Слепцы - Дмитрий Ермаков

Афанасий напряжен. Зыркает по сторонам, взгляд мрачный, подозрительный. Вождю другим быть и нельзя. Он меня мало интересует. С Афанасия подозрения почти сняты.

Арс молчит. А что еще может делать Арс? Шут с ним.

Алекс и старик, вот, кто меня интересуют. Но Алекс-убийца, это слишком просто. Точнее, так: если убийца он, то у судьбы совсем нет фантазии. А вот Кондрат Филиппович… Сидит, хмурит седые брови, лицо угрюмое, нелюдимое. И глаза. Эти зловещие бельма. Что могут они скрывать? В душу не заглянешь. О чем думает, не поймешь.

И мотив у него, оказывается, есть. Я слышал, он говорит: «Нельзя менять сложившийся порядок!» А я, незваный гость, в этот порядок не вписываюсь. И вечно что-то нарушаю. Как далеко способен зайти этот человек, оберегая этот «порядок», вот вопрос.

Неожиданно для себя самого, я начинаю говорить:

– А кто назначал Кондрата Филипповича ведущим?

Люди в растерянности переглядываются.

– Мы без ведущего играем, разве нет? Так почему он снова и снова говорит: «Город засыпает»? Почему объявляет голосование против кого угодно, только не против себя. Почему?

– Почему? – повторяет Дарья, резко поворачиваясь в сторону старика.

– Да, почему? – подает голос Наташа, которая, казалось, уже уснула.

– Может, закончим игру? – продолжаю говорить я, не сводя глаз со слепого мудреца, подмечая малейшие нюансы поведения. – Вскроемся все? Покажем друг другу наши камешки?

Кондрат Филиппович владеет собой блестяще. Ни один мускул не дрогнул на покрытом морщинами лице. Губы сжаты. Ноздри не шевелятся, словно он даже не дышит. Слепой застыл, точно глыба льда. Он окаменел. Так не ведут себя те, кому нечего скрывать.

– Ну, как хочешь, – пожимаю я плечами, – тогда я объявляю голосование. Кто за Кондрата Филипповича?

– Я! Я! – дружно откликаются Дарья и Наталья.

Арс молча поднимает руку.

– Я! – чуть не выпрыгивает из штанов Алекс. Неожиданный союзник… Но такой уж он, всегда кричит с той толпой, которая больше.

– А я – против. Доказательств нет, – Афанасий смотрит на меня со злостью.

Интересное кино. Где же я ему доказательства возьму? Тут, как в жизни, – пока будешь собирать доказательства, тебя сто раз убьют. Первым бить надо, первым. К тому же Афанасий всегда выступает на стороне своего наставника.

– Итого: пятеро против одного. Демократия, сам видишь. Вскрывайся, – поворачиваюсь в сторону Кондрата Филипповича.

И едва могу сдержать вопль ужаса.

На том месте, где только что сидел живой человек, лежит давнишний, почти разложившийся труп. Лишь отдаленно эта груда истлевшей плоти и костей напоминает старика. Я хватаюсь за горло, пытаясь сдержать тошноту, и…

Просыпаюсь.

Передо мной все тот же чудесный вид. Мрачная темная скала, едва освещенная тусклым мерцанием светлячков. Красота. Я лежу на изрядно примятой подстилке из мха. Мягкие свойства она почти утратила.

Тьфу. Опостылело. Эх, пещеры-пещеры… Как же вы мне надоели. Ничего не меняется. Как эти вообще умудрились не сойти тут с ума? Загадка.

Слышится шорох. Взволнованное женское лицо склоняется надо мной. Это Наталья. Пришла проведать. А еще вернее: никуда и не отходила, тут сидела. Они с Дашей выходили меня. Сколько бессонных ночей провели они у моей постели! А правда? Сколько? Не знаю. Для меня все последние дни слились в одно бесконечное недоутро.

Тяжело Наташе. Глаза красные от недосыпа. Темные мешки. Но держится. Улыбнулась. Спрашивает:

– Как дела?

Разумеется, я через силу улыбаюсь в ответ и говорю:

– Все нормально.

Это не совсем правда. Но что еще сказать? «Ужасно»? Она переживать начнет, суетиться, а сама чуть не падает… Нет, не буду жаловаться. Да и вообще. «Нормально»… Странное слово. Ни «хорошо», ни «плохо». Вообще ничего оно не значит. Так, отговорка, когда не хочется никого расстраивать. Что такое для меня сейчас норма? Лежать тихо, терпеть боль. Никому не мешая, собираться с чувствами, силами и мыслями. Так что все в норме, хех.

Какие же они молодцы, мои милые сиделки!

И мужья их тоже. Я, хоть и неподвижен, но слышу все хорошо. Да и по сторонам стараюсь глазеть. Ни разу ни Арс, ни Афоня не попытались помешать лечению. Слова не сказали женам. Наоборот, помогают. И Федя помогает. И кошка тоже старалась. Как ни приду в себя – а рыжая меховая грелка лежит на животе. Или на груди. Мышка говорила, что кошки чувствуют, когда человеку плохо, и стараются помочь. Что ж, Маша не ошиблась.

Спасибо, ребята…

Я снова закрываю глаза. Спать не хочется. Но Наталья, увидев, что я сплю, и сама пойдет отдохнуть. Ей срочно надо восстановить силы.

После того, как сознание окончательно вернулось, я понял, что у моего положения масса выгод.

Первая: я не работаю.

Вторая: врагу сейчас до меня не добраться. Я под постоянным присмотром. Ната и Даша не отходят от меня ни на шаг. Забавно. Они в моих глазах, особенно в те дни, когда было совсем худо, слились в двухголового мутанта. Двуликого Януса. Точнее, Дануса, хе-хе. Еще иногда дежурили Рада и Лада, но намного реже. Маши не было. Не-ужели до сих пор злится? Ханифа тоже не подходила ко мне ни разу. Повод ли это считать ее врагом? Нет. Но подозрения усиливаются.

Третья причина для радости следует из второй. За два последних дня в ходе неторопливых спокойных бесед, и даже тогда, когда и я, и они молчали, успел хорошо узнать и Дашу, и Наташу. Дусю и Тусю, так они сами попросили, чтоб я их называл.

Смешно. Туся и Дуся. Два веселых гуся… Взрослые женщины, старше меня, обеим хорошо за тридцать. Но это их дело. Мое имя никак не переиначишь. Герман и Герман. У них вариантов, конечно, больше.

Итак, между нами за эти дни сформировалась прочная духовная связь. Никакой, Боже сохрани, любви. Этого только не хватало. Дружба у нас. Или даже братство. Кровное. В моем положении это – намного полезнее. Хотя бы моих сиделок могу вычеркнуть из списка подозреваемых. У кого, у кого, а у них возможностей меня убить было – хоть отбавляй.

Из бесед с Натой и Дашей, и это четвертый положительный момент, я почерпнул много полезного. Они стали моими глазами и ушами. И мозгом тоже, хе-хе. В любом случае, три головы, из которых две не в пример умнее третьей, это – сила. Мой план прост: встать на ноги и первым делом тихо, аккуратно, без лишнего шума ликвидировать врага. Пусть это не по-христиански, но за эти ужасные дни я успел так сильно полюбить жизнь, как никогда прежде.

И за эту жизнь я буду биться до последней капли еще оставшейся во мне крови.

Врага. Надо. Убить.

Пока не поздно.

Не могу не признать: кем бы ни был мой загадочный неприятель, он поступил благородно. Даже представить сложно более беспомощное состояние, чем то, в котором я пребывал. Убить меня смог бы любой. Да, Туся и Дуся были рядом, но не стоит обманываться: надо было бы – отослали бы их куда-нибудь. И замочили бы безоружного. Наверное, именно поэтому мой противник этого и не сделал: совесть не позволила.

Мне совесть позволит. Грохну гниду. Хоть спящим. Плевать.

Список подозреваемых, собственно, сузился до предела. Это или Алекс, или Кондрат Филиппович. Больше некому. Вспоминаю сон. Тот, где мы играли в мафию. Стоит ли воспринимать его как пророчество? И как истолковать то, что слепой старик в моем сне умер? На что это намек? Это видение мне только все карты спутало.

К черту. Сам догадаюсь. Сам вычислю. И сам сверну шею.

Глава 14

Бортовой журнал

Это началось вчера.

Что стало первым тревожным звонком? С какого события стоит вести отсчет? Пожалуй, с исчезновения кошки.

День выдался поразительно спокойный. Подозрительно спокойный. И Кондрат, и Алекс, словно подслушав мои мысли, с самого утра никуда не отлучались, торчали все время на виду. В пещере царила сонная, умиротворяющая атмосфера. Никто не шумел, не ругался, все молча занимались своим делом. Когда именно убежала кошка, – точно никто не смог бы сказать. Но она убежала. А точнее – пропала.

Я первый заметил ее исчезновение, укладываясь спать. Рыжка каждый вечер прибегала ко мне, устраивалась на груди или на животе и мигом засыпала. Лежала теплым меховым шариком, тихо сопела во сне, слегка вздрагивала. С кошкой я засыпал сном младенца, отрешившись от всего, забыв и о людях, и о пещерах…

Маша страшно злилась, что кошка спит со мной. Завидовала, наверное. Один раз она даже замахнулась на зверька кулаком, но вышло только хуже. Рыжка в ужасе метнулась от хозяйки прочь, и больше не отходила от меня даже днем. Сопровождала, куда бы я ни пошел. Удивительно умное существо. Видит, что занят – не лезет, сидит в сторонке. Сяду отдохнуть – подбежит, ткнется носом в колено, начнет тихо-тихо мурлыкать. Так хорошо становилось в такие моменты! Мне даже казалось, еще немного, и кошка заговорит со мной. Как в сказке, «молвит голосом человечьим».

И вдруг она пропала.

Я полежал минут десять, волнуясь все больше и больше. Потом вылез из спальной ямки и пошел искать кошку. За полчаса обшарил весь зал Апсны. Никаких следов Рыжки. Следам, конечно, взяться было неоткуда. Ни на глине, ни тем более на камнях кошачьи лапы вмятин не оставляли. А если какие-то следы и были, разглядеть их мешал недостаток освещения. Вот когда пожалел, что я – человек, а не кот. По запаху нашел бы Рыжку в два счета.