Алая маска - Елена Топильская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Порез глубокий, — проговорила она как будто про себя. — Это сделано острым лезвием. Как вы так неосторожно? Пьяны были?
— Оставим это, — нехотя ответил я. — Благодарю вас за помощь. Сколько я вам должен? Иод, бинт…
Христина Ивановна укоризненно покачала головой.
— Ничего вы мне не должны, бог с вами! «Иод, бинт»… — смешно передразнила она меня. — Это мой долг, оказать помошчь…
Может быть, она надеялась, что в благодарность за йод и бинт я встану и уйду, не задав ей ни единого вопроса?
— Вы давно тут практикуете, Христина Ивановна?
— Что? — надежда в ее глазах погасла.
— Давно ли держите кабинет?
— А-а, — Христина Ивановна прикрыла глаза, вспоминая. — Тому уже двадцать три года. Нет, вернее сказать, акушеркой работаю двадцать три года, служила в акушерской клинике при медико-хирургической академии, у господина профессора Громова, царство ему небесное! Но что это? Разве моя деятельность интересует следственные власти?
— К вам претензий нет, — успокоил я ее. — Просто вы, по всей вероятности, можете помочь в разысканиях убийцы.
Христина Ивановна беззвучно вскрикнула и зажала рот рукой, глядя на меня испуганными глазами.
— Убийцы?! — проговорила она из-под руки. — Кто убит?
— Убийство произошло накануне в доме барона Редена, — пояснил я, и в глазах акушерки отразилось облегчение.
Она опустила руку и перевела дух.
Ее испуг явственно показал, что она действительно была хранительницей страшных семейных тайн, почему и могла опасаться насильственной гибели каких-то своих клиенток, чье грехопадение стало достоянием гласности.
— Но я ничего не знаю об этом убийстве, — проговорила она с нажимом.
Я кивнул.
— Конечно, это так. Но вам известно кое-что о людях, проживающих в доме Реденов.
Христина Ивановна поджала губы и, без того державшаяся прямо, выпрямилась еще больше.
— Ничего мне не известно, — сухо сказала она.
— Вы ведь ведете книги?
— Книги? Я веду медицинские записи. Что болит, и как я вспоможение оказала. А кто мои пациенты, так я паспортов не спрашиваю.
Она отвернулась к окну с гордым видом, но я видел, что она испугана и напряжена.
— Да ну что вы, Христина Ивановна, — укорил я ее, — наверняка спрашиваете. Обязаны спрашивать. А то как вы налоги уплачиваете?
Она вспыхнула.
— А вот уплачиваю! Сполна и вовремя! Егор Филидорович никогда не жалуется, всегда доволен! — Видимо, этот Егор Филидорович был местным податным, представителем Министерства финансов. Еще бы ему быть недовольным, все они пьют и едят за счет тех, с кого налоги собирают. Худых, неупитанных податных я в жизни не встречал. — Только при чем тут дом Реденов?
— Христина Ивановна, — примирительно заговорил я, — я ведь не податной инспектор. И домом Реденов интересуюсь не потому, чтобы с ваших пациентов сборы не были уплачены, а исключительно в связи с совершенным убийством.
— Святый Господи! Надоели уже с вашим убийством! Что вы мне все про убийство! — Хоть акушерка и старалась сохранить обиженный вид, но заметно было, что она испытала некоторое облегчение, когда я отказался от темы уплаты податей.
Конечно, Христина Ивановна далеко не со всех своих доходов уплачивала необходимые сборы, как это делали и все остальные вольнопрактикующие доктора. Кое-какое вознаграждение наверняка полностью шло в ее карман, но я действительно не податной инспектор.
— Мне вот известно, уважаемая Христина Ивановна, что вы оказывали помощь некой Емельяновой Анне. Так?
— Не знаю я никакой Емельяновой Анны! — акушерка вздернула подбородок.
— Но баронессу-то, Ольгу Аггеевну, знаете ведь? — гнул я свое. — Так Анна Емельянова пришла от нее, по ее рекомендации.
— Какая баронесса? Какая Ольга Аггеевна? — притворилась акушерка.
— Ну как же! Баронесса Реден. А ведь Ольга Аггеевна при смерти, — заметил я невзначай.
— Как — при смерти? — ахнула акушерка. — Свя-тый Господи, как же это? Такая хорошая женщина…
Поняв, что она себя выдала, акушерка прикусила губу и опасливо глянула на меня. Я благородно не стал ловