Дело огня - Александр Ян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Асахину продрало вдоль спины от мысли, что он мог понравиться Аоки.
— Ну так как? — продолжал Ато. — Ты со мной?
Ран понимал, что соглашаться нужно, но не так вот сразу — подозрительно выйдет.
— Довольно странно мне все-таки, — сказал он медленно, — что вы предлагаете вашему покорному слуге союз от имени вашего господина после того, как я убил нескольких его слуг, защищая Окиту.
— Говорю тебе, господину все это неважно. Он послал меня за тобой, когда ты зарубил Сиро — а ведь Сиро был из лучших. Но раз ты спросонья пьяный сумел его зарубить — значит, ты нужен господину.
— Раз на то пошло, зачем ваш Сиро напал на меня среди ночи?
Ато чуть покривился.
— Ты пойми, нам случайные свидетели были ни к чему. Обряд — дело нешуточное, сорвать его легко, один посторонний взгляд, и все пропало. Не срубив дерева, не выстроишь дом. Без обид, Тэнкэн, мы ведь не знали, кто ты.
Асахина улыбнулся. Как у них все просто… И как они в этом похожи на людей, чьи цели он еще недавно разделял всецело.
— Вы говорите «обряд» — но смысл и цель сего обряда от вашего покорного слуги ускользают.
— Смысла я и сам не очень понимаю, да и не нашего ума это дело, смысл. А что до цели — разве ты сам еще не догадался? Столица едва не пала, твои друзья стучались в Запретные врата, а ты спрашиваешь, в чем была цель?
…Да, если бы надумал Тэнкэн расставлять по ранжиру негодяев, то для господина дайнагона он бы и полочки не нашел, а и нашел бы — не дотянулся. Первостатейной мразью оказался Аоки-доно, можно сказать, сёгуном среди мрази.
— Но мы (Ран удивился, когда «мы» далось ему с некоторым усилием) так и не взяли дворца, — сказал он.
— Потому что бараны! — без лишних церемоний ответил Ато, и тут же понял, что слишком повысил голос и разговор слышен теперь всем. — Пойдем-ка в сад, а то эти олухи, я смотрю, уже начинают прислушиваться. А ну, по местам! — крикнул он на охранников. — Поместье само себя не устережет! Разошлись!
Обойдя конюшню и господский дом, оба они оказались в саду.
— Я говорю с тобой от имени и по поручению моего господина, — сказал Ато, присаживаясь на камень у пруда. Ран остался стоять, и Ато принял это как должное. — Ты сам успел наверняка убедиться, что господин дайнагон — человек незаурядный. Вот как ты думаешь, сколько ему лет?
— Сложно сказать, — этот вопрос Тэнкэна и вправду озадачивал. — На вид не более двадцати, но по глазам видно, что он намного старше.
— Намного — это просто не то слово, приятель. Дед мой служил ему с детства, и говорил, что с тех дней господин дайнагон нимало не переменился. То же свидетельствует и отец, тому же свидетель и я, служивший ему с тех пор, как был ростом меньше этого меча.
— Что ж он, бессмертный наподобие Рё Дохина[69]? — как можно равнодушней спросил Ран.
— Может и так, — в тон ему ответил Ато. — Уж как ни крути, а на свете он пожил, и если он говорит, что сёгунат дело гиблое, то так оно и есть. Ты читал сочинение Рай Санъё «Вольное изложение японской истории»?
Ран кивнул.
— Тогда понимаешь, о чем я. Сёгуны получили власть незаконно, употребили ее неправильно и довели страну до края пропасти. Кто может спасти ее?
— Император, — юноша почтительно склонил голову.
— Император — само собой. Он есть явленное на земле божество, потомок пресветлой Богини, Озаряющей Небо, десять тысяч лет жизни ему. Но раз ты начитан в истории, тебе известно, что императорский престол подточен за века сёгунского правления, и не устоит без опоры. На кого же он должен опираться?
Асахина промолчал. Говори он с кем-то из настоящих единомышленников, он, ни секунды не колеблясь, сказал бы «на народ». Так говорил Рёма, приводя в пример государства варваров, чье могущество угрожало сейчас Японии. Так говорил и учитель Сакума Сёдзан, ссылаясь вдобавок на «Великое Учение» из Четверокнижия. Но Ато явно ждал иного ответа, и Асахина сказал:
— Просветите невежду.
— Да ну, Тэнкэн, сам-то пораскинь умом хоть немного! Отчего люди портят все, к чему прикасаются? Оттого что они смертны. Не успел пожить, набраться мудрости, выучиться как следует — раз, и помер. Не успел насытиться всеми земными благами, женщинами, славой, богатством — изволь пожаловать к Желтому источнику. Так какой смысл быть честным и неподкупным? Оттого и продажны придворные, оттого и глупы книжники: все знают, что впереди ждет их смерть, и хотят лишь одного: урвать побольше. А попадется среди них человек неподкупный — сами же его сожрут. А не сожрут — так сколько прослужит он государю? Тридцать лет, при большем здоровье сорок, и кончен его век. Нет, подлинно служить государю способен только такой человек, как мой господин. Только он — бессмертный, безупречный, неподкупный — будет Сыну Неба надежной опорой. Не болтуны из Тёсю и не последыш дома Токугава. Скажи, разве я неправ?
…Хорошо смотреть с замиранием сердца на подмостки Кабуки, где отважный Минамото-но Райко сражает Сютэндодзи, Монаха-пропойцу, а Цуна Ватанабэ поборает демона Ибараки. Хорошо представлять себя на месте героев, прыгая по сиаидзё и с воплями размахивая деревянным мечом. Хорошо в мыслях своих приносить господину отрубленные головы нечисти, докладывая о победе.
Худо, когда тебя зовут служить нечисти, даже не подразумевая отказа — держат уже за настолько своего, что почти не стесняются.
— Я полагаю, болтуны из Тёсю и последыш дома Токугава также думают, что лишь они могут быть надежной опорой государю.
— Но они всего лишь смертные, — Ато поморщился, отогнал муху. — В том-то все и дело! Будь господин мой обычным смертным, и я бы полагал его заурядным властолюбцем. Но он и вправду больше, чем человек.
— И зачем ему эти пленники в яме?
— Это не ему, это ночным. А зачем — не стоит для начала знать слишком много.
Да, пожалуй. Все, что нужно, я уже знаю, подумал Асахина.
— В общем, скажи: готов ли ты охотиться за головами Синсэнгуми? Не оплошаешь, как в прошлый раз, не кинешься защищать Окиту?
— Если бы ваши ночные не смахивали так на обычных разбойников, ваш покорный слуга не прикрыл бы Окиту. Сами говорили: не срубив дерева, не построишь дом.
— Брось, никто тебя этим не попрекает. Просто хотелось бы знать, на чьей ты стороне.
Асахина посмотрел в небо, тщательно подбирая слова, и отчетливо, медленно проговорил:
— Ваш покорный слуга поклялся в служении императору провести всю свою жизнь и отдать за него всю кровь. Конечно, я приму сторону того, кто будет наилучшей опорой государю. Того, кого нельзя ни подкупить, ни убить, ни совратить.