Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди студентов Московской консерватории.
Крайний справа – композитор, доцент (теперь профессор) Роман Семёнович Леденёв; крайний слева – его ученик Юрий Мартынов. Май 1981 г.
Участники фестиваля советской музыки в Свердловске (Екатеринбурге), посвящённого 40-летию Победы.
Слева направо: композиторы Леонид Афанасьев, Евгений Мартынов, Давид Тухманов, солист Свердловской филармонии Валерий Топорков, композиторы Юрий Саульский и Геннадий Корепанов-Камский
Весь 3-й этап творчества брата начиная с 1982 года можно охарактеризовать как «вживание» в новые молодёжные волны – их было две. И если в первой волне Мартынов всё-таки смог ассимилироваться, хоть и был постоянно оттесняем с ведущих позиций, то вторая волна, начало которой по времени соответствовало наступлению перестроечного «чёрного» рока, примерно в 1988–1989 годах, повергла брата почти в растерянность. Тогда в творческом нокдауне оказались многие: постепенно сошли с композиторского эстрадного Олимпа, а потом и вовсе исчезли со сцены Зацепин, Тухманов и Паулс, покинули «высшую лигу» такие крупные фигуры, как М. Дунаевский, В. Мигуля, А. Мажуков, Ю. Саульский, А. Пахмутова, Г. Мовсесян, А. Морозов, О. Иванов, почти совсем смолкли классики.
Женя однажды исповедовался мне по телефону:
– Вчера отработал в подмосковной «сборной солянке»[12]… Знаешь, публика становится какой-то всё более чужой… Нельзя сказать, что я прохожу плохо… Но в зал лучше не вглядываться: глаза на тебя смотрят уже не те, лица тоже не родные, жвачку жуют, курят, разговаривают во время концерта, кричат что-то, ходят по залу… Правда, со мной выступали певцы и певицы какие-то левые – в цепях, полуголые, я даже имён их не знаю, а в зале такой гвалт и визг поднялся, что еле-еле милиция всех угомонила. Да, эта публика пришла уже не на Мартынова… Вот я и думаю: мы с тобой слушаем Уитни Хьюстон, Хулио Иглесиаса, Барбару Стрейзанд, восхищаемся их культурой пения и аранжировками песен, а ведь в нашей новой молодёжной эстраде к этому даже тяги нет… Только что прослушал опять пластинку Ширли Бесси. Это ведь конец света! Можно сказать, что люди творчеством занимаются. А тут же мрак, что стало твориться! Толпа вчера ревёт, на сцену лезет, милиция её оттуда сбрасывает… Сумасшедший дом какой-то и всё!..
Как видим, затронутые мной вопросы, касающиеся стилистики песенного и инструментального аккомпанемента, записи фонограмм, использования электроники и компьютерной техники в эстрадной музыке, являются лишь надводной частью айсберга композиторских проблем. Основы же этих проблем, остающиеся для публики вне поля зрения и слуха, кроются в сферах экономики, идеологии и социологии, в частности в области взаимоотношений отцов и детей, сосуществования и преемственности (а также антагонизма) поколений.
Глава XV
Немного о Союзе композиторов – членом которого я, кстати, являюсь – и о взаимоотношениях брата с этой организацией.
С конца 70-х годов Женя серьёзно задумался о вступлении в союз и стал планомерно двигаться к цели, взяв курс на максимально возможное сближение с организацией, объединявшей почти все профессиональные композиторские силы страны. Я выразился: максимально возможное сближение. Да, эта «возможность» определялась, как правило, формальным наличием диплома о композиторском образовании. Если такового у композитора не имелось, то его вступление в творческий союз рассматривалось как исключительное явление. Тем не менее в союзе подобных исключений было немало, особенно в стане песенников. К тому же инициатива на привлечение Мартынова к работе этой мощной и авторитетной организации исходила и из самого Союза композиторов: Женю стали всё более активно приглашать в концерты, организуемые песенной комиссией и Бюро пропаганды советской музыки, от чего эти концерты, разумеется, хуже не становились, а интерес к ним у публики увеличивался. Заслуженная популярность песен Евгения Мартынова постепенно делала своё дело в композиторской среде: как профессионала Женю признали практически все песенные авторитеты, почтенно здоровавшиеся с братом за руку и при встрече осыпавшие его комплиментами. Но до подачи заявления о приёме в союз дело дошло только в 1981 году, а реальное движение этого дела началось лишь в 1983-м.
Рекомендации на принятие Евгения Мартынова в члены творческой композиторской организации написали Марк Григорьевич Фрадкин и Никита Владимирович Богословский, довольно тепло относившиеся к Жене и его творчеству. Помню, брат рассказывал, что пригласили его однажды поучаствовать в шефском концерте где-то в Подмосковье (кажется, в Наро-Фоминске). Принимали участие все московские песенники-классики, и каждый должен был выступать лишь с одной песней. Дошло дело до Мартынова. Спел он «Алёнушку»… И неужели когда-либо и где-либо брата могли отпустить с одной песней?! Публика неистовствует, Женя то уходит за кулисы, то вновь возвращается поклониться. Аплодисменты и выкрики из зала – «Яблони!.. Лебединую!.. Соловьи поют, заливаются!..» – не смолкают уже около пяти минут. Брат садится наконец за рояль и под свой аккомпанемент выдаёт «Лебединую верность». Восторг в зале пуще прежнего!
Тут к сцене из-за кулис решительно подходит Н.В. Богословский и тихо, но сурово молвит безуспешно пытающемуся откланяться маэстро:
– Прекращай немедленно! На тебя и так все обозлены, а ты их дразнишь ещё больше! Я тебя всячески хочу приблизить к союзу, ты же, как мальчишка, сам себя от него отдаляешь!
– А я тут при чём, Никита Владимирович? – от волнения всегда чуть заикаясь, пытается возразить брат. – Вон что в зале творится! Не отпускают ведь…
– Ты бы лучше поинтересовался, что за кулисами творится и что будет твориться на твоём приёмном обсуждении! Там теперь тебя быстро «отпустят», ещё пинка под зад дадут за такие концерты!
– Да я-то уже давно ушёл… Только, слышите, ведущая опять на сцену вызывает.
– Женя! Уходи, пока не поздно, от греха подальше!.. Вот так-то будет лучше… А в зале поорут-поорут да перестанут. И ведущую твою не задавят, не бойся. Не им вступать в Союз композиторов, а тебе…
«А зачем вообще нужно было вступать в союз? – зададутся вопросом некоторые читатели. – Ведь можно же творить и без него, и вне
