Модельный дом - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да, твоя Кукушкина. Видимо, уже прошло опознание».
«Но… но как они могли на нее. выйти?»
«Могу только догадываться».
«Петровка?»
«Не похоже».
«Тогда кто же? Насколько мне известно, все концы были обрублены».
«Видать, не все. Впрочем, я догадываюсь, кто».
«Прокуратура? Городская?»
Видимо, в силу каких-то причин звонивший не очень-то спешил раскрывать свои карты.
«Чуток попоздней скажу, когда хрусты понадобятся».
«Какие еще хрусты!» — видимо возмутилась Валентина Ивановна. — С тобой же Серапион полностью расплатился».
Она впервые обозначила имя своего клиента, и это была удача, о которой майор даже помышлять не мог.
«Так ты что же думаешь, что я зелень в банке храню или, может, под подушкой дома прячу?.. Короче, слушай сюда! Если все действительно так, как я думаю, а я ошибаюсь редко, то буквально не сегодня-завтра мне понадобится много денег, чтобы раз и навсегда закрыть пасть особо любопытным. Врубаешься, надеюсь? После чего мне надо будет на какое-то время смотаться из Москвы. Возможно, даже уехать за бугор. А для этого, как сама понимаешь, тоже нужны бабки и немалые».
«Но послушай! Ведь это уже твои проблемы».
«Не-е, не только мои. Это общие проблемы. И твои, и мои, и Серапиона».
«Ладно, хорошо. А сам-то он что?»
«Да ничего. Сказал, что сам из этого дерьма выкрутится, а вот нам с тобой неплохо бы и меры кое-какие предпринять».
«То есть дал полный карт-бланш?»
«Считай, что так».
«Козел!»
«Вот и я о том же. И поэтому мне потребуется валюта. Лучше всего, если в евро, но можно и зеленью».
«Сколько?»
«Триста!»
«Чего… триста?»
«Тысяч! Долларов».
«Но ведь это же…»
«Ты хочешь сказать, грабеж? А я хочу сказать, что дешево отделалась. Да, и вот что еще. Не психуй и не вздумай предпринимать что-то со своей стороны, можешь дров наломать. Так что, ты и Серапион — бабки, а всю работу я беру на себя. Все, до связи! Звонить буду в силу необходимости».
Перечитав еще раз распечатку телефонного разговора, Трутнев подчеркнул карандашом те строчки, на которые необходимо было обратить особое внимание, провел расческой по волосам и, перекрестившись на окно, за которым просматривался внутренний двор Главного управления внутренних дел Москвы, поднял доисторически черную телефонную трубку.
— Майор Трутнев!
— Да, Владимир Михайлович уже спрашивал о вас.
— Он мог бы принять меня?
— Секунду… Да, заходите.
Доложив Яковлеву о телефонном звонке, поступившем на мобильный телефон Глушко, Трутнев положил на стол распечатку и, наблюдая за тем, как генерал вчитывается в строчки, ждал его реакции. По его твердому убеждению, мадам Глушко уже можно было брать со всеми вытекающими последствиями и колоть ее до самой задницы, пока не согласится на «чистуху». Однако Яковлев не торопился с выводами. Ткнув пальцем в подчеркнутые Трутневым строчки и негромко произнес:
— Вот тут ты абсолютно прав, майор. Чистильщик, а это, судя по всему, он, намерен провести какую-то акцию по «Глории» и, чтобы не искушать судьбу, свалить на время за границу.
Сергей Трутнев не был бы муровским опером, если бы не относился с долей скептицизма к различного рода агентствам, которые зачастую не только мешали проводить оперативно-розыскные мероприятия, но даже гадили порой операм, и поэтому не мог не возразить хозяину этого просторного кабинета:
— Вы думаете, что слова «закрыть пасть особо любопытным» относится к «Глории»?
Яковлев с удивлением уставился на майора.
— А ты что же думаешь, к тебе? Или, может, ко мне?
— Нет, конечно, но…
— К следователю прокуратуры?
— Ну-у, не могу, конечно, точно сказать, однако…
— А если не можешь, тогда помолчи, — посоветовал Яковлев. — А чтобы прочистить тебе мозги, скажу больше. Не ввяжись в это дело Турецкий с «Глорией», мы, как это ни прискорбно говорить, вряд ли вышли бы на это преступление, и Чистильщик все прекрасно знает. И его обещание «закрыть пасть особо любопытным» не простые слова.
Яковлев бросил стремительный взгляд на Трутнева и замолчал, словно на чем-то споткнулся. Рывком поднялся из-за стола, прошел к окну.
— Слушай, Сергей, — генерал Яковлев только в исключительных случаях называл майора по имени, и это не могло не насторожить Трутнева. — Ты помнишь гибель того помощника депутата Госдумы, который из борделя не вылазил?
