Пепел между нами (СИ) - Дюжева Маргарита

Я отправляю ему перечень необходимого. Там пока немного — памперсы, салфетки, мелочевка всякая.

«Когда я могу приехать?»

«Как тебе удобно. Только позвони заранее».

«Обязательно. Жди»

Жду, Миш, жду. Ты только и в роли отца косяков не наделай, и возможно тогда я смогу смириться с твоим присутствием в своей жизни.

Темка тянется, задрав ручки кверху. Такое смешной, что я не выдерживаю и хихикаю. Потом чмокаю его в крошечный нос.

— Подъем, красавчик. Нам ждут велики дела. И начнем мы, пожалуй, с разгрузки вашего памперса.

Краев пришел после обеда. Я как раз уложила Артема спать и отпустила маму к подруге, а сама занималась глажкой детской одежды и попытками распланировать свою жизнь ближайшее время.

Планов было много. Надо бы статей новый накачать, да почитать. Темка большую часть дня спит, так почему бы не использовать это время с пользой? Изучить новую литературу, написать пару глав в диссертацию. Почему бы и нет? Пока он на сиське висит, я вполне могу на телефоне набирать текст, а потом только отредактировать и все.

Глупая в общем я была. Из тех мамаш, которые наивно полагали, что с рождением ребенка их жизнь сильно не изменится. О том, что это полный бред, я узнала позже, а на тот момент была уверена в себе и своих силах и готовилась провести декрет с максимальной пользой.

— Привет.

Краев стоял на лестничной площадке с целым ворохом пакетов.

— Куда столько? — спрашиваю ошалело.

— Позволишь зайти? — нетерпеливо кивает, — а то ручка рвется.

Я растерянно отступаю в сторону, запуская его внутрь квартиры. Миша снимает ботинки, по очереди наступая себе на задники и идет на кухню.

Я провожаю его взглядом, чувствуя, как сразу становится мало места и воздуха. И, как всегда, в его присутствии кружится голова, только если раньше меня вращало от восторга и радости, то теперь исключительно от тоски.

Хотелось подскочить к нему сзади и ударить по крепкой спине. Один раз, второй, третий. Выместить свою боль, которая никак не могла рассосаться и оставить меня в покое.

Это вообще возможно переболеть? Или так и придется всю жизнь задыхаться?

Он как раз успевает поставить пакет на пол, и ручка действительно расползается в лохмотья.

— Так, я взял подгузники те, которые просила.

Я просила пачку. Он принес пять. Ладно, это полезное добро — улетит так быстро, что и не заметишь.

— Салфетки.

Тоже целую гору. А потом понеслось…

Я стояла на проходе и выпученными глазами пялилась на то, как Миша по-деловому выгружает покупки. Бутылки, соски, какие-то кремы, переноска, аспиратор, стерилизатор и еще кучу вещей, которые я не просила.

— Ты весь магазин скупил?

— Я проконсультировался с девушкой-продавцом, по поводу того, что нужно младенцу, и она мне порекомендовала вот это.

Молодец девушка, не растерялась. Смело можно выписывать грамоту «Лучший разводила ошалевшего отца».

— Ты зря столько всего взял. Половина точно не понадобится.

— Пусть будет.

— Если деньги потребуются, ты не стесняйся — говори.

— Миш, спасибо огромное за заботу, — цежу сквозь зубы, — но мне больше ничего мне не надо. Средства к существованию есть. И декретные, и с гранта капает, так что не нуждаюсь.

— Лишним не будет, — произносит неожиданно строго, — Не нужны сейчас, значит отложишь на какую-нибудь значимую покупку.

А можно накопить на новое сердце? А то старое уже совсем не справляется, сбоит через раз. То замирает, то трепыхается в груди пьяной птицей.

— И давай сразу обсудим, когда я могу прийти в следующий раз.

Похоже кто-то вжился в роль яжебатя.

— Нет смысла частить, Миш. Темка все равно пока слишком мал, чтобы тебя запомнить и ждать. Сытый, чистый в тепле и счастлив. А кто тут вокруг кроме мамки прыгает — все равно.

— Не важно, Злат. Ты обещала, что не будешь препятствовать нашему общению, и что, когда он родится, я могу вообще его с рук не спускать.

— Допустим, — ворчу.

То есть он будет и дальше вторгаться на мою территорию? Я не могу этого принять и выгнать не могу, потому что не ко мне он пришел, а к сыну. А я обещала, что сможет это делать когда захочет. Дура.

— Вот и не мешай, пожалуйста. Он — единственная радость, что у меня осталась.

— А как же Любаша?

Боже… Я что сказала это вслух?

Не хотела же! Клалась ведь самой себе, что никогда, ни при каких условиях больше не заговорю об этом. Не ради Краевского спокойствия, а ради себя!

Он сокращается будто я не вопрос швырнула, а пнула со всей мочи в живот.

— Злат, — беспомощно выдыхает, — не надо, пожалуйста.

— Почему? — Раз уж начала, то нет смысла останавливаться. — Я же не просто так спрашиваю, а пытаюсь оценить, на сколько процентов твоего внимания может рассчитывать Артем. Пять, десять? Потому что твоей личной жизни я не хочу мешать. И отрывать тебя от…кого-то важного и подавно.

— Кроме вас, никого важного в моей жизни нет. Тимофееву, — морщится как от боли, — я не видел с того самого собрания.

Мне почему-то хочется ему поверить. Не ради прощения, а чтобы погасить ревность. Она мне мешает, отравляет изнутри. Каждую минуту. Стоит только подумать, вспомнить и внутри снова вскипает лава.

— Я не против твоего общения с сыном, но только если ты не будешь тащить за собой свою личную жизнь. Мне не нужны разборки с твоими пассиями. Хоть с Любой, хоть с…

— С кем? — криво усмехается.

— Да откуда я знаю с кем? Мало ли сколько ты девок за это время ты сменил.

— У меня никого не было, и я никого не менял.

Я замолкаю. Прохожу мимо него к окну и смотрю наружу, пытаясь найти внутри себя островок спокойствия.

— А ты? — напряженный вопрос в спину.

— Что я? — оборачиваюсь к нему, — ты спрашиваешь, сидела ли я тихо в уголке и хранила верность своему…бывшему? Нет, не хранила.

Чувствую какое-то дикое, звериное удовлетворение. Особенно когда замечаю, как нервно дергается его щека.

— Замуж собиралась.

Вру.

— Любовь у нас была такая, что воскресила после того, как ты катком по мне проехался.

Опять вру.

— Но я не смогла навесить на него чужого ребенка, и мы взяли паузу. Чтобы все осмыслить, разобраться в себе.

Боже, да зачем все это? Для чего я несу всякую ересь?!

Мне что от этого легче станет? Рубцы на сердце рассосутся? Или произойдет перегрузка памяти?

Ответ, прост. Мне хочется, чтобы Краеву тоже было больно.

И, кажется, я достигаю своей цели, потому что выглядит он хреново.

Ну! Давай же, Злата, радуйся! Прыгай от восторга! Смейся демоническим хохотом и танцуй. Ты заслужила.

Мне так весело, что сейчас стошнит…

— Давай оставим тему наших отношений за дверью, — хриплю, аж горлу больно, — взрослые свободные люди, имеем право делать что захотим, но говорить об этом не приятно, ни мне, ни тебе.

Смотрит исподлобья. Я не могу разобрать этот взгляд, моя проницательность дает сбой. Впрочем, как и все остальное. И с головой беда, и с сердцем, и вообще со всем организмом в целом. Меня ведет, и я хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть, шумно выдыхаю и опускаюсь на стул.

— Злат, тебе плохо? — Миша уже рядом. От его прикосновений тепло, но больно. Я веду плечами, в попытке стряхнуть с себя его руки, но он продолжает держать.

— Миш, все хорошо. Просто голова закружилась. В роддоме предупреждали, что в первое время такое может быть. Сейчас отдышусь…

Отдышаться мне не дает громкий плачь из комнаты.

— Проснулся, — вздыхаю и все-таки выскальзываю из рук Краева.

— Тебе помочь?

Почему бы и нет. Раз хочет быть отцом, то добро пожаловать в мир полных памперсов и срыгушек.

— Тщательно мой руки и приходи.

Пока Михаил в ванной, я иду к сыну. Он лежит в своей кроватке и кажется таким крохотным, что на глаза наворачиваются слезы.

— Ты мой, хороший, — беру его на руки, прижимаю к груди и успокаиваю, неспешно покачивая, — сейчас мы тебя помоем, переоденем, накормим.