Принцесса в академии - Варя Медная

Ифрит сперва вытаращился на меня, а потом откинул голову и расхохотался:

– Нет, костюмчик по размеру. Вообще говоря, у нас тоже две руки и две ноги… плюс кое-какие добавления по мелочи. А ты что, представляла меня восьмируким одноглазым горбуном?

– Если честно, я даже не знаю, как тебя представлять… думаю, ты понравился бы мне в любом виде. Даже восьмируким и одноглазым.

– Правда? – Разлившийся по небу розовый закат чудесным образом добрался и до его щек.

– Да. Ты очень хороший друг. Дома у меня остался один, Мика, но с тобой выходит совсем по-другому. Как думаешь, дружба всегда разная?

– Не знаю, не задумывался. – Он прищурился, глядя на небо – видимо, всерьез размышлял над ответом. – Вот с Индриком дружить так же легко, как дышать воздухом… А с тобой не так… Да, наверное, разная.

Мы шагали по набережной вдоль реки. Вода мягко плескалась о пирс, а носившиеся над ней птицы копировали голоса лоточников, нахваливающих свой товар. Повисшее молчание было того сорта, которое не тяготит, а потом Озриэль спросил:

– А друзья могут держаться за руки?

– Да, друзья так обычно и делают.

Он нащупал мою руку и указал наверх:

– Гляди, как красиво. – Я проследила за пальцем. Небесная палитра красок дополнилась золотыми слоями и лиловыми мазками перистых облачков. Озриэль потянул меня к воде: – Подойдём ближе?

– Мне уже давно пора вернуться, Эмилия ждёт… – Я ещё раз глянула на небо и не устояла: – Разве что совсем ненадолго.

Всё равно опоздала. Позже я непременно отработаю всё пропущенное время.

Мы купили у прибрежного торговца по дюжине непотопляемых камешков и, набив ими карманы, уселись на краю пирса и спустили ноги в воду. Закат отражался в ней, отчего казалось, что небо и сверху, и снизу. Солнечный диск пламенел, торжественно тая на границе двух стихий. Мы болтали ногами, перемешивая золотистое отражение, и по очереди кидали камешки. Они прыгали по воде, пока не превращались в крошечные точки на горизонте, не больше комариков, а потом и вовсе исчезали из виду. Тогда я представляла, что они запрыгивают на солнце.

– Интересно, они и впрямь непотопляемые?

– Если бы на свете существовала река, протекающая по всему земному шару, можно было бы это проверить.

– Знаешь, – я кинула очередной камешек, наблюдая, как он бодро поскакал вслед за собратьями, – сегодня Орест сказал одну вещь, которая не выходит у меня из головы…

– Поменьше слушай его. Он забывает, о чём говорит, ещё не закончив фразу.

– Я так и поняла, когда он заявил, что любит меня.

– Так и сказал? – резко переспросил Озриэль.

– Ага. Но я сейчас не об этом.

– Черт! – Ифрит зашвырнул камешек сразу за горизонт. – Орест не шутит лишь в двух случаях: когда дело касается его волшебных игрушек и когда говорит, что влюбился всерьез и навек. Но всерьез и навек он влюбляется примерно раз в месяц, так что не волнуйся, долго досаждать не будет.

– Ээ, хорошо. Так вот, о той вещи, она была действительно важной… – Я глубоко вздохнула: – Он сказал, что мой жених может оказаться прыщавым и… и некрасивым.

– Я думал, тебе всё равно.

– Да, внешность – это пустяки, к ней я могла бы привыкнуть. Но что, если он, допустим, не любит кидать непотопляемые камешки? Или на дух не переносит горячий шоколад? Или злится при одном упоминании цветочной пыльцы?

– Ты забываешь, что он твой жених, – мягко перебил Озриэль. – За что-то же он тебе понравился. Если бы всё было так ужасно, вы бы не решили пожениться.

– Да, ты прав… – Я замолчала. Считал бы меня Озриэль по-прежнему своим другом, если бы узнал, что я и ему солгала? Кажется, из моего вранья впору замок возводить. Я зашвырнула подальше следующий камешек и продолжила бодрым тоном: – А хочешь, расскажу что-то смешное?

– Давай!

– Стоя сегодня в зале для совещаний перед мадам Лилит и вспоминая всё, что произошло в эти дни, я вдруг подумала, как было бы здорово, если бы моим суженым оказался ты. Подумала, несмотря на то, что мы уже убедились в обратном, и несмотря на то, что мы просто друзья. Вот такая глупость пришла мне в голову, умора, правда?

Озриэль молчал целую минуту, а потом вынул последний камешек и, вместо того чтобы пустить его по воде, аккуратно положил рядышком на пирс.

– Мне совсем не смешно.

– Мне тоже. Наверное, я просто не умею шутить…

– В этом ты не одинока. – Он поднялся и протянул руку. – Идём, мне будет стыдно смотреть Эмилии в глаза, если задержу тебя ещё больше.

