Княжий остров - Юрий Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зрит Серафим, как всклубился рой над одной из бортей, переполненной молодым приплодом и матку юную родившей, ужо вернулись проворные стражи-разведчики из дебрей, дом сыскали новый, дупло сухое, все прознали и поведали старой матке… И вот взлетела она с новым племенем, оставив младую царствовать в родимой борти, и повела за собою половину пчел с гудом и весельем. Колесом ходит рой над избой Серафима, облетает дуб заповедный и родник свой чистый, тучкою золотою устремляется в дебрь Княжьего острова на поселение и обживание новых лугов…
Зрит Серафим их полет, и улыбка теплит его древние уста и следом бредет за роем через поле свое и видит, как рой закружил и сел на передых, сбор последний пред путем дальним. Села матка на столб каменный, и разом обвис вокруг рой бородою живой и горячей на лике бога могучего Сварога, и стал он дивно людским, с бородою окладной… Матка ползла и уста щекотала, каменными ноздрями вдыхал Сварог дух медовый и млел щуря очи…
Явился Серафим пред ним, и долго они друг перед другом стояли, и мысли их жизнию были полны, светом и Духом небесным, чудом медовым земным…
ГЛАВА IV
«Ми-илая… ми-и-ила-я… Мила-ая-а… Ми-и-и-илая», — пела в голове Егора птица, — «Ми-и-илая ты моя-я-а…»
— Милая… жалкая ты моя, — шептали спекшиеся губы.
~ Хороший ты мой… единственный… мой… мне чисто и свободно с тобой, как в том сне… — стонала она в ответ, в горячечном забытьи целуя его лицо и руки, выжженный крест на его груд и….
Зеленые кроны берез кружились каруселью в ее залитых слезами глазах, острый запах его губ и тела жадно вдыхала она и ладонями прижимала его голову к своей трепещущей груди, боясь думать и осознавать — что происходит с нею, с ними обоими, вспышками яркими в ее сознании то и дело возникал тот восьмигранный древний храм, открытый во все пространства сводчатыми окнами, и опять осознавала его столбом света в центре этого удивительного храма, а под сводом светило живое солнце… изгоняя тварей стрелами лучей своих, а они все мелькали в окнах, безликие и черномерзкие, но уже не посягали лезть в храм, боясь ее вербных прутьев и света небесного…
Выползла на высокий дряхлый пень старая змея и свернулась колечком на пригреве, высоко подняв голову и слеповато вглядываясь в близкое шевеление и непривычные звуки из смятой травы. Шипела она, рот растворяя, языком осязая горячий воздух, зубы желтым ядом полные выказывая и страша нарушителей покоя ее, пространства обжитого своего. Зрению близорукому ее виделось что-то большое и единобелое, солнце преломлялось и свет исходил и тепло из травы качающейся. Лень ускользать ей было в сырые буреломы, кивала головой плоской и страшной для всего живого, и так потянуло ее на тепло земное, что медленно изошла с пня и потекла близко к хрусту и стону, завороженная злостию своею и бесстрашием существа незнаемого пред ней. Выглянула из травы, кровию глаза налив свои немигучие, видя и чуя досягаемое броску тело белое-теплое, сама уж спружинилась, капли яда источились на зубы гнилые, и рада уползти, да не может, тянет ее и ворожит кровь горячая, гремучим хвостом нервно дергает, шипом щеки напыжила… слышит стук далекий косы змея, приказной и велящий наброситься, звон косы по траве смертный чудится… Тут и припомнилось старой былое, ранней весною клубки гадов милые… старую кожу снимала, в нарядную, в новую кожу она облачалася, так же стонала, свивался с змеями, так же любила беспечно и радостно, ну а потом по траве борзо порскали, малые змейки нутром исходящие, лютость ее еще в чреве познавшие. В травах бескрайних они раслолзалися, а вырастали — клубками свивалися, змеи и змеюшки страшные обликом, друг же для дружки любимы и благостны… Змея обмякла вдруг и голову сронила, безмолвно уползла, постигнув все что зрила…
Вдруг где-то совсем рядом за лугом ухнули взрывы и забарабанил ручной пулемет. Ирина и Егор разом опомнились; одевались и мешали друг другу, никак не могла разорвать их даже близкая опасность. То он ловил на лету ее руку и целовал… то она приникала испуганно и сладко к его спине головой, цеплялась за него, ловила его взгляд и все шептала распухшими, покусанными губами: «Егор… Егорша… что это? Где мы? Егор?»
- На войне… — горестно выдохнул Быков и крепко прижал ее к себе, — но ты не бойся, нас уже никто не разлучит.
