Искатель. 1987. Выпуск №3 - Борис Воробьев

ИСКАТЕЛЬ № 3 1987

В ВЫПУСКЕ:

Борис ВОРОБЬЕВ

3. ВЕСЬЕГОНСКАЯ ВОЛЧИЦА. Повесть.

Павел АМНУЭЛЬ

97. И УСЛЫШАЛ ГОЛОС. Фантастический рассказ.

Эрик Фрэнк РАССЕЛ

109. ДЬЯВОЛОГИКА. Фантастический рассказ.

Борис ВОРОБЬЕВ

ВЕСЬЕГОНСКАЯ ВОЛЧИЦА

Часть первая

НЕНАВИСТЬ

…Тяжело прошумел в верхах ветер, сорвал с веток снег, осыпав радужной пылью спины лежащих внизу волков. Ель покачнулась, и Егор еще теснее прижался к стволу, запоздало пожалев о том, что не догадался взять из дровней веревку. Сейчас привязался бы и ни о чем не думал. Уж лучше бы замерз, чем волкам в зубы…

Вот ведь как все повернулось! Какой год охотится на этих самых волков, перестрелял и переловил незнамо сколько, а надо же — самого загнали на дерево! Эх, жизнь-жестянка, не знаешь, где и упадешь… Разве думал, когда ехал на делянку, что волчица выследит его и здесь? Другое дело — подстерегла бы у себя на болоте, так нет же, сюда принесло окаянную!

Часов у Егора не было, но он и без них определил, что сидит уже больше часа. Правда, пока сидеть было можно — сквозь полушубок и ватные брюки ни ветер, ни мороз не проникали, тепло и ногам в валенках, и все же никакая одежда не поможет, если придется ждать долго. Но верить в ото не хотелось. По прикидкам выходило, что волки не догнали лошадь — больно уж быстро вернулись — и сейчас она уже в деревне, и там идет суматоха.

Егор представил себе, как бегают деревенские мужики и бабы, как распоряжается всем председатель, и ему стало радостно на душе от нарисованной картины. И только мысль о жене и дочке приглушала радость. Ладно дочка, три годка только, ничего еще не понимает, а жена небось ревмя ревет, небось думает, что его и в живых уж нету. Он вспомнил, что, уезжая, наказал жене истопить к его возвращению баню и она, наверное, истопила, а он сидит тут, как цуцик. Одна радость — табак.

Махорка и спички были в кармане, и Егор покурил, а окурок бросил на головы волкам — приятно было хоть чем-нибудь досадить зверям.

Мысли вернулись к старому. Ну надо же, как все сошлось! Приехал, называется, за бревнами! А ведь мог бы додуматься, что дело добром не кончится, ведь все шло к этому. Сначала Дымка сожрали, а потом волчица к дому приходила — мало тебе этого? Нет, заладил, как дурак: ничего ему волки не сделают! Сиди теперь, кукуй, раз такой смелый, да моли бога, чтобы в деревне поскорее хватились… А все волчица. И откуда только взялась такая курва? Вишь чего надумала — за выводок рассчитаться! Сколько раз брал выводки, и ничего, а эта взбеленилась. Полгода прошло, а все не забыла…

Прошло, и верно, полгода, волчиный выводок Егор взял в мае, а вообще-то охотничьи дела его были давние, такие, что не сразу и вспомнишь.

Охотиться Егор начал рано, мальчишкой еще. Да и как по-другому, когда все Бирюковы испокон веку были охотниками? И не какими-нибудь, а волчатниками. Волчатниками были и отец Егора, и дед, и прадед, Тимофей Бирюков, известный на всю округу тем, что охотился с ручным волком. Как этот волк попал в дом к прадеду — взял ли его Тимофей Бирюков волчонком или подранил взрослого зверя, а потом приручил, — никто из Егоровой родни не знал. Даже дед ничего не помнил про то время, потому что был совсем мальцом, когда отец пропал в лесу. Без следа пропал и без слуха — ушел и сгинул вместе со своим волком. Пропасть в дремучем лесу — дело нехитрое, там с человеком всякое может случиться, однако молва, не связывала гибель Тимофея с дикостью здешних мест. Не такой был человек Тимофей, чтобы взять да и заблудиться или ненароком свернуть шею в каком-нибудь буераке. Нет, не по своей оплошности пропал Тимофей — не кто другой, как волк, погубил охотника. Видать, навел на него стаю и звери загрызли Тимофея.

После такого случая в самый бы раз остерегаться Бирюковым, держаться подальше от леса, да где там! Завзятого нрава были все, с ружьем не расставались, передавая один другому опасную науку волчьих облав и выслеживаний.

