Искатель. 1962. Выпуск №4 - Ю. Чернов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жив ли хоть?
— Жив!
И дверь снова хлопала.
…Но однажды его пригласили войти. Прохор смущенно топтался у порога, а женщина средних лет вынесла из комнаты небольшой ящичек и сунула его в руки Прохору.
— Возьмите и уходите! Все!
— Что? — не понял Прохор.
— Я не желаю больше участвовать в сомнительных делах своего более чем сомнительного родственничка, — сказала женщина. — А побрякушки, которые вы найдете в ящичке, советую сдать куда следует! И больше сюда не приходите.
— А… Петенька? — спросил Прохор. — Разве он не будет больше присылать мне денег?
Женщина взяла Прохора за рукав, втащила в комнату и, прикрыв дверь, тихо сказала:
— Эх вы, простофиля! Никаких денег сын вам не посылал. Никогда! Это деньги Келлера. А вернее — вещи. В семнадцатом году он передал их моему супругу с условием, чтобы он продавал их, а деньги давал вам за то, что вы склеп бережете. Все, что осталось, — в этой шкатулке. Должны же вы знать правду. Да и как могли вы ждать иного от графа? Понимаете, графа Келлера?!
— А как же Петенька? — лепетал Прохор. — Мне же барин обещал: придет Петенька, «здравствуй» скажет…
Женщина как-то странно посмотрела на Прохора:
— Ну что ж, может быть, и придет, может быть, и «здравствуй» скажет… А теперь идите.
…Шел 1961 год. Стояла осень. Резкие порывы холодного ветра гнали по заботливо расчищенной дорожке оранжевые листья. Словно играя, вперегонки они проносились мимо старика в больших валенках с красными калошами. Сердито хмуря брови, старик семенил вслед за листьями и нанизывал их на железную тросточку.
У часовни он настиг последний.
— Ну вот, поди, теперь чисто будет… Как ты тут, сударыня моя?
Реже стал он заглядывать в этот угол кладбища. Но все-таки какая-то сила тащила его сюда. Ему казалось, не сдержи он обещания — и не приедет, никогда не приедет Петр.
*Если бы за несколько дней до трагических событий на Смоленском кладбище Громов побывал в Ленинградском аэропорту, он мог бы стать очевидцем довольно любопытной сцены.
По трапу только что прибывшего «ТУ-104» сошел высокий пожилой человек. Его уверенные движения плохо вязались с растерянным взглядом и какой-то жалкой, беспомощной улыбкой.
Несколько секунд он не отрываясь смотрел на четкую линию Пулковских холмов, потом подошел к девушке, стоявшей около электрокара, и, стараясь перекричать ревущие моторы, спросил:
— Как… вас… зовут?
— Маша… — удивилась девушка.
— Маша… Боже мой!..
Выйдя из ворот аэропорта, странный пассажир сел в такси и сказал:
— На Васильевский остров. Там скажу…
За боковыми стеклами мелькали незнакомые улицы, застроенные новыми домами. Чужими казались даже старые особняки с атлантами и дворянскими гербами. Как давно это было — Петроград, бегство из него… Пока был жив отец, он мог учиться в университете. А когда старик подполковник умер, оказалось, что денег больше нет. Есть только одни долги. Ушел с последнего курса. И когда нечего стало жрать, сделался сутенером. Потом игорный дом, рулетка, связь с шулерами. И, наконец, пять месяцев тюрьмы. В камере, просматривая журналы, он наткнулся на историю похищения из Лувра Монны-Лизы. Эта история вызвала какие-то неясные воспоминания. С тех пор он стал внимательно следить за сообщениями о кражах художественных ценностей. И когда вышел из тюрьмы, решение уже созрело…
*В конце проспекта показались ажурные ворота Смоленского кладбища, и пассажир попросил остановиться. Расплатившись с шофером, подождал, пока автомобиль скрылся за углом, и зашагал к кладбищенской ограде. Через минуту он без стука вошел в комнату Прохора.
Прохор поднялся из-за стола и, комкая клеенку, уставился на гостя. Звякнул разбитый стакан.
— Где Петенька, где?..
Едва заметная досада промелькнула на лице гостя.
— Жив твой Петька! Жив Этишкет, кланяться велел. Ты… ты, Проша, жди. Приедет.
Он истово перекрестился. Прохор тоже перекрестился, но скорее машинально.
— Обещал, говоришь? Но сколько ждать прикажешь? — горько сказал Прохор. — А как же с деньгами получилось? Я-то думал — Петенька, а вышло-то оно вон как…
И снова тень досады пробежала по лицу гостя.
— А что получилось? Эти ценности батюшка так или иначе Пьеру положил. Так тебе не все равно? Деньги-то — они все одинаковые, Проша.
— От сына и деньги греют… А что, Петенька вышел в люди?