Они бежали, продираясь через кусты к Окаемову и Николаю и застали их безмятежно спящими. Когда разбудили их, бой усилился, и кипел он как раз у той опушки леса, куда они собирались выходить через луг. Егор залез на березу на окраине скрывшего их леска и внимательно смотрел через луг, коротко сообщая стоящим внизу:
- Или окруженцы нарвались на засаду, или наша разведка, или сами берут немцев в оборот. Ничего не видно. Николай, дай прицел от винтовки, — он приник к окуляру и продолжил наблюдение.
Вскоре он увидел группу вооруженных людей и черный дым пожара. Горели грузовая и легковая немецкие машины. Группа, снаряженная короткими автоматами, быстро перемещалась вдоль опушки, уводя от дороги двоих пленных. Когда Егор пересказал, что видал, Окаемов уверенно заключил:
- Дивизионная или даже армейская разведка… языка взяли.
- Может быть, соединимся с ними? — несмело предложил Егор.
- Надо подумать… мы им лишняя обуза, да и на возню с нами у них нет времени; У них свои четкие задачи. С другой стороны, они знают проходы через линию фронта, а это для нас весьма важно.
- Накаркал, Илья Иванович, — промолвил Егор, — четверо отделились от общей группы и бегут прямо сюда через луг…
- Видно плохо, вероятно, это группа отвлечения или прикрытия как правило, позволяют уйти остальным ценой своей жизни, значит, ожидают погони…
— Может быть, у них особое задание?
— Посмотрим, далеко еще они?
— Метров триста… Приказываю укрыться, страховать меня будет Николай, говорить с ними буду один… может быть, пропустим их мимо себя?
— Сам решай, ты командир группы, но риск — дело благородное.
— Николай, держи прицел и займи позицию на этой березе, я их перевстрену на чистом, тебе хорошо будет видно… Чем черт не шутит, опасаться — значит предвидеть. Вдруг это немцы комедь ломают… Если махну рукой, бей правых от себя… Понял?
— Есть, командир!
Ирина с Окаемовым укрылись в густых кустах, увитых травою. Николай залез в гущу березы и приладился к окуляру оптики, разглядывая идущих. Егор выбрался на опушку, пока еще не открываясь и присматриваясь к ним. Это были рослые молодые ребята в свежем армейском обмундировании без знаков различия. Трое вооружены автоматами ППШ, и замыкающий тащил на плече пулемет Дегтярева. Егор внимательно всматривался в их лица, проверял каждую деталь одежды; от него не ускользнули залихватски завитые пшеничные усы у одного из них. Разведчики были далеко не простаки. Впереди шагающий усач глядел под ноги и щупал глазами приближающийся лес, за ним второй оглядывал пространство по правую руку, следом идущий — по левую, а пулеметчик часто озирался назад. Оружие было наготове, на поясах короткие финки и фляжки, за плечами вешмешки армейского образца. Удовлетворенный их видом, не отыскав пока деталей подозрительных, отличающихся от нашей разведки, Егор подпустил их метров на тридцать и поднялся из низких кустов без оружия. Он заметил, что, когда только начал вставать, ствол автомата усача мигом поймал его фигуру, и услышал короткую команду:
— Стой! Руки в гору!
Егор поднял руки и громко проговорил:
— Один ко мне, остальные на месте, — , я свой, покажу документы.
- Иди сам к нам, раскомандовался, — ухмыльнулся усатый.
— И будем на чистом поле переговоры вести? Засекут же от дороги!
- Некому там засекать… пока, — промолвил уверенно усатый, и Егор угадал в нем старшего группы, — оружие есть? Сколько вас там?
— Оружия нет, вот иди сюда и поговорим.
Усатый что-то коротко приказал своим, и они мигом упали в траву, пулеметчик выставил раструб ствола, установив сошки дегтяря на своего товарища. Действовали они слаженно и лихо. Егор и командир группы сближались, настороженно карауля каждое движение друг друга. Когда они сошлись, Егор вынул грозную бумагу из кармашка, развернул клеенку, подал.
- Такие бумаги еще не приходилось держать в руках, — облегченно проговорил усатый, прочитав ее и даже посмотрев на просвет. — Сколько вас и чем можем помочь? Дивизионная разведка, старшина Мошняков, документы в разведку не берем.
- Я вижу ваши документы, — усмехнулся Егор и кивнул головой на шлях, где горели машины.
- Хлопцы! Отбой, — обернулся Мошняков и взмахом руки позвал к себе, — объяснимся в кустах, не то еще нагрянут к побитым фашистам и усекут нас. Воропаев, займи позицию в этих вот кустарниках, а мы пока побалакаем с лейтенантом, — приказал он молодому здоровенному пулеметчику, — рассказывай, брат, свои беды, — старшина устало, вытянулся на траве и уже дружески поглядывал на Быкова.