Обладатель - Юрий Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гады! Их не сажать надо, а тоже прибить на месте!
– Ша! Чего ты так раскричался! – резко осадил Кракен товарища. – Поверь мне, порой такую шваль и убивать не надо. Их на зоне после статьи об изнасиловании сделают «петухами», а это наказание похуже, чем просто лёгкая смерть.
Загралов задумался над такими утверждениями, признавая в душе их справедливость. И всё-таки сказал:
– Ну, отсидят они, ну, станут кончеными пидорами, а потом? Выйдут на свободу и вновь будут гадить, пакостить и заниматься разным сволочизмом. А так издохнут и не будут больше кислород переводить.
Женька печально развёл руками:
– Конечно, подавляющее большинство народа тоже так думает, но ты забываешь о демократии и толерантности. Где это видано: весь мир проповедует отмену смертной казни, а мы начнём стрелять преступников на месте? Как же! И потом, у нас же нельзя без перегибов… А если начнут попросту отстреливать и честных, неудобных для власти людей? И попробуй тут выбери золотую середину: чтобы и закон соблюдался, и все преступники были наказаны по заслугам, и невинные под раздачу не попадали. Ведь сам знаешь, как бывает порой слепа и несправедлива государственная машина наказаний.
Вспомнив свои недавние мытарства в следственном изоляторе и у безопасников, недавний арестант вынужден был признать, что Кракен прав. Чего уже греха таить, часто в тюрьмах и на зоне оказываются воистину невинные люди.
– Да знаю… – вздохнул он. – Проходили…
– И это тебе ещё повезло, на свободе гуляешь даже после второго ареста. Кстати, найденные у тебя в воскресенье ключи от моей квартиры сослужили отличную службу. Туда нагрянули с обыском, неофициальным, что для меня весьма неприятно, – но нет худа без добра. Следом за безопасниками ломанулись обиженные на меня бандиты. И встретили там тёплый прием.
И Кракен со смехом пересказал, как всё происходило и чем закончилось.
– Вот всегда бы так наши доблестные правоохранительные органы действовали, – сказал он, завершив повествование, – я бы им лично десятину от зарплаты отдавал без сожаления. Теперь о твоей жене. Утром она позвонила моему главреду и устроила скандал. Требовала опубликовать опровержение и наказать автора за очернение её доброго имени. По её словам, она ни в чём не виновата. Вы якобы полюбовно решили разойтись и договорились о дележе имущества. А ты ещё и решил переехать на постоянное место жительства в Индию. Имущество вы продали, ты забрал свою долю. Но при этом стал требовать ещё деньги, угрожая, что при желании можешь забрать всё. Бедная женщина, естественно, возмутилась и ответила отказом. И уехала отдыхать с новым другом. А сейчас вот она в шоке от возведённой на неё напраслины и сама собирается подавать на тебя в суд за угрозы. Вот так-то дела поворачиваются…
У ошеломлённого Загралова просто не нашлось слов. Гнев захлестнул его, и, уже не контролируя себя, он стал мысленно ругать жену и желать ей подавиться украденными у него деньгами. В какой-то момент он вдруг с испугом понял, что сейчас потеряет сознание. Спохватившись, вцепился в столешницу, прикрыл глаза и попытался расслабиться, резко меняя направление мыслей и представляя перед собой золотистое яблоко на ветке.
– Грава, тебе плохо? – обеспокоенно спросил Кракен.
Иван открыл глаза:
– Ненавижу эту падаль!
– Могу только посочувствовать. По большому счёту, если она правильно подсуетится в нужных местах, то тебя же и сделают виновным. И посадить могут.
– Меня?! За что?!
– Да за что угодно, к примеру – за красивые глазки. Машина правосудия порой слепа и неразборчива. Забыл?
– И что мне делать? – растерянно спросил Иван.
– Главное, не поддаваться на провокации. Но ещё лучше – езжай в Индию. Да, да! Не сомневайся, совет верный. Пока тут всё сгладится и утрясётся, поживёшь себе спокойно. Если туго со средствами – я подкину. А потом по Инету найдёшь нормальную работу.
Ивана побег в Индию уже не устраивал, но он промолчал.
– А насчет твоих бомжей, – продолжал Кракен, – дали по тормозам.
– Это как?
– А вот так. Шум поднялся большой, рыть начали серьёзно. А теперь следствие свернули. Потому что поступила директива: не копать это гнилое дело с гнилыми бомжами. Дескать, не те члены общества, чтобы о них переживать. Туда им и дорога.
– Но как же так? – недоумённо спросил Загралов. – Была бы хоть смерть от палёной водки, или там от переохлаждения… А то ведь самым изуверским способом замучили людей! Как можно такое дело закрыть?
– Вот так и можно, Грава. – Кравитц подался к Ивану и перешёл на шёпот: – И кажется, директиву спустили ну очень крупные люди. Один мой коллега, молодой, только начинающий, но мечтающий прославиться, полез было в это дело без разрешения. Его в понедельник ещё предупредили, чтобы не рыпался. А сегодня утром, представь себе, узнаю, что его выперли с работы! Да ещё с такими рекомендациями, что ему теперь о карьере в Москве остаётся только мечтать. Разве что сменит фамилию да несколько лет поработает в провинции. Вот так-то, братец кролик…
И тут рядом раздался грубый злобный голос:
– Что, гниды, шепчетесь?! Опять прикидываете, на кого кляузы писать?
Какой-то мужичок среднего роста, прилично вроде одетый, стоял у стола и нагло пялился в основном на журналиста. Морда его была перекошена от злобы, а глаза своим блеском выдавали принятую на грудь изрядную дозу алкоголя.
Кракен сразу сориентировался, чем тут пахнет, и преспокойно откинулся на спинку стула:
– Болезный, у тебя белая горячка? Вызвать наряд полиции?
В ответ неизвестный выплеснул такой поток ругательств и оскорблений, что даже врождённый пацифист Загралов стал приподниматься, чтобы заехать кулаком уроду в ухо. Но друг детства перехватил его руку и прижал к столу:
– Спокойно! Это – провокация.
Что вызвало новую волну слов, полных ненависти:
– Ах, так вы ещё и голубки?! – и дальше пошла ругань уже на эту тему.
Причём ругался мужичок хоть и злобно, но сравнительно тихо, чтобы его слов не могли расслышать за другими столиками. Как выяснилось гораздо позже, это действительно было провокацией. Её устроил брат одного из посаженных преступников, надеясь, что завяжется драка, и он окажется явно пострадавшим. Естественно, потом иск в суд и крупные неприятности для журналиста.
Загралов прислушался к совету друга и не шевелился, хотя в душе у него всё бушевало:
«Ну вот и что с таким козлом делать? Бить нельзя, он только этого и ждет… А был бы здесь полицай, да гаркнул бы как следует, чтобы этот ублюдок зарёкся на всю жизнь подобные провокации устраивать… А лучше, чтобы вообще ему в рот пистолет засунул, да припугнул…»
И чудо состоялось!
Позади мужика выросла мощная фигура полицейского. Левой рукой он сгрёб урода за шиворот, встряхнул так, что у того клацнули зубы и отвисла челюсть, а правой вставил ему в рот ствол пистолета. И зашипел жутким, замогильным голосом:
– Тварь! Ещё раз посмеешь хоть на кого-то вякнуть, я тебе рот до самой задницы разорву! Понял, сучо́к?!
А тот лишь стучал зубами по металлу дула и хрипел. Под его зависшими над полом ногами стала образовываться лужица.
Иван вдруг понял, что сейчас потеряет сознание. Не совсем соображая, что делает, он сосредоточился на одной мысли:
«Оставь эту тварь и уходи!»
Словно услышав приказ, полицейский, ни на кого не глядя, усадил обмочившегося типа на стул у соседнего столика, прошёл к выходу и скрылся на лестнице, ведущей вниз, на улицу. В кафе царило молчание. Несколько свидетелей сценки склонились над столами, делая вид, что они ничего не заметили, одна парочка спешно встала и покинула кафе. Официантки вообще показали чудеса воспитания и выдержки. Одна из них пришла с тряпкой на палке и деловито вытерла лужу. Вторая, словно случайно проходя мимо, всунула в руку шокированному, но враз отрезвевшему скандалисту и провокатору несколько салфеток. Никто никуда не звонил и ни на кого не глядел.
Через некоторое время наказанный тип поднялся на подгибающиеся ноги, прикрыл салфетками окровавленный рот и беззвучно удалился.
Кракен повернулся к другу и прошептал:
– Вот это да! Решительный поли, как в кино! Жаль, на видео не записал… – Он вынул из кармана телефон. – Один только звук. А кнопка включения у меня вот… – он показал запястье.
А Загралов ошеломлённо молчал. Этого человека в форме полицейского он уже видел, причем не один раз. И голос его слышал. Он ещё мог сомневаться в своих глазах, но слуховой памяти доверял безоговорочно.
Глава двадцатая
Воспоминания
Дело происходило давно, точнее – двадцать лет назад. Тогда ещё двенадцатилетний Ванюша был неразлучен с Кракеном, они ежедневно устраивали всякие забавы и игрища, впервые просмотрели «интересное» кино для взрослых и только-только начинали всерьёз задумываться о девочках. Именно девочка и стала причиной одной неприятной, запомнившейся на всю жизнь истории.