Бедовый месяц - Марина Ефиминюк

Экскурсия по этому красивому ухоженному дому оказалась самым захватывающим событием, случившимся со мной с момента знакомства с будущим мужем. Если бы тетка Марджери не встревала по любому поводу и не советовала, как переделать гостиные под ее безупречный вкус, получился бы прекрасный день.

И когда, собравшись в нарядную деревеньку возле замка, в коридоре мы столкнулись с тетушкой и Ренделом, только вернувшимся со склона, меня бросило в жар. Клементина держала в руках бумажный пакет, и вокруг одуряюще пахло горячими пирожками.

— Добрый день, господин Торн, — с фальшивой улыбкой поприветствовала она. — Решили прогуляться? Погода чудесная! Лидия до сих пор на склоне. Ищет лыжные палки.

— Как самочувствие, сынок? — по-свойски, спросил дядька у Филиппа.

Возникла неловкая пауза. Ситуацию следовало спасать, но ни одной умной мысли в голову не приходило. По-моему, спастись можно было только героическим побегом.

— Господин Торн, возьмите! — Клементина проворно пихнула Филиппу пакет, очевидно, тем самым желая извиниться за вчерашнюю глупость. — Горячие пирожки. На свежем воздухе всегда хочется есть. Прогуляетесь, закусите…

Он еще не успел понять, что происходит, а я уже выдрала пакет из его рук и пихнула обратно тетке:

— Мы уже позавтракали.

Пусть не думает, что прощена!

— В них нет ничего, кроме капусты. — Она многозначительно отодвинула протянутый пакет в мою сторону. — Пусть твой муж угостится.

— Забери!

— Ну раз совсем не хочется, — просекла тетка, что сегодня еду нам лучше не предлагать и вообще ничего не предлагать, особенно свою компанию. —  Господин Торн, приедете в Энтил, и я непременно приготовлю свой знаменитый пирог с печенкой! Пальчики оближете.

— Благодарю, — сдержанно отозвался он.

Уверена, что Филипп ни при каких обстоятельствах не облизывал пальцы. Даже в кошмарных снах, в которых голыми руками разделывал вареных омаров.

— Хорошей прогулки, мои дорогие, — пожелала тетушка напоследок и толкнула Рендела локтем, чтобы тот пошустрее отпирал номер.

Дядька отчего-то ковырялся ключом в замочной скважине, словно не понимал, для чего придумана фигурная дырка в двери.

— Если что, сынок, заглядывай, — подмигнул он прежде, чем скрыться в номере следом за супругой. — Я знаю, где здесь проходит дегустация отменных вин.

В тишине мы с Филиппом двинулись в сторону лестницы. Ковер на полу скрадывал звук шагов.

Муж молчал, но как-то очень значительно.

— Филипп, напомните, когда я в последний раз говорила, что мне очень жаль? — вздохнула я.

— Вчера утром.

— Сегодня мне снова очень жаль. Жальче, чем вчера.

— Вы собираетесь таким образом начинать каждый день? — хмыкнул он.

— Надеюсь, что сегодняшний последний. Когда мне будет не жаль, я вам тоже обязательно скажу.

В холле мы встретили знакомых Филиппа. Нас представили. Я не запомнила ни одного имени. Не то чтобы у меня была плохая память на имена или на лица, наоборот весьма неплохая, но этих представителей знати, что мужчин, что их спутниц, неуловимо роднила странная манера чуточку заискивающе поглядывая на моего мужа, словно проверяя его реакцию, и неестественно улыбаться.

Когда вокруг все фальшиво скалятся в тридцать два зуба, словно соревнуясь в желании выглядеть дружелюбными, невольно запоминается не имя, а ровность прикуса. Еще запомнился золотой клык у совсем молодого парня. Понятия не имею, как опознаю хозяина этой замечательной коронки, если мы случайно столкнемся на улице, и он сцедит приветствие через губу, толком не открыв рта.

Пока они громко, словно стая каркающих ворон, обсуждали, до чего хорошо этой зимой кататься со склонов, над плечом у невысокого крепенького господина я следила за коридорным, толкающим поперек холла тележку с дорожными сундуками. Ничего особенного в этом банальном действии, понятно, не было, но весь багаж, от самого большого сундука до крошечного ларца, венчающего аккуратную башню, оказался ярко-красного цвета. Очень приметный! Такой и не своруют, и на вокзале среди чужих вещей не потеряешь.

— Леди Торн тоже участвует? — вдруг донесся до меня голос одной из дам.

В оживленной беседе наступила выжидательная пауза. Я с трудом отвела взгляд от дорожных сундуков. Стая великосветских ворон смотрела выжидательно. Знать бы, чего от меня хотят эти шумные люди…

— Безусловно, — проговорил Филипп с такими мягкими интонациями, словно записывал ребенка на конкурс поедания сандвичей с ореховой пастой и по этому поводу заранее веселился.

Пришлось чарующе улыбнуться той самой улыбкой милой дурочки, которая у меня особенно хорошо удавалась, когда я понятия не имела, о чем толкуют люди вокруг. Только бы никто не догадался, что леди Торн слегка потеряла нить разговора. В самом его начале.

— Леди Торн, вы, без сомнения, станете главным украшением аукциона! — прокаркал один из мужчин.

Простите? Не изменяя все той же улыбке, я подняла выразительный взгляд на Филиппа. Дескать, дорогой супруг, я что-то не очень понимаю: вы собрались меня продать?

Не менее выразительно он изогнул бровь.

Что, правда?! Дорогой супруг, у вас помутнение рассудка после коктейля из паленых снадобий? Какой приличный муж отдает с молотка юную, невинную и — боже! — не целованную ни вами, ни каким-то другим мужчиной супругу? Просто усладу глаз!

Кто вообще усладу продает?!

— Господа, увидимся вечером. Нас ждет карета, — без экивоков попрощался Филипп. — Идемте, леди Торн.

— Всего доброго, — по-королевски кивнула я, демонстрируя лучшие манеры.

Ладно, может и не лучшие, но вежливость-то продемонстрировала. Не хочу, чтобы по углам Сиала шушукались, мол, молодая Торн двух слов не может связать. Сразу видно, что в девичестве была Вудсток из провинции. Вот! Два слова не только связала, но и выговорила без запинки.

— Филипп, признайтесь, я согласилась продаться в рабство? — пробубнила я, когда мы практически подошли к входным дверям и своим приближением заставили швейцара броситься их отворять. — Если что, позвольте напомнить, что в нашем королевстве торговля людьми, и даже законными женами, строжайше запрещена.

— Вы согласились украсить собой драгоценности королевского ювелирного дома, моя дорогая супруга, — пояснил он без капли иронии или насмешки.

Не услышав в его голосе ни одной фальшивой интонации, я вдруг почувствовала себя такой польщенной, что вспыхнула и немедленно передумала ехидничать.

В карету мы уселись прежде, чем нас успела перехватить новая компания и подписать на еще какое-нибудь нервирующее развлечение. Вряд ли они тут пекли сахарные печенья на конкурс. Наверняка демонстрировали какие-нибудь наряды для катания на лыжах или ныряния из сухих парилок в сугробы. С