— От «Зоси»?
— Господи, да от кого же еще!
— Мьггникова?
— Да, точно… Мытникова!
— Как же не помнить! Из-за него тогда вся разработка по «Зосе» накрылась.
— А не помнишь, случаем, заключение экспертов?
— То есть, заключение судебно-медицинской экспертизы? — на всякий случай уточнил Трутнев.
— Слушай, майор, видать, не быть тебе полковником. Совсем мышей не ловишь.
— Помню, но только в общих чертах.
— И?..
— Сильный ушиб головы и травма, не совместимая с дальнейшей жизнедеятельностью.
— Эго слишком расплывчато. А более конкретно?
Трутнев напряг память, припоминая заключение медиков по поводу смерти помощника депутата Госдумы Мытникова, но память словно зациклилась на «ушибе головы», и он вынужден был виновато развести руками:
— Не помню, товарищ генерал.
— Ладно, хрен с тобой, но надеюсь, что копия того акта у нас осталась?
— Конечно.
— В таком случае, чтобы через десять минут доложил мне точную формулировку. А также захвати акт вскрытия этой девчонки, что выловили на Борисовских прудах.
— Вы думаете, что…
— Думать будем потом. Исполняй!
Травмы головы «поскользнувшегося на обледенелом асфальте» Мытникова и семнадцатилетней модели Стаси Кукушкиной почти дословно повторяли друг друга, и это не могло не навести на определенные размышления.
Если это действительно работа Чистильщика, в этом Яковлев уже не сомневался, то зачем, спрашивается, личному телохранителю Серафима — умудренный жизнью начальник МУРа даже мысленно называл первого замминистра Кругликова Серафимом — рисковать собственной шкурой и репутацией своего хозяина? Если тот, к тому же, не был причастен к разборкам хозяйки «массажного» салона с помощником депутата, который из-за своей природной наглости вдруг возомнил о себе невесть что? Мол, неподдельно крут и может поставить раком даже мадам Глушко. И если Чистильщик действительно не имел на тот момент к Серафиму никакого отношения, а похоже, что это действительно так, то… что?
— Слушай, майор, а кто сказал, что Чистильщик — это человек Серафима?
— Турецкий и сказал, — моментально отреагировал Трутнев, сбрасывая с себя очередной прокол.
— Даже так? — удивился Яковлев. — Ну что ж, порой и боги ошибаются. А теперь слушай сюда…
Глава 18
Еще паркуясь на парковочной стоянке у «Глории», Ирина Генриховна обратила внимание на знакомый темно-синий «опель», скромно пристроившийся на противоположной стороне улицы, и у нее что-то екнуло под сердцем. Словно холодком обдало. Впрочем, именно на это, на повышенный «интерес» к агентству со стороны Чистильщика они и рассчитывали, решившись начать с ним «игру», и было гораздо хуже, если бы «опель» вновь не нарисовался у офиса «Глории».
Нырнув в дверь офиса, Ирина Генриховна выдохнула скопившийся в груди воздух и, бросив на стол сумочку с документами и ключами, обвела уничтожающе-презрительным взглядом уже собравшихся в «Глории» мужиков.
— Надеюсь, тоже засекли?
— Ну! — буркнул немногословный Агеев. — Охота началась по всему фронту. Марину тоже какой-то козел во дворе пас, да видимо при мне тронуть побоялся.
— Во! — ткнула пальцем в Агеева Ирина Генриховна. — У Фокиной ты есть, а у меня кто?
— Вы уж, право, того… — пробурчал Плетнев. — Мы же обговорили схему движения.
— Ладно, Антон, прости. Право, не хотела тебя обидеть. Видать, нервы ни к черту стали.
— Так, может, отменим этот спектакль?
Это произнес все тот же Плетнев, и молчавший до этого Турецкий повернулся лицом к жене. Мол, твое слово, Ирка, как скажешь, так и будет.
Ирина Генриховна отрицательно качнула головой и потянулась рукой к стоявшему на журнальном столике телефону.
— Редакция? Соедините, пожалуйста, с Новиковым. Да. Это Турецкая говорит, Ирина Генриховна. Надеюсь, он помнит меня. Это относительно убийства Фокина.
Последние слова подействовали на секретаршу ответсека, как сказочно-волшебный «Сезам, откройся!», и уже через пару секунд в трубке раздался голос Новикова:
— Слушаю вас, Ирина Генриховна. Есть что-нибудь новенькое?
— В общем-то и да, и нет. Хотелось бы срочно переговорить с вами.
— Так в чем же дело? Жду!
Не очень-то поспешая и давая возможность темно-синему «опелю» приклеиться к ее «ДЭУ», Ирина Генриховна влилась в поток машин и когда убедилась, что «опель» держится в поле видимости, взяла в руки лежащий рядом с ней мобильник.