Лет с двенадцати стал охотиться и Егор. Сначала было вроде забавы, а потом пристрастился по-настоящему. Стрелял из дедовой берданки зайцев да боровую дичь. Добывал немного — не хватало ни силенок, ни сноровки, ни огневого припаса, ко и то, что приносил, было приварком для стола, где, кроме картошки и молока, других разносолов не водилось. Время стояло трудное, шла война, и на отца уже получили похоронку, а у Егора были еще две малые сестренки. Тут каждый лишний кусок был к месту.

Нехватка пороха и дроби, понятно, беда для охотника, зато это приучило Егора стрелять редко, но метко. И годам к шестнадцати он стал первым стрелком в деревне, а к двадцати решил больше не гоняться за мелочью и взялся за волков. Их в том глухом углу Калининской области, под Весьегонском, всегда хватало, а после войны развелось видимо-невидимо. Стрелять зверье было некому, мужиков в деревнях повыбило войной, и волки окончательно обнаглели. Собакам и скотине от них не было спасу. Поэтому никто не удерживал и не отговаривал Егора от того, чтобы стать волчатником. Все знали о его меткости и удачливости, к тому же и выгода получалась немалая, поскольку за каждого убитого волка в заготконторе платили по пятьсот рублей.

Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Волк — зверь серьезный, тут старая берданка плохая подмога, а еще и картечь нужна, и капканы. А где взять? Спасибо председателю сельсовета, выручил. Вместе с Егором ездил в район, хлопотал о ружье и капканах. Уважили председателя, как-никак фронтовик, две Славы имеет, и вручили Егору в счет аванса новенькую «тулку» двенадцатого калибра и три волчьих капкана, густо смазанных солидолом. Отвесили пороху и дроби с картечью.

Вроде все устроилось, однако скоро начались нелады. Сходив раз с охотничьей бригадой на облаву, Егор заявил председателю сельсовета, что будет промышлять один, потому как мотаться по лесу без толку он не согласен. Разве это охота, когда все галдят, как вороны, курят и гремят разными железяками?

Председатель, всю войну провоевавший в разведчиках, а душе был согласен с Егором, но положение обязывало его не допускать партизанщины, и он долго увещевал Егора, просил не идти против коллектива. В бригаде и так мало охотников, а уйдет Егор, вообще некому будет работать. Ну не получилось один раз, получится в другой, а бригадиру он скажет, чтобы подтянул у мужиков дисциплину.

Но Егор настоял на своем, хотя и хлебнул потом лиха. Бригада, какая она ни есть, все бригада, в ней каждый помогает другому и работает для всех, а один — он один и есть. Все делай и соображай сам, никто тебе ничего не подскажет. Пока до какой-нибудь волчьей хитрости докумекаешь — мозги набекрень сдвинутся.

Потому так и получилось, что за первую зиму Егор о грехом пополам добыл одного волка. Ох и смеялись охотники! Костили Егора на чем свет стоит, обмывали единоличником и куркулем, но Егор сопел в свои две дырочки и целыми днями пропадал в лесу.

Трудно давалось знание волчьих повадок. Взять хотя бы тропы. Ото только кажется, что волки бегают по лесу без разбора, а на самом деле у них для всякого случая своя дорога. А какая и для чего — тут Егору пришлось поломать голову. Зато многое прояснилось, и Егор, наткнувшись на волчью тропу, уже не гадал, куда это направились волки, на охоту или на лежку, а мог сказать об этом в точности. А сами следы? Здесь тоже нужен был глаз да глаз, потому что глянешь — прошел один волк, а приглядишься — пробежала стая. Волки, когда их не гонят, бегают не врассыпную, а друг за дружкой, след в след, потому и кажется, будто прошел один зверь.

Мало-помалу разобрался Егор и с волчьим воем, научился отделять голоса молодых от матерых, распознавать, о чем они воют. И сам стал подражать вою, вабить, как говорят охотники. Но и здесь тоже было много такого, что не лезло ни в одни ворота. Вот, скажем, завыл ты. Воешь, стараешься, даже голову задираешь по-волчьи кверху, а сам думаешь: да неужто волк, дикий зверь, не отличит этот вой от своего, волчьего?! Так не отличали ведь! Стоило завыть, и вот уже откликнулся один, другой, третий. И уж тут не хлопай ушами, вой, подманивай зверя под выстрел. Егор и подманивал, дивясь волчьему неразумству.

Правда, не все волки поддавались обману, а уж волчицы, особенно старые, — те совсем редко. Ухитрялись неизвестно как отгадывать, что дурачат их, и ни за что не отзывались.