Я отдохну, господине пресвятой отче, однако обязан выполнить иное поручение великого князя. Не обессудь, но велел он с тобою его обсудить.

Поведанное Хотеном митрополит выслушал с видимым нетерпением, однако прерывать не стал. Помолчал по своему обыкновению, потом заговорил, явно преодолевая нежелание:

– Не по душе мне такие дела, однако если уж велено тебе… Я ведь тоже оказался вроде как на службе у твоего великого князя, без него мне на вожделенный престол в Святой Софии никогда не вернуться. Да, я рассказывал ему одну байку, которую очень давно слышал в Константинополе, по-нашему Царьграде, когда учился там. Ловили лазутчика при дворе персидского царя, и царь каждому из вельмож, коих подозревал, сообщил наедине придуманную весть, важную для его врага, царя Лидии. Только каждому свою особую, понял? И когда царь Лидии повел себя так, как следовало поступать после сообщения, придуманного для одного из вельмож, того вельможу и… казнили его, одним словом.

– Нам такое не подходит, – покачал головой Хотен. – У великого князя нет времени, чтобы выяснять, какую именно подставную весть получит князь Юрий. Однако весьма мудрый был замысел, господине отче.

– Ты тоже неплохо придумал, только имей в виду, что изменник, скорее всего, отправится в Киев не сам, а пошлет своего человека.

– И я про то думал. И весть сообщит на словах, а не в грамоте – если не полный дурак. Спасибо тебе, господине пресвятой отче, за великую ко мне, ничтожному грешнику, доброту.

– И тебе спасибо, боярин, что поразвлек малость. А то я все с книгами, да с книгами. А рожа келейника опротивела уже.

Разговор этот вспоминал Хотен, когда на исходе следующего дня в дорожной одежде, в вонючем кожухе, снятом с Хмыря, и на беспородной кобыле Мухрыжке медленно ехал Борисоглебской улицею, разыскивая описанный ему прохожим владимирцем двор гостя Карпа. О, если бы и лазутчика можно было так легко найти, как двор в городе! А вот и он, Карпов двор. Любопытно, ведь звание гостя у купца предполагает не только занятие торговлей за пределами Руси, но и богатство. И почет: вон у варягов, как слышал Хотен, гостями называются старшие дружинники князя, вроде наших бояр, тысяцкого и конюшего. А дом у гостя Карпа оказался небольшим, хоть и не сказать, чтобы скромно украшенным. На калитке, например, висел немецкий бронзовый дверной молоток, которым Хотен не преминул воспользоваться.

После нелепой перебранки со слугой он оказался в довольно прохладной, холодным дымком припахивающей горнице, где навстречу ему встал невысокий, крепко сколоченный муж в домашней одежде. Поклонился и молча показал на скамью.

Хотен перекрестился на красный угол, поклонился, уселся и завел свою речь:

– Прости, что не назвался твоему слуге, почтенный Карп, но дело, по которому я обращаюсь к тебе, весьма тайное. Я Хотен Незамайкович, новый боярин и советник великого князя, и к тебе пришел по его поручению. Оделся поплоше, чтобы меньше замечали меня в городе. А поручение мое: нанять у тебя двух-трех людей для тайного одного дела. Великий князь Изяслав Мстиславович сказал мне, что ты обижен князем Юрием Долгоруким, а потому поможешь мне.

Хозяин еще более сузил свои глаза-щелочки:

– Меня раньше звали Карпом Сустуговичем по отцу моему, Сустуге, однако теперь благодаря князю Юрию так обеднел, что отчества недостоин…

Гость встрепенулся, обрадовался:

– Ты ж говоришь, как людям подобает, не мяукаешь, подобно местным! Так ты из Киева, почтенный муж?

– Да, и я слышал о тебе, емец. Ведомо, небось, и тебе самому, что в Киеве мало кто о тебе не слышал. Вот только говорили мне, что ты после ранения ушел со службы у нашего князя Изяслава и сидишь себе тихо в усадьбе среди леса…

Хотен пожал плечами, помолчал, потом заговорил медленно и терпеливо:

– Я уже понял, что ты за человек, почтеннейший Карп Сустугович. Встречался с такими. Да, я емец Хотен, и я опять служу у князя Изяслава. Теперь он взял меня в бояре советником. Справиться обо мне можно у бояр Чудина, Петра Бориславовича и децкого Радко, только у них: пока я тайное сие дело веду, в гриднице часто не появляюсь. Если хочешь, покажу тебе рубцы на теле от тех ранений, про кои ты слыхал.