— Вышел… Конечно, вышел! Только понимаешь, Прохор…
Гость полез в карман и долго копался в раскрытой пачке сигарет.
— Понимаешь, устал я. Есть хочу. Примешь гостя?
В этот же день и час с другого конца города к Смоленскому кладбищу спешил еще один человек. Он ехал в трамвае маршрута № 24, чтобы по обыкновению перекинуться в карты со своим закадычным приятелем — кладбищенским сторожем Прохором. У человека было изъеденное оспой лицо и надвинутый на глаза бежевый берет с непомерно длинным хвостиком. Сойдя с трамвая, рябой миновал маленький каменный мост и вошел в кладбищенские ворота.
Подойдя к сторожке, мимоходом заглянул в открытое окно — и вдруг замер прислушиваясь. Странно!.. Он считал себя единственным человеком, который бывал здесь, а оказывается, у молчаливого, угрюмого Прохора есть еще и друзья?! Вот скрытный, черт! Интересно, о чем они там лопочут?
Прислушался. И по мере того, как доходил до него смысл разговора, добродушная улыбка уступала место изумленной гримасе, а веселые искорки в глазах потушила настороженность.
В комнате говорили приглушенно, иногда переходя на едва слышный шепот.
— А я вас сразу признал — ну, вылитый прадед! Кушайте, кушайте грибочки — у вас, поди, нет таких, а отец покойник любил, как же, помню… — пьяно бормотал Прохор, накладывая трясущимися руками грибы в тарелку гостя.
— Отец помнил о тебе до последнего часа… Все про Мадонну спрашивал. Кстати, как она там? — Гость наполнил стаканы зеленоватой жидкостью из бутылки с яркой этикеткой и, пока Прохор пил, незаметно выплеснул вино из своего стакана в окно.
Рябой не успел отскочить, и жидкость потекла по пиджаку. Хотел выругаться, но пряный запах, ударивший в ноздри, заставил завистливо облизнуться.
— Хороша фирма… Жаль, не в рот.
А Прохор между тем пододвинул свой стул поближе к гостю и радостно заорал:
— Стоит, отец мой, стоит! Такая же. Что ей, гладкой, делается — хоть в жены бери, хе-хе-хе, не стареет.
Он вдруг осекся и, погрозив пальцем, хитро прищурился.
— А, извиняюсь, рубль при вас?
Гость улыбнулся, достал бумажник.
— Вот. Смотри. Помощь… А как дальше?
— Как его, тьфу, господи, запамятовал! Это… доверие! Во-во! Оно и есть. А позвольте-ка рубль. Так… Он самый, государя Николай Палыча рука.
— Теперь давай о деле. Мадонну…
То, что секундой позже услышал рябой, заставило его злобно сжать кулаки.
…Дождавшись, когда Прохор ушел провожать своего гостя, рябой, опасливо озираясь, побежал к склепу Келлеров. Подойдя к часовне, прижался лицом к стеклу и, увидев Мадонну, едва освещенную призрачным светом лампадки, сказал:
— Ну, это мы еще посмотрим…
ГЛАВА IIIВ это утро Громов пошел на работу пешком. Перед предстоящим допросом ему хотелось подумать.
На набережной Невы было холодно. По-осеннему свинцовые волны, словно пытаясь согреться, наскакивали друг на друга, подпрыгивали и вперегонки неслись к серому граниту берега. Ветер яростно гнался за упрямыми волнами и срывал с них гребешки. Те рассыпались и, взвившись к парапету, влажной пылью оседали на лицах прохожих.
Несколько молоденьких нахимовцев, смущенные формой Громова, неуверенно козырнули и тут же громко заспорили: стоило ли?
Неподалеку от Летнего сада Громов увидел рыболовов. Они были похожи на мокрых кукол. Громов заглянул в чье-то пустое ведерко, машинально спросил:
— Не клюет?
«…У него не клюет, у меня тоже не клюет, — думал Громов. — Сколько еще неизвестного, неясного… Не найден Николай Келлер, не найдена Мадонна. Зато кое-что стало проясняться с Редькиным. Он явно предводитель какой-то шайки. Карман-кик Виктор Меднов, мальчик на побегушках — Ромка Кочин…
Теперь уже ясно: статую украл Редькин. Он — друг Прохора. У него был фамильный рубль. После событий на кладбище этот рубль исчез, «потерялся». А не «нашелся» ли он в руке Прохора?
Что сделал с похищенной статуей Редькин? Зачем она ему — ведь продать ее невозможно. Значит, он украл ее для человека, имеющего возможность вывезти статую за пределы СССР. Кто этот человек? По всей вероятности, это Николай Келлер.
Келлер был на кладбище у Прохора — это несомненно. Редькин бывал на этом кладбище — это тоже факт. Потрепанная записная книжка Прохора рассказала об этом. А стало быть,