Я приняла руку, встала, отряхнулась, и мы зашагали в сторону Шебутного переулка.

Глава 11,

В которой я подвергаюсь атаке ловеласа и узнаю правду о Спящей Красавице

Эмилия что-то напевала за работой. Пальцы легко порхали, перевязывая очередной букет. Когда мы вошли, она подняла голову и вспыхнула, задержав взгляд на Озриэле. Видимо, вспомнила их вчерашнюю встречу. Оба неловко поздоровались, и вскоре ифрит распрощался. Я раскрыла рот, но Эмилия жестом остановила меня:

– Можешь ничего не объяснять. Магнус уже рассказал про тот чудовищный случай с внезапным исчезновением ограды. Надо же этому было произойти именно тогда, когда ты проходила мимо академии! Хорошо, что профессор Иох вовремя среагировал и успел остановить тучу стрел.

Похоже, вранье заразительно даже для пауков. С языка уже готов был сорваться красочный рассказ, живописующий мои злоключения, – Эмилия наверняка поверила бы каждому слову, – но вместо этого я вдруг взяла её за руку, усадила на кушетку для посетителей и сама устроилась напротив.

– Это неправда, Эмилия. Магнус… он солгал по моей просьбе. Но мне больше не хочется тебе врать, никогда не хотелось. На самом деле всё обстоит совсем иначе.

И я рассказала ей правду. Не ту, которую знали Озриэль, Орест и уж тем более Индрик. А настоящую правду. Даже про то, кто я. В том, что она меня не выдаст, я не сомневалась.

Эмилия не выдернула руку, не отшатнулась, и голубые глаза не омрачились брезгливостью. Она выслушала спокойно и доброжелательно – точно так, как всегда выслушивала жалобы клиентов или многочасовую болтовню старушек, которые приходили за скромным букетом колокольчиков и уходили, излив душу, но так ничего и не купив.

– Значит, ты принцесса? – уточнила она.

– Да.

– А почему твоё королевство называется Бессердечное?

Я объяснила и добавила:

– Раньше оно называлось Сердечное, потому что отец в общем-то добрый и мирный правитель. При нём даже бунтов ни разу не было.

– Мне жаль, что он заболел…

– Спасибо, мне тоже. Технически это не болезнь… просто отсутствие жизненно важного органа.

– А тебе не кажется, что раз он такой добрый, как ты говоришь, то можно было попробовать всё ему объяснить, вместо того чтобы сбегать из дворца?

– Я пыталась, но добрый и понимающий – это разные вещи. Родители всегда желают детям счастья, но понимают его по-своему. Ты не сердишься на меня за обман?

– Нет, это твой секрет, и ты раскрыла его именно тогда, когда посчитала нужным. У всех есть тайны.

– Спасибо! Мне стало гораздо легче! – Я от души обняла её. – И я непременно отработаю свои часы.

В лице Эмилии отразилась неуверенность:

– Ливи, извини, но теперь, когда я знаю, что ты принцесса, не могу не спросить: ты уверена, что хочешь и дальше работать в лавке?

– Именно этого я и хочу! Эмилия, пожалуйста, не рассказывай никому о нашем разговоре, даже мадам Гортензии, и не делай различий между Ливи-цветочницей и Ливи-принцессой.

– Конечно, раз ты просишь. О, госпожа Ирма! – Девушка с улыбкой поднялась навстречу пожилой даме в лимонной шляпке с узкими полями, только что вошедшей в магазин. – Как ваш кашель? Вам, как обычно, сосисочные герберы для Пушка? – Она нагнулась и погладила визгливый лохматый комок, норовящий обгрызть лепестки у музыкальных примул возле входа. Растению чудом удавалось уворачиваться. Со стороны казалось, что оно просто колышется от сильных порывов ветра в условиях отсутствия ветра. Пока Эмилия обслуживала клиентку, истинной целью которой было обрести благодарную и сочувствующую слушательницу, я решила отнести библиотечные книги наверх. Из-за закрытой двери доносился голос Магнуса. Паук не имел привычки разговаривать сам с собой, но ответов собеседника я так и не услышала. Может, тот общался жестами? Я толкнула дверь стопкой книг и шагнула в комнату.

– Магнус, с кем ты…

В ту же секунду что-то яркое унеслось в форточку, как подхваченный ветром платок, а паук яростно напустился на меня:

– Тебя не учили стучать?

– Нет, конечно! Я же принцесса. Кто это был?

– Кто был где? – осведомился Магнус тоном, фальшивым, как бюст жены первого советника, и беззаботным, как майское утро.

– Тот, с кем ты говорил…

– Ни с кем я не говорил – так, репетировал, мм… – Он обвел глазами комнату в поисках подсказки, ничего не нашёл и раздраженно отрезал: – Просто репетировал, и всё. И вообще, к чему этот допрос? Имею я право на спокойный вечер после всего пережитого?!