Хозяин молча продолжал смотреть на гостя. Тот вздохнул и продолжил:

– И догадываюсь я, какой вопрос ты задашь следующим. Однако про дело тайное великокняжеское я расскажу тебе, если только поклянешься самой страшной клятвой, что никому не скажешь. Целуй сперва крест, а затем, ты уж прости, Карп Сустугович, поклянись и Велесом, богом предков наших.

Слова не сказав, поцеловал купец крест и поклялся Велесом, а в конце клятвы удивил Хотена, добавив слова древней клятвы: «…и если открою кому, да буду посечен от своего же оружия и да стану я желт, как золото».

– Теперь слушай, Карп Сустугович… – и Хотен поведал ему про поручение князя. Тогда спросил купец:

– А успел ли ты выведать, с кем мог поговорить князь Владимир Мачешич перед отъездом?

– Да, – ответил Хотен, полдня сегодня пробегавший, чтобы теперь, прикрыв глаза, с уверенностью перечислить. – Пирошка, она же Ирина Белушевна, супруга, постельничий Семенко, старший конюх Чах, чашник Бородавка. Это все, кто мог общаться с князем в тереме и не поехали с ним. Великий князь, дав поручение, не отходил от брата, все советовал, как говорить с королем, пока Владимир не принялся зевать и не заявил, что должен отдать распоряжения на завтра и потом поспать. Вечерня уже закончилась, когда братья разошлись, а еще до света Изяслав снова был рядом с братом и провожал его, пока тот не выехал через Краковские ворота. Мы сперва грешили на любовницу Владимира, некую Маричку, но к ней он едва ли успел той ночью наведаться. Не пешком же бегал, конюх в конюшне всю ночь готовился к поездке…

– Все едино, добре бы было и за нею присмотреть…

И вдруг узкие глазки купца сверкнули:

– Послушай, емец! Я знаю, как нам и лазутчика поймать, и князевы гривны меж нас двоих разделить полюбовно. Белушевна, говоришь?

– Ну?

– Она большая щеголиха, сия мадьярка, все время перешивает свои наряды и разоряет Мачешича на новые. А знаешь ли, кто ей поставляет ткани?

– Говори, не томи!

– Торговец сей тебе добре известен. Персиянин Саид, он перебрался сюда года два назад, но и лавку на Подоле в Киеве сохранил: теперь время от времени отправляет туда одного из приказчиков.

Хотен вскочил на ноги и, руки потирая, забегал по комнате, бормоча:

– Прознать, когда приказчик поехал в Киев, не после ли отъезда Владимирова… Он не мог вернуться быстрее нас на своих санях… О черт, нет!

– Чего с тобою стряслось, Хотен Незамайкович?

– А то, купец, что сей Саид мой злейший враг. Именно он приказал убить меня, когда нашел я половецкого жеребца князя Башкорда. А я до сих пор не мог ему отомстить… Ну, конечно, мне очень хочется, чтобы лазутчиком оказался он, и я его подведу под петлю. А настоящего лазутчика упущу…

Хозяин молча встал со скамьи, открыл поставец, достал кувшин и две глиняные кружки.

– Прошу, охладись, пиво тут варят доброе, говорят, что вода для того хороша… А давай так. Отдай персиянина мне. Мои ребята и за ним присмотрят, и за его приказчиками. Есть у меня среди его людей свой человечек.

Хотен с отсутствующим видом налил себе пива, поднес кружку к носу, понюхал, сделал глоток… И в самом деле. Князю Владимиру тесно показалось жить в одном тереме с братом, он выстроил себе свой, заняв часть городской площади, как раз напротив терема, где живет великий князь с дружиной. Присмотреть за Белушевной и оставшимися дома дружинниками Владимира не сложно, и люди Радко и Чудина с этим заданием легко справятся. А как бы они смогли присмотреть за двором Саида? Да и хоть и переодень их, каждый за версту распознал бы в сих громилах переодетых дружинников!