Ночь в «Восточном экспрессе» - Вероника Генри

Она только уселась, чтобы составить список того, что нужно будет взять с собой в Нью-Йорк — Имоджен очень верила в списки, — когда раздался стук в дверь. Это был проводник, Роберт.

— Желаете аперитив, пока будете собираться на ужин?

Она заколебалась.

— Нет, спасибо. Я, пожалуй, выпью вина за ужином.

— Хорошо. — Он подал ей листочек бумаги. — Это ваш стол. Ваш вагон — «Лазурный берег». Мой любимый. Вам он понравится.

Имоджен взяла листочек. Какое-то мгновение она раздумывала, не попросить ли принести ужин в купе. Она может побаловать себя, даже не наряжаться толком, просто выпить пару бокалов вина, а затем лечь спать. Она не затворница или необщительный человек, это действительно то, чего она хочет.

Но таким образом она лишится удовольствий «Восточного экспресса». Суть путешествия в том, чтобы переодеться к ужину и насладиться обстановкой, даже если ты и одна. Она ленится. «Следует себя пересилить», — сказала себе Имоджен. Адель пришла бы в ужас, узнав, что она просидела в своем купе в шлепанцах.

В результате Имоджен подготовилась всесторонне. Свои волосы до плеч она завила в блестящие локоны и натерла все тело лосьоном с мерцающим эффектом, прежде чем надела платье — изумрудно-зеленое греческое макси с глубоким вырезом, вполне уместным с ее грудью. Платье хорошо облегало фигуру, мягко обтекая ее изгибы, выявляя как раз столько, сколько нужно для соблазнительного вида. В уши Имоджен вдела серьги-подвески с кристаллами, которые заискрились в мягком свете горевших в купе светильников. Никаких других украшений Имоджен надевать не стала: платье и серьги идеально дополняли друг друга.

Нагибаясь за вечерней, расшитой бисером сумочкой, Имоджен услышала сигнал пришедшего СМС-сообщения. У нее екнуло сердце. От Дэнни? Перед собой она не могла притворяться, что ей все равно. Сообщение вторглось в ее маленький кокон. Она чувствовала себя в безопасности в этом купе, как будто реальный мир находился за миллион миль отсюда. Надо было выключить телефон. Но теперь сообщение пришло и дожидалось прочтения. Мучая ее.

«Как жизнь в поезде? Уже встретила прекрасного незнакомца? хх».

Сообщение пришло от Ники.

Имоджен быстро набрала ответ: «Замечательно! Пока никаких прекрасных незнакомцев, но еще не вечер. хх». Затем она выключила телефон и убрала назад в повседневную сумку. Разумеется, он ей не написал. Да и с чего бы? Ее письмо было окончательным. Оно не оставило места для переговоров. Никогда в жизни она больше не получит от него весточки.

Имоджен помедлила несколько секунд, прежде чем выйти из купе. Она ощутила легкую слабость. Она-то считала, что держит все под контролем, что она непобедима, была так уверена в своем будущем и в том, куда едет.

— Ты едешь в Нью-Йорк, — напомнила она себе. — У тебя с Дэнни и через миллион лет ничего не получилось бы.

Эти слова быстро превращались в ее мантру.

Вагон-ресторан «Лазурный берег» изумил Имоджен. Дымчато-голубая обивка кресел, серебристо-серые шторы на окнах, эффектно оттенявшие стекла от Рене Лалика. Лампы в вагоне заливали пассажиров розовым сиянием, сновали официанты в ливреях, без задержки выполняя любое пожелание гостей, и все как один обаятельные и красивые. Снаружи ночь окутала поезд, который шел по Франции к Парижу, пролетая через маленькие городки, напоминавшие, что там, за окном, есть другой мир, реальный.

Вокруг Имоджен гости уже сидели за своими столами. Большинство мужчин пришли в смокингах. Женщины, разодетые в шелк, атлас и бархат, были в выгодном освещении ослепительными красавицами. Пальцы и декольте вспыхивали брильянтами. Рубиновые губы и блестящие глаза говорили о тайнах и обещаниях. Негромкий гул разговоров, звон бокалов, звук откупориваемых бутылок. Изредка смех; сплетенные пальцы рук на столе. Здесь царила атмосфера праздника, романтики и исполнения желаний.

На мгновение Имоджен пала духом, почувствовав себя непривычно застенчивой и одинокой. Затем с высоко поднятой головой скользнула на свое место и взяла меню. Снаружи, за окном, начали мелькать пригороды Парижа. Они были строги и унылы, не слишком удачное вступление к романтике самого города. Высотные дома-башни, бетон и граффити освещались резким светом уличных фонарей. Имоджен подумала, что, возможно, этот безрадостный пейзаж гораздо больше соответствует внезапно охватившему ее настроению, чем Париж, предназначенный для любовников.

Глава семнадцатая

«Нет ничего более романтичного, чем высматривать кого-то на железнодорожном вокзале, — думал Райли. — В аэропорте с его неизбежными задержками рейсов и близко такого не почувствуешь. А вот поезд гораздо больше дает ощущение сиюминутности». Когда «Восточный экспресс» стал замедлять движение в предместьях Парижа, сердце Райли забилось быстрее. Повозившись с защелкой окна, он опустил его, чтобы, высунувшись, увидеть Сильви как можно скорее.

Наконец они вплыли под величественный стеклянный купол Восточного вокзала. Огромные часы с подсвеченным циферблатом и черными цифрами отсчитывали убегающее время. Сколько еще секунд до встречи с ней? Райли казалось, что он сейчас взорвется от нетерпения.

А потом он вдруг увидел ее на платформе. Хрупкую фигурку в большом не по размеру макинтоше, брючках капри и кроссовках на шнурках, волосы собраны в пучок, вокруг шеи — непременный шарф. Так по-французски. Настолько в духе Сильви.

Когда поезд остановился, Райли поспешил из купе ко входу в вагон, где Роберт уже помогал Сильви войти и держал в руке потертый красный саквояж, который она брала с собой, сколько Райли помнил. Куда бы Сильви ни ехала, на какой срок, брала она только этот саквояж, и его всегда хватало для ее немалого гардероба, соединявшего в себе дизайнерскую одежду, подаренную обожающими Сильви модельерами, и вещи из секонд-хенда, которые она покупала во всех своих поездках. У нее накопилось по меньшей мере пять джемперов Райли, несколько его рубашек, бесчисленное количество носков и полосатая пижама, в которой Сильви обычно спала.

— Сильви! Дорогая.

Он крепко обнял ее, вдыхая аромат «Хэвек».

— Райли!..

Она смеялась от счастья. То, как она произносила его имя, по-прежнему заставляло Райли светиться от удовольствия. Говорила она с нелепым французским акцентом, хотя большую часть своей жизни говорила по-английски, а не по-французски.

Она отодвинула от себя Райли на расстояние вытянутых рук и нахмурилась, вглядываясь в его лицо при свете коридорных ламп.

— Но ты такой бледный. Ты неважно выглядишь. Что происходит?

— Я попал в аварию. Но со мной все в порядке.

— В аварию? В какую аварию? Ты мне не говорил.

— Нет. Потому что знал, ты тут же сядешь в самолет. Но я чувствую себя отлично. Честное слово.

— Completement fou. Он совсем сошел с ума, — повторила она по-английски и в подтверждение своих слов воздела руки и закатила глаза. — Роберт, что мне с ним делать? Ему нужна нянька. Тебе еще не надоела твоя работа здесь? Мог бы приглядывать за Райли…

Роберт улыбнулся:

— Мне никогда не надоедает моя работа в поезде. Вы это знаете. Вы каждый раз меня спрашиваете.

Это было правдой. Вопрос этот превратился в ритуал. Сильви постоянно пыталась уговорить Роберта оставить работу проводника и следить за ее парижской квартирой. По счастью для него, он не поддавался. У Сильви бывали причуды, и она не всегда понимала, как это может отразиться на других людях и практично ли это. Конечно, это добавляло ей очарования. Роберту хватало ума, чтобы все это понимать, но он тем не менее был от Сильви без ума.

Она покопалась в ручной сумке и с улыбкой подала Роберту коробку «Макарон Ладюре»[20].

— С фисташками, с лаймом и с соленой карамелью. Все твои любимые.

— Спасибо.

Это был один из обычаев Сильви. Заставить человека почувствовать, что она всегда о нем помнит.

Райли положил руки ей на плечи.

— Идем. Ты должна переодеться к ужину.

Он обменялся с Робертом быстрым заговорщицким взглядом, прежде чем увести Сильви в их купе.

Переоделась она в мгновение ока; актриса, она привыкла быстро менять одежду. Из дорожной сумки Сильви извлекла черное вечернее платье от Бальмена — шелковое, с вырезом-лодочкой, длинными рукавами и пышной юбкой. Платью было, наверное, не меньше лет, чем Сильви, но сидело оно на ней по-прежнему как влитое. Сильви распустила волосы, провела пробкой от флакона с духами за ушами и накрасила губы темно-красной помадой. Повернулась, разведя руки, чтобы Райли оценил. Ее силуэт вырисовывался на фоне вагонного окна, уходил назад Париж, и Райли вдруг вспомнил тот давний день в подземке. Ему достаточно было лишь чуть прищуриться, и Сильви снова было шестнадцать лет, и он снова видел светлую челку и темные брови и вызывающе надутые губы, позирование…