i 6628ba21ca3da5b2 - Admin

   Рассказчик взял очередную паузу, многозначительно водя глазами от стойки с выпивкой до их стола. Руслан мужественно не повелся на провокацию. Вздохнув, старик продолжил.

   - Помню - утро было. Стояли мы под Рахатом уже дней несколько. Вышел Михра из шатра своего, собрал военачальников и велел строиться. "Ну, - думаю, - началось!" Ан нет, началось, но не то, что думал. Встал Михра перед строем и кричит. "Ночью, - говорит, - было мне откровение от бога нашего милостивого, отца моего небесного Арамазда. Откликнулся он, значить, на мои молитвы и посылает нам благословение и милость свою!" "Нам бы к милости чего посерьезнее", - думаю. Велел Михра от каждого отряда по дюжине человек, значить, идти с ним. Ну, я и пошел в числе других, от нашего. А чего? Любопытно!

   Очередная пауза не возымела на Руслана должного действия, и старик продолжил.

   - Недолго ехали, лошадей взяли, тех, что повыносливее, повозки. За нашей стоянкой холм был большой. Может, курган старый, может еще чего. Зашли с другой стороны, а там - дыра, прямо в холме, вроде пещеры. Только откуда в холмах пещеры! "Вот, - говорит Михра, - отец мой небесный указал мне это место и сказал, что внутри мы найдем, что нам поможет". - Или как-то так сказал. Мы и полезли, а куда деваться? И я в числе прочих. Пещера, слава Арамазду, неглубокая, а там... Ящики! Много, в рядов несколько, и друг на друге. Мы вытянули их, открыли, а там... слава Арамазду! Оружие! И какое. Бластеры, гранаты, ножи лучевые, ракетные установки портативные. Ни до, ни после я столько оружия в одном месте не видывал. И все новенькое, с клеймами, блестит. Воистину - вот уж милость от Арамазда Великого, так милость! Я и раньше-то не сомневался, что Михра - сын бога, а здесь всей душей уверовал! Погрузили мы, значить, ящики на лошадей, на повозки и обратно к лагерю.

   Что тут началось!

   И мне бластер достался, а то как же! И гранаты... две... нет - три. Я еще и меч световой хотел, да не успел. Мечи - нукеры и кто пошустрее расхватали.

   А на следующий день двинулись мы, значить, на Рахат.

   ***

   ДНЕВНИК ПАЛАЧА

   - Рады мы приветствовать в нашем поселении!

   Что-то не то, не так. Слова, обычные слова, пусть не стандартные, но иногда палачей приветствуют и такими. Я позволил себе прощупать их головы. Поверхностно - эмоциональный и мысленный фон, и к своему удивлению обнаружил, что они действительно... рады. Видеть, приветствовать меня... Палача!

   Ощущение настолько необычное, что я даже растерялся. Дежурная вежливость, что я, мол, тоже рад, в устах палача звучала двусмысленно, а промолчать в атмосфере искреннего гостеприимства, казалось... невежливым.

   - Жилье для вас подготовили. Гостевой дом, значить, но ежели там не нравится, или еще что, так любая семья примет вас у себя с радостью.

   И снова я не удержался от мысленного сканирования. Слишком непривычным, неестественным казалось предложение. На этот раз я погрузился в чужие сознания чуть глубже. Только для того, чтобы осознать, что все сказанное соответствовало истине. Они, действительно, с радостью поселят палача у себя в доме, во всяком случае - здесь присутствующие.

   Может, меня приняли за другого?

   Точно! Так и есть!

   - Палачи впервой у нас. Может, чего особое требуется, ты уж, мил человек, говори, без стеснения, любой с радостью поможет или подскажет. Надеемся, у нас понравится.

   Не сомневаюсь.

   Дом, отведенный мне, был чистым и уютным.

   Обстановка, без роскоши, но и не аскетическая.

   Холл, спальня, кабинет, кухня-столовая, ни на одной из дверей, даже на тех, что вели в туалет с ванной, не было замков. Вход тоже обходился без запоров. Странность, хотя и не самая большая. Возможно, чужакам здесь несколько не доверяют.

   Несмотря на это, саквояж я оставил в домике. Опасность я почувствую, а таскаться с тяжестью не хотелось.

   На улице мои сомнения, относительно недоверия к чужакам, рассеяло то обстоятельство, что привычных замков я не увидел ни на одной из дверей, ни одного из домов поселка.

   На мой вопрос, пробегающий мимо мальчуган, пожал плечами.

   - Замки? А чего это?

   Пришлось искать старосту, или как он у них здесь назывался.

   - Замки, как же понимаю, - тот самый мужчина, что встречал меня, и сейчас лучился искренней доброжелательностью, - дед рассказывал, только нету у нас замков. Дед называл их "благами цивилизации" и шибко злился. Говорил - не нужны нам такие блага. Дед говорил, а я повторю: лес и поля дают пропитание, солнце - тепло, родники - воду - вот наши блага.

   - А как, насчет воровства?

   - Воровство? Ах, да. Дед объяснял, а я не понимал и сейчас не разумею, как можно брать без проса не твое, - и снова он был совершенно искренен, кого-кого, а телепата нелегко обмануть. - Понимаешь, мил человек... как бы это... дед говорил, они организовали коммуну, как раз для того, чтобы мы - потомки, значить, не понимали, о чем ты говоришь.

   На своем веку я повидал немало, подобных этому, фермерско-общинных поселений. Почти всегда их организовывали с самой благой целью - бегство от пороков цивилизации, воспитание детей в светлом и чистом обществе, и всегда эти намерения разбивались о природу человека. Да, были коммуны с полным отсутствием преступности, однако этот порядок поддерживался жестокой полицейской системой, или чрезмерно суровыми наказаниями, когда за взгляд на соседскую жену, который мог быть истолкован, как похотливый, выкалывали глаза, а за случайную порчу чужого имущества лишали жизни. Поначалу, палачи были частыми гостями в таких мирах, но когда мы улетали, не сделав работы, приглашать нас перестали. Однако здесь ничего подобного, я не чувствовал. Ни фальши, ни затаенного страха - неизменного спутника "гармоничного" общества.

   Если все так хорошо, если все обстоит так на самом деле, зачем им понадобился я?

   - Зачем вам понадобился я?

   Староста погрустнел.

   - Пойдем, мил человек, сам все увидишь, или поймешь, ты же, как это... телепат.

   Деревянная постройка, без окон, приспособленная под тюрьму, похоже - сарай, или хлев. Они еще не дошли до специального строительства тюрем. Ничего - лиха беда - начало.

   Замок, точнее - запор - имеется. Массивная палка, вставляемая в пазы снаружи. Не для людей - чтобы животные не разбежались. Ничего - лиха беда - начало.

   Двое молодых людей валяются на траве рядом. А вот и первые тюремщики.

   По знаку старосты, они сняли палку и открыли двери. Животных из сарая-хлева убрали, впрочем, оставив неистребимый их дух, значит - хлев. В центре, на куче соломы, натасканной с чердака, сидела она. Девушка. Я почти не удивился. "Ты - женщина, ты - ведьмовской напиток!" Отчего-то, в подобных этой, мирных общинах, чаще других приходится судить женщин, девушек. "Он жжет огнем, едва в уста проник". Если в селении матриархат, то подсудимыми, как правило, выступают мужчины. Однако, не дело палача выискивать социологические аспекты того или иного действа. Наша парафия - индивидуумы.

   - Вот, - староста снова был сама искренность, - Марта.

   При звуке имени, затравленный зверек на соломе сжался еще больше.

   Далеко не красавица, во всяком случае - не в моем вкусе. Широкая кость, щекастое, почти круглое лицо с дорожками слез, толстые рыжие косы, наполовину растрепанные, и россыпь веснушек на курносом носу.

   - Допрашивайте, - староста вздохнул с видом человека, смирившегося перед неизбежным. Так и хотелось напомнить, что они сами вызвали меня сюда.

   Лес.

   Песни.

   Нарядные одежды односельчан.

   Староста, в начищенных до зеркального блеска красных сапогах впереди процессии. Улыбается.

   Собственные босые ноги едва держат, к тому же каждый шаг отдается болью.

   Песни звучат громче.

   Девушки машут косами с вплетенными в них праздничными цветными лентами.

   Вот и он.

   Камень.

   Сколько раз видела его.

   Каждый год.

   В прошлом году, я тоже шла, вместе со всеми, и пела. И ленты. Цветные.

   Лед валуна разрывает тонкую ткань сорочки.

   Что ж так холодно-то?

   В прошлом году, помнится, было тепло, даже жарко.

   Веревки. Словно косы, тоже увитые лентами.

   Праздник.

   На левой руке староста затянул слишком сильно, и толстая нить впивается в тело. Рука почти сразу немеет.

   Больно.

   Страшно.

   Тело покрывается потом, и я уже не чувствую ледяной поверхности камня.

   Наконец, они уходят.

   С песнями.

   Спев носатой Альки дольше других звучит в вечернем лесу. Она самая голосистая в коммуне.

   Ждать.

   Чего?

   Страшно.

   Рука окончательно онемела и теперь не болит.

   Пошевелиться.

   Плоский камень давит в лопатки.

   Шорох.

   Холодная, затем горячая волна пробирает тело. Холод уходит, как и неудобство "лежака". Даже о руке забываешь.

   Голова крутится, в тщетной попытке рассмотреть, что там. Сзади.

   Шорох приближается.