Юность Лагардера - Поль Феваль

Человеческая жизнь ценилась здесь удивительно дешево, особенно после захода солнца.

Обходы полицейского дозора были бессмысленны, ибо совершались с завидной регулярностью, в строго определенные часы и всегда по одним и тем же дворам и улочкам. Даже полицейские не желали рисковать и лезть черту в зубы.

Но юный Анри, казалось, совершенно не боялся опасных обитателей этих мест. Он уверенно шагал вперед, зная, что в случае опасности вполне может положиться на свое проворство и ловкость. К тому же он выучился нескольким замечательным ударам, с помощью которых мог сбить с ног любого верзилу.

Ему уже доводилось прибегать к ним, и парочка-другая ошалевших пьяниц, и трое или четверо головорезов, увидевших в нем легкую добычу, остались лежать в пыли, извиваясь от боли и бессильной ярости. Впрочем, Анри предпочитал не хвастаться подобными подвигами перед госпожой Бернар.

Он шел медленно, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к каждому подозрительному звуку. Время от времени он распахивал двери какого-нибудь вонючего заведения и, не обращая внимания на оскорбления и угрозы, окидывал своим острым взором его посетителей. В памяти Анри навсегда запечатлелся облик несчастного дворянина, бредущего по Новому мосту в надежде встретить того, кому можно было бы предложить свои услуги умелого фехтовальщика, — отца златовласого ангела, которого так страстно желал отыскать наш юный герой. Но ни сего пленительного существа, ни отца его нигде не было.

Поиски привели Маленького Парижанина на улицу Балю.

Там внимание его привлек некий дом, стоящий на углу набережной де Ла Ферай и напоминающий огромный и неуклюжий деревянный ящик. Мальчику показалось — или же он ослышался? — что за глухими, без окон, стенами раздаются шаги и ругательства.

Снаружи темное строение выглядело таинственным и заброшенным.

Рядом с этим домом располагался особняк, некогда принадлежавший Сен-Мару. Окна в нем были закрыты ставнями, отчего жилище казалось давно покинутым.

«Интересно, кто же скрывается здесь, за слепыми окнами и толстыми стенами?» — подумал Анри.

Сердце подсказывало мальчику, что между этими двумя с виду необитаемыми домами существует некая связь, но его честная и благородная натура не позволила бы ему даже предположить нечто столь гнусное, как те сделки, что на самом деле заключались там.

Наконец он оказался на углу улицы Сен-Жермен-Л'Оксеруа; внезапно, словно дикий зверь, которого охотник застал врасплох, он резко прыгнул в сторону и затаился в темноте.

Дверь кабачка «Сосущий теленок» со скрипом отворилась: улицу позолотил пучок тусклого света, какой обычно бывает во всех питейных заведениях, освещаемых сальными свечами, и огласил нестройный хор голосов подвыпивших посетителей.

Спрятавшись от взглядов праздных гуляк, Анри почувствовал себя поистине на охоте. Тревожное ожидание охватило его… Любой пустяк казался ему исполненным зловещего смысла… Весь сжавшись, подобно стальной пружине, он ждал, когда придет время действовать.

Из своего укрытия он увидел, как двое мужчин, озираясь по сторонам, вышли из пещеры Бахуса, именуемой «Сосущим теленком».

Первый — это был Эстафе — тащил под мышкой продолговатый сверток. Второй — Жоэль де Жюган — держал в руке обнаженную шпагу.

Пнув ногой дверь кабака, отчего та с глухим стуком захлопнулась, великан из Нижней Бретани и его сообщник направились к улице Труа-Мари, продолжая внимательно оглядываться вокруг. Вскоре они повернули налево и поспешили к Новому мосту.

Охваченный любопытством, Маленький Парижанин последовал за ними.

«Что это они замышляют? Я увидел их лица лишь в неверном свете масляных ламп, но запомню их навсегда. Вот уж поистине висельники из висельников!»

Жоэль Жюган и Эстафе прошли по набережной Самаритен, где бурные воды Сены, вздувшейся из-за раннего весеннего паводка, с шумом разбивались о деревянные прибрежные сваи…

Ночь, словно погребальный саван, окутывала Париж. Дорога, избранная двумя злоумышленниками, была пустынна.

Низко пригнувшись к земле, Анри невидимкой скользил за ними, плотно прижимаясь к стенам домов, готовый, если надо, наклониться еще ниже и даже лечь на мостовую. Добравшись до конца набережной, он резко остановился, ибо те, кого он выслеживал вот уже около четверти часа, свернули на мост.

«Эти двое бандитов пришли сюда неспроста… — думал он. — Не стоит ли мне, воспользовавшись преимуществом внезапности, напасть на них первому и завладеть подозрительным свертком, который тащит этот великан? А заодно и немножечко поразмяться?

Тем более что сверток этот напоминает мне…»

Однако ему не удалось додумать свою мысль до конца. Подойдя к четвертому пролету моста и оказавшись таким образом прямо над серединой реки, Эстафе подал знак — и спутник его сбросил свою ношу в воду…

Раздался глухой всплеск.

— Чудесный вечерок, — усмехнулся Жоэль. — Счастливого плавания!

— И всего наилучшего твоему папаше! — добавил Эстафе.

Выждав несколько секунд и пожав друг другу руки, они повернули обратно, вполне довольные собой. Неожиданно бретонец схватил приятеля за рукав и взволнованным голосом спросил:

— Черт побери! Ты слышал?

— Да, — ответил Эстафе, взволнованный не менее его.

— Мы ведь бросили один узел?

— Узел?.. Ах да… конечно, один, один-единственный… Что же это еще свалилось в воду?

Они переглянулись через парапет моста, стараясь сквозь густую тьму разглядеть, что происходит там, внизу, но так ничего и не увидели.

— Кто-то плывет… — произнес Эстафе.

— Ну, погоди у меня! — угрожающе проворчал Жоэль, адресуясь к невидимому противнику. — Ишь, чего вздумал: половить рыбку в мутной воде…

— Ты умеешь плавать? — спросил Меченый.

— Черт побери, — заверил его Жоэль, — мальчишкой я жил на берегу моря и целыми днями не вылезал из воды.

— Тогда у нас есть еще шанс выяснить, кто тот любопытный, что решил вытащить наш узел. Если надо, ты наверняка сможешь настичь его в Сене. Я же, увы, плаваю как топор.

— Да ладно… Конечно, я полезу в воду, если в том будет крайняя нужда… Пока же поспешим, пошли вдоль берега, авось сумеем помешать ему.

И, указав на кучу камней, бретонец заключил:

— Надо смотреть в оба… да и уши навострить не помешает… Здесь вполне хватит камней, чтобы отправить ко дну того наглого селезня, что вздумал совать нос в наши дела.

Настороженно помолчав, оба принялись швырять камни в темные воды реки.

Ночь скрывала от них самого пловца, однако они слышали, как плещет вода от его энергичных движений. Их острый слух даже уловил его шумное, но ровное дыхание.