Нелюди Великой Реки. Полуэльф-2 - Андрей Лавистов

— Рукой за ногу зацепись! Ради своего и твоего же блага прошу! Меня же за тебя вздрючат! Сделай, пожалуйста! — прошептал мне на ухо Бафер, и я последовал его совету, тем более что "пожалуйста" от него я слышал впервые. Бафёр мгновенно накинул на место "сцепки" неизвестно когда сдернутую с подушки наволочку, шепнул "Придерживай! И глаз закрой!", а потом сделал вид, что не имеет со мной ничего общего.

Внезапно толпа остановилась, по инерции выбросив меня на пустое пространство перед… манекеном. Едва на одной ноге удержался! А на манекене мой "вшивчик" висит! Точно мой, с крестиками! Ага! Я ж его сам сюда сушиться повесил, после того как постирал! Вот он, родимый! Не сперли его, хорошие вы мои, честные!

Молчание толпы никогда никому ничего хорошего не предвещало. А гномы безмолвствовали и смотрели нехорошо. У меня даже похмельный синдром прошел.

— Трое обвинителей! — злобно произнес моложавый с виду гном, с куцей бородкой и крючковатым носом. — А число судей — все, кто есть! Главное, чтобы нечетным было!

— А защитник? — подал голос один из тех гномов, кто входил в команду Лимлина и, соответственно, ввез меня в Гору. Этих можно было легко выделить из толпы — нечесаные, заспанные, в тапках на босу ногу, с помятыми и похмельными рожами… Все правильно: задание выполнено, имеют право на законный выходной!

— Пусть будет защитник! Клепсидры для речей на один малый кувшин! — согласился "крючконосый". — Имею предъявить обвинение полуэльфу в том, что он оскорбил Отца-Основателя Прародителя! Намеренно и гнусно! Улики налицо! Свитер его мокрый на нашем Отце! Первый обвинитель Мелет Кривобородый!

— Имею обвинить полуэльфа в том, что истинной целью его проникновения в Гору является недостойное желание унизить наших богов, осквернить своим присутствием нашу Гору и развратить нашу молодежь! — это уже не Мелет влез, а какой-то седобородый, одетый в традиционный воротник с капюшоном гном, с пергаментным лицом четырехсотлетнего старика. — Второй обвинитель Дурин Молотобоец!

— Э-э-э, Дурин, можно только одно обвинение предъявлять… — поправил этого "Дуреня" Бафёр, вежливо дышавший в сторону, хоть, по-моему, это было бесполезно, настолько мощный и густой аромат от него распространялся… — от одного обвинителя принимается только одно обвинение…

— Да его, по заветам предков, в дерьме утопить надо! — заорал Дурин, даже молодея как-то от праведного гнева, — Он же на нашего Отца свой свитер натянул! И осквернил этим его священную статую! Ты не видишь, что ли, Бафёр? Совсем глаза пропил?

Вот, значит, в чем меня обвиняют… Свитер я не туда повесил… Интересно, штрафбат есть в гномском войске? Мне теперь туда после скорого и справедливого суда загреметь — как два пальца… Имею богатый, но печальный опыт…

— И еще он внучку мою развратил! Голым перед ней бегал!

— А в чем разврат-то? — Бафёр по-честному напрягся, даже жилы на лбу вздулись, но понятно было, что гном не видит ничего особенного в том, что кто-то носится голым по коридорам Горы. Здесь, видать, это нормально.

— А он худой, как щепка! И девки наши все ему завидуют! — взвился Дурин, — Моя дура весь день не жрет, на ди-Э-ту села! Это же разврат! Помрет она теперь, кто виноват будет? Ась?

На это никто не мог ничего сказать… А мне лично хотелось протереть глаза и прочистить уши. Щипать себя уже не было необходимости — пяти раз вполне хватило, чтобы убедиться, что я не сплю, и что все это происходит со мной наяву. Клепсидра, если не ошибаюсь, это водяные часы. Они такие же, как песочные, но вместо песчинок в нижнюю емкость из верхней капает вода.

— А третий обвинитель? — спросил Бафёр,

— Третьего не будет! — к нам подошел еще один гном с благообразной и хитрой рожей, в простом свитере военного образца, "пришлого" покроя. Лишь одна косица на затылке, да рыжая борода заплетена традиционным способом, скромненько так, без выпендрежа. Пальцы рук, правда, усеяны крупными перстнями с огромными камнями и печатками. Толпа гномов перед ним расступалась, чтобы затем сомкнуться за его спиной. От фигуры гнома прям-таки разливалась волна спокойствия и самоуверенности. Начальник какой-то местный, не иначе.

— А почему, вообще, обвинения? За что обвинять полуэльфа? Он решил украсить статую нашего Отца-Прародителя своей единственной дорогой вещью! Поступок, достойный уважения! Вот ты, Мелет, говоришь, что свитер мокрый! Ну конечно, полуэльф постирал его перед тем, как надеть на статую нашего Отца! Не заставлять же Прародителя нюхать эльфийский пот! Так ведь, Петя?

— Ни фига! — настроение у меня было хуже некуда, и этот добровольный адвокат мне его не поднял. Отдавать манекену мою "единственную дорогую вещь" я вовсе не собирался. Нашли "жервователя"! Пусть Бафёр делает мне какие угодно знаки, свитер свой я статУе гномского Прародителя не отдам! Так и сказал. Коротко, но доходчиво. Толпа гномов зашумела и весьма недружелюбно.

— Он оскорбил Отца-Прародителя! — опять взревел кривоносый, и нос его покраснел, как от хорошей порции алкоголесодержащего. Кому — что… Кому — сутяжничество интереснее хорошего застолья…

— …на поруки! — подбежавший Лимлин пыхтел как паровоз, и слова вырывались из его глотки с каким-то клокотанием. — Третьего обвинителя нет, так что по законам предков полуэльфа можно взять на поруки! Я и беру!

— Ты так уверен в нем, Лимлин? — это мой добровольный защитник поинтересовался. С прищуром такого опытного барышника на морде лица. Торговец, настоящий торговец, из тех, что зимой снег продадут. — Вольному воля… Поддерживаю!

И, не дожидаясь, пока Кривобородого Крючконоса хватит удар, пояснил:

— Полуэльф — нашему роду вира за Бифера. Как мешок с углем… А что он не понимает, что нашу веру оскорбил, так какой с мешка спрос? С неразумного? С вещи? Я как Король, Предводитель клана и Главный Хранитель Заветов свидетельствую: деяние полуэльфа не может считаться оскорбительным для Отца-Прародителя, яко не от разумного произошло, обаче и не от безумного, но от неведения предмета неразумного!

О как завернул! Умные речи и послушать приятно, особенно если в них ни ухом ни рылом. Этому дай волю, так он докажет, что я мать родную съел, но только из уважения к институту материнства и детства. Надо же! "Обаче"! А где "Дондеже"?

— И, во-вторых, вы что от полуэльфа ждали? — продолжал витийствовать гном, оказавшийся тем самым королем, в чей кабинет меня не пустили, и чья приемная так ненавязчиво походила на приемную "начальника" из пришлых, — Вежливости по отношению к гостеприимным хозяевам? Как пришлые говорят, посади свинью за стол, она и ноги на стол! Не вижу ничего удивительного! Так что нечего делать такие глупые рожи, работать идите!

Ну, гримасы у окружающих были не столько удивленные, сколько яростные, однако все послушно разошлись, услышав слово "работа". Гномы…

Толпа стала потихоньку рассасываться, а король подошел ко мне и моему новоявленному поручителю.

— От тебя, Лимлин, теперь зависит, будет это мешок с углем или мешок с алмазами! В печь его кинуть или в золото оправить! Не подведи!

И Биг-Банана отправился по своим государственным делам вальяжной походкой.

— Что ж ты, Петя, наделал! — укоризненно посмотрел на меня Лимлин. — Теперь, если мы результат на гора не выдадим, нам обоим хана. Тебя и вправду в печку кинут! А результат нужен быстрый, чтобы всем хлебальники заткнуть!

Ничего не ответив гному, я подошел к статуе Основателя-Прародителя, сдернул с нее свой свитер, так и не высохший до конца, и процитировал:

За уши зайца несут к барабану;Заяц ворчит: "Барабанить не стану!Нет настроения, нет подготовки,Нет обстановки, не вижу морковки!"

Стишок детский, но с глубоким смыслом! Ты все понял, Лимлин? Обеспечишь условия — будет результат!

— Перво-наперво свяжешься с Глоином! Пусть сходит к приставу Сеславинскому, Ивану Сергеевичу, он мне тыщу золотом должен! Положит на мой счет в Тверском торговом банке, себе за хлопоты сотню возьмет.

— Тысячу? — недоверчиво переспросил Лимлин, — Тысячу новых, золотом?

— Ты не веришь мне, что ли? — оскорбленно вскинулся я, — с чего это вдруг?

— Понимаешь, — Лимлин поскреб в бороде, — ты какой-то странный… Вот хоть на шмотки свои посмотри! Человека, например, всегда по одежде определить можно…

— А гнома? — подначил я этого "аналитика".

— Гнома — тем более! — отмахнулся Лимлин. — Так вот, ежели кто в байковой рубахе — это одно! В куртке из виверны — совсем другое, в камуфляже — третье! Даже если третье на втором, а второе на первом, все равно понятно — кто передо мной! А с тобой непонятно ничего: даже одежда на тебе странная, как ребус.

Если Лимлин хочет сагитировать меня отдать свитер, то напрасно. И все же интересно: