Нелюди Великой Реки. Полуэльф-2 - Андрей Лавистов

— Дурак же ты, Петя! — с чувством произнес тот же голос, и я, с трудом проламываясь сквозь жуткую боль, понял, что говорит со мной та самая Кася, которая почтила своим присутствием вчерашний "кухонный наряд" у гномов. Вчерашний? Пусть будет вчерашний… Ух, ё-ё-ё-ё! Чую, многовато выпито было!

— Чего ты обниматься полез, да при всех? Знаешь, сколько сразу защитников девичьей чести нашлось? — хихикнула гнома, — А ты уже такой пьяный был, что даже и не понял, когда тебя бить начали! Если б я не заступилась, тебе бы никакие целители не помогли!

Так, спокойствие! Я к Касе обниматься полез? В пьяном виде? Врет! Как бы пьян я ни был, а такие кабацкие замашки у меня не проявятся ни при каких обстоятельствах. Воспитание не то! Я к женщинам всегда с уважением. А при виде красивой женщины у меня и джентльменство в жопе играет, и стесняться я начинаю, как школьник. Так что никаких "поползновений" я себе бы не позволил. И вообще, последнее, что я помню, так это то, что куда-то шел и на стенку наткнулся… Но раз она за меня заступалась…

— Спа-сс-ибо… — выдохнул я, совершенно не представляя, о чем идет речь.

— Спасибо на хлеб не намажешь! — озвучила девушка известную гномскую присказку и добавила, неожиданно томным и глубоким голосом, — Поправляйся давай, пьянь подзаборная!

После чего махнула рукой и выпала из моего непривычно узкого поля зрения. Глаз-то один замотан на совесть! Надеюсь, не вытек!

Так, что у нас по факту? Я лежу в какой-то довольно длинной уютной и светлой, но узкой пещере на широченной кровати, рядом еще одна, в воздухе специфический медикаментозный запах, присущий лишь больницам, а на стуле только что сидела Кася, хлопавшая длинными рыжеватыми ресницам. Ну сколько можно! Я имею в виду, почему мне в голову всегда "Кавказский пленник" лезет? У маркиза Конкруда это был "Арсайлский пленник", где в виде черкешенки выступала, как ее… фэйри… фэйри… да понятно, что фэйри — Паола, вот! Надо же, чуть имя "кровной" сестры не забыл! Завязывать надо с бухлом! А здесь, выходит, это будет "Гномий пленник" с Касей. Примитивно! Однотипно! Но если по голове били, так воленс-ноленс извилины распрямятся.

Попытка вспомнить хоть что-нибудь увенчалась только вспышкой сильной головной боли. Если меня гномы били, то что теперь? Делегация? Оставят в покое? Заведут следственное дело о порче дорогостоящего имущества, в виде полуэльфа Пети, одна штука? Конечно, дорогостоящего — пятьсот золотом на дороге не валяются! А чего Кася здесь сидела? Если она секретарша "шефа", то есть доверенное лицо, так ей в самый раз в роли следователя выступать, тем более что она непосредственный участник событий. И кстати, женат местный королек, али холост? Должен быть женат, и с детишками — у гномов это первый признак "состоявшегося" члена общины.

Встал, хоть ноги и подрагивали, и отправился искать туалет. Железную утку проигнорировал, не дождетесь! Надеюсь, и зеркало в санузле есть. Интересно же, что с рожей моей сделали? Моя же рожа, не чья-то! Она мне дорога как память! Размотаю бинтик осторожненько… Свет мой, зеркальце, скажи… Вот и он, кстати, белый рупор Ихтиандра. Этого мифического получеловека, полудельфина звать не пришлось, и то спасибо…

Размотав бинт, я обнаружил на глазнице какую-то примочку, пропитанную гадким и едким лекарством фиолетового цвета. Ну-ка, снимем! Ничего страшного! Глаз кровью залит, на роговице что-то вроде треугольной кровавой трещины. Склера, да и роговица, что ли, чутка повреждены, выглядит некрасиво, но сильной боли почему-то нет, да и все это, по сути, пустяковина, если меня действительно по роже гномы своими пудовыми кулаками месили. Вопрос в другом! Открыл рот — надо же, целое все! У меня не так давно один молодой черно-тюрбанистый туг зуб на нижней челюсти выбил. Туг теперь уже, правда, стал вечно-молодым, а вот зуб, с хрустом принявший неприличное горизонтальное положение, я не выплюнул, а, превозмогая острую боль, приподнял языком и вдавил на прежнее место. И придерживал потом его языком всю дорогу. Зуб прижился, но, конечно, не остался прежним, а стал резко выдаваться вверх. Теперь он, если рассуждать со стоматологической логикой, "выбивает" все верхние зубы, потому что не ходить же с вечно раскрытой варежкой.

Зуб надо то ли вырывать, то ли подпиливать… На первое не соглашусь — что ж, зря я терпел, пока он приживется? Второе предпочтительней, если б не одно "но". Зубы подпиливают орки, из чистокровных, черногривых. Подпиливать зубы, чтобы могли сомкнуться челюсти на безобразной морде, орков научила жизнь. Сопение, издающееся полуоткрытыми пастями "природных" орков, очень помогало ночью эльфийским лучникам, обученным стрелять на звук. Так что пришлось черногривым под угрозой полного уничтожения и клыки подпиливать, чтобы рот нормально закрывался, и когти подрезать, чтобы рукой, а точнее, лапой обхватить рукоять ятагана. Были, правда, среди черногривых поклонники старины и ревнители традиций, так эти, залив глаза, бросались на строй копейщиков, будучи вооружены только своим природным оружием — клыками и когтями. И гибли, конечно. Ха-ха! Посмотрел бы я на орков, как бы они сейчас в атаку бросились… Дураков нет! Теперь каждый с пистолетом-револьвером-винтовкой ходит, как передвижной арсенал! В этом я орков понимаю, но подпиливать по-орочьи зубы не согласен.

Так, что же у нас с мордой лица в общем и целом?

Из зеркала на меня неприятно скалилась если не орочья, то откровенно бандитская харя: бледно-зеленая, с перепоя, один зуб точит, левый глаз красный и страшный, волосы грязные, сосульками во все стороны, красавчик! Нормальный, чистокровный эльф с таким клошаром и здороваться не станет. Нос зажмет и зажмурится.

Что у нас тут? Душ? Вот и воспользуемся!

— Ты чего ж, бесстыдник, творишь? — раздался старческий дребезжащий голос. Старческий, конечно, но …женский!

— …! — выругался я от неожиданности и прикрыл срамное место. Меня что же, в женское отделение положили? В целях унижения личного достоинства?

Или у гномов в больничке нет различия на Эм и Жэ? Я юркнул в душевую кабинку, быстро помылся, завернулся в висевшее на крючке полотенце и осторожно выбрался в "палату", шлепая голыми пятками по теплому полу и оставляя на камне стремительно высыхающие мокрые следы. Надо же! Полы с подогревом! Красота! Бабульку-гномиху я не заметил сразу хотя бы потому, что она была очень маленькой и ссохшейся. Мумия такая, почти незаметная под одеялом. Но взгляд у старушки был тверд и ехиден, а в худых ручонках-щепочках сохранилось довольно силы, судя то тому, с какой скоростью мимо моей головы пролетела подушка. Увернулся я на автомате, во все глаза уставившись на соседку. Одеяло она натянула по горло, сверху остался только нос крючком, да ночной чепчик, сливающийся по цвету с подушкой. Понятно, почему я ее не заметил!

— Не жалко подушку, бабуля? — спросил я участливо, — запачкается ведь!

— Постирают! — гордо ответила старушенция, — Эх, будь я на триста лет помоложе!

Какие-то гномы озабоченные. Вот в людских землях, в какой бордель не зайди — везде гномы сидят… Кася эта с ее намеками… Теперь бабулька… Ей пора уже гроб заказывать, да о посмертии думать, а она все об одном…

— Да, будь я помоложе, уши бы тебе, паршивцу, поотрывала бы! — Я аж поперхнулся. — Чтоб знал, как в обчестве заголяться!

Старушка, оказывается не столько похотлива, сколько задириста и боевита. А ну-ка я ее "на слабо"!

— Вот только не говори, уважаемая, будто что-то новое увидела! Небось, в жизни такое приходилось…

— А как же! — немедленно поддержала разговор старушка. И началось. "Бессонница, Гомер, тугие паруса… Я список кораблей прочел до середины…" Именно до середины, потом срубился… Старушке нужен был слушатель, и где-то через две-три минуты ее монолога я приноровился кивать и поддакивать в нужных местах.

— …Снорри, который сын однорукого Бомина, у него еще прозвище было Три Руки, потому что он сначала себе протез сделал нормальный: для левой руки. У него как раз левой не было. А потом он сделал себе еще и протез для правой руки и иногда надевал его на культю просто так, ради смеха. Оттого и Три Руки!..

И так полтора часа. Целая пара! Уж и волосы высохнуть давно успели, а старуха все никак не успокаивалась. Что обидно: у старушки был такая память, что она могла бы стать прекрасным летописцем, если бы не …пол. Гномы вообще неохотно выпускают своих женщин из пещер, может быть, потому, что с рождаемостью у них дела обстоят разве что чуточку лучше, чем у эльфов. Поэтому старушка прекрасно помнила всех своих родичей: троюродных, четвероюродных, седьмую воду на киселе, но игнорировала тот простой факт, что времена, как бы попроще сказать, сильно изменились! И ее разлюбезные правнуки теперь на бронетранспортерах с крупнокалиберными пулеметами подведомственную территорию патрулируют!

— Ты, кстати, кусочник? — прервала свой бесконечный монолог старушка, встрепенувшись. Я тоже продрал широко открытые глаза — Да понятно, что кусочник, чужак, эльф, кто ж тебя к котлу подпустит? Тебя ради этого ко мне и засунули!