Мафия шутит. Ничего личного – только юмор - М. Нокс

Никаких попыток ни с чьей стороны на предмет объяснений, почему все прошло именно так, никогда не было и никто не пытался ничего оправдать. Я это знал и не задавал вопросов.

У нее был премилый голосок и она так смотрела, будто перед ней необозримая даль.

Когда преступление вершится без помех, оно скучно. Очень прибыльно и очень скучно.

Для меня оставалось загадкой, как при всей своей красоте сельская местность может быть такой неуловимо печальной.

Америка – это страна-жонглер, и мы все как-нибудь сможем продержаться в воздухе, причем летая не из руки в руку, но от света к тьме, от ночи к дню…

Закон не Бог придумал. Закон – это общественное мнение. Я вам многое о законе могу рассказать… Закон – это деньги, которые я плачу за него, закон – это мои накладные расходы.

… о репортерах никогда ничего точно неизвестно, о себе они не пишут, они для тебя просто бесплотные существа, навязывающие слова, из которых складываются представления и мнения, себя они не выдают, совсем как фокусники, только жонглирующие словами.

…если ему надо будет узнать что-то от меня, то он узнает это через математику.

В моей маме есть нечто от волшебницы. Она – высокая женщина, выше меня. Она – выше моего отца, судя по фото на бюро в главной комнате, становившейся ее спальней, когда она разбирала диван. Много лет назад она перечеркнула фигуру мужа цветным мелком крест-накрест. А до этого бритвой сцарапала его лицо. Да, да, она делала подобные вещи. Когда я был совсем малым, то думал о всех ковриках мира, что они сделаны из мужских пиджаков и брюк. Она прибила его пиджак на входе гвоздями к полу, как шкуру зверя. Еще у нас в доме всегда стоял запах свечей и пригарков. Вот такая квартира!

Город – это остановка в земноводном путешествии, это место, куда мы вылезаем, покрытые липкой грязью, и едим, и оставляем свои следы, и танцуем, и сбрасываем нашу чешую, прежде чем отправиться в черные горы, где дуют сильные ветры и нет дождей.

Мир в большинстве своем хаотичен и событиен, но каждый случай потенциально пророчит тебе что-то.

Пока в ваших ушах не раздается близкий свист пуль от боя, происходящего на ваших глазах, невозможно понять, как стремительна жизнь. Она в такие секунды превращается в сгусток энергии, никакие законы и правила не действуют.

Деньги – это тоже бумага, и ее место в сортире.

Любители разбавленного виски со льдом хотели от жизни слишком многого и теряли не меньше.

… Видеть того, о ком ты знал только по газетам, уже само по себе поразительно, но увидеть человека, про которого газеты пишут, что он находится в розыске, – это уже почти чудо.

… Закон не Бог придумал. Закон – это общественное мнение. Я вам многое могу о законе рассказать… Закон – это деньги, которые я плачу за него (прим. – за адвоката), закон – это мои накладные расходы. Трепачи могут одно сделать законным, другое – незаконным, все эти судьи, адвокаты, политики – они ведь тоже по-своему мошенничают, только стараются ручки не замарать. Разве их можно уважать? Не советую. Уважайте себя.

Даже преступная деятельность, если видишь ее изнутри, день за днем, выглядит скучной.

… если ты не бегаешь и не прячешься и находишься в розыске, значит, ты можешь заставить людей не видеть себя, а это уже очень серьезное колдовство. Понятно, что это делается помахиванием долларами, махнул долларами – и тебя не видно. Но все равно это тяжелый и опасный фокус, и он может сорваться в самый неподходящий момент.

Мысль о том, что люди могут пережить любую потерю, пока остаются сами собой, несколько успокоила меня.

Жить гораздо проще на планете, где никому ничего не надо объяснять.

История окончилась, ты жонглируешь шариками, запустив один в небо, ты уже просчитываешь момент его возвращения тебе в руки, а он застывает на мгновение в небе… и возвращается. Так и жизнь, она не всегда хороша, а только тогда, когда ты что-то держишь в руках.

Банды Нью-Йорка

Книгу «Банды Нью-Йорка» Герберт Осбери написал в 1928 году. Больше документальная, нежели художественная, книга рассказывает историю возникновения самых знаменитых банд Нью-Йорка. Книга также была экранизирована. Мартин Скорсезе больше 20 лет вынашивал план по созданию монументального фильма о бандах XIX века, и лишь в начале ХХ века режиссеру удалось убедить кинокомпанию выделить деньги на монументальный проект.

Цитаты

На конце полицейской дубинки больше закона, чем в решении Верховного суда.

Система взяток, которые раздавал Во Ки, была налажена превосходно, и полиция относилась к его деятельности настолько терпимо, что молва о его успехе распространилась широко, и через 2 года еще один китаец открыл магазин на улице Мотт, 4, в качестве прикрытия для зала азартных игр и опиумной курильни. Еще в 1872 году в районе было 12 китайцев, а к 1880-му их число возросло до 700. Они прибывали толпами, и прошло немного времени, прежде чем они вытеснили ирландцев и немцев, захватив всю недвижимость на улицах Дойерс, Мотт и Пелл, а их избыток тем временем распространился в Бауэри и на юго-запад от Чэтэм-сквер по направлению к Пяти Точкам.

Грубые, обрюзгшие лица, которые мы видим в этих домах, таковы же, каковы и по всему миру.

Основное кредо гангстера, как, впрочем, и любого другого представителя криминального мира, заключается в том, что человеку принадлежит все только до тех пор, пока он может это удержать, и тот, кто это у него отнимет, не сделает ничего дурного, а просто докажет свою сообразительность.

Сицилиец

«Сицилиец» – роман американского писателя Марио Пьюзо, изданный в 1984 году. В 1987 году роман был экранизирован режиссером Майклом Чимино. Роман представляет собой художественную историю, основанную на реальной жизни итальянского народного героя Сальваторе Джулиано, часто сравниваемого с Робин Гудом.

Цитаты

Либо они будут убивать, либо будут убиты.

Мафия походила на средневековое королевство, где влиятельные бароны объединялись и поддерживали в войне самого сильного, которого они признавали своим правителем. Но, как и тех древних баронов, король должен был обхаживать их, наделять полученной на войне добычей. Дон Кроче правил ими не с помощью силы. Он правил, объединяя их разные интересы в интерес общий, что было лишь на пользу им всем.

Либо ты разбогатеешь, либо тебя будут любить.

Гильяно продолжал улыбаться той тайной улыбкой ребенка, который считает, что весь мир принадлежит ему.

Они действовали с беспечностью и уверенностью детей, которые прячут свои сокровища от родителей, словно достаточно задумать обман – и он удастся.

Он был человеком чести. То есть человеком, который относился к другому со скрупулезной честностью и которого нельзя безнаказанно оскорблять.

Натура у меня такая, а может, и мое несчастье, что я все сделаю для друга, коль попросит.

…нельзя оправдывать убийцу на том лишь основании, что он красив, начитан и может играть на гитаре.

В детстве, да и в молодости мы любим своих друзей, прощаем их недостатки и делимся с ними всем, что у нас есть, – это естественно. Каждый день для нас – новая радость, и мы с надеждой, без страха смотрим в будущее. Мир не таит в себе опасности, это счастливое время. Но мы взрослеем, нам самим приходится добывать себе хлеб, и мы уже не заводим с такой легкостью друзей. Мы вынуждены все время быть начеку. Ведь никто из старших о нас больше не заботится, а мы уже не можем довольствоваться нехитрыми детскими радостями. У нас появляется честолюбие – мы хотим стать великими, богатыми, всесильными или хотя бы оградить себя от неудач… Но настало время задать себе вопрос – а какова же цена этой любви? И существует ли она вообще после всех этих лет, или о ней осталась только память?

Он вскоре заметил, что его жена не боготворит землю, по которой он ходит, а это уже говорило о неуважении.

Ты жив, а он мертв. Всегда помни это и живи так, чтобы быть не героем, а живым. Со временем герои начинают казаться чудаками.

Женщины чересчур наивны – они не понимают страсти и алчности, с какими мужчины тянутся к материальным благам мира сего.

Не следует любить мужчину за лицо.

Сицилийцы ужасно боятся правды. На протяжении тысячелетий тираны и инквизиторы пытали их, чтобы добиться правды. Правительство в Риме со своим юридическим аппаратом требовало правды. Священник в исповедальне выжимал правду под угрозой вечного проклятия. Правда была источником власти, рычагом управления – так почему человек должен выбалтывать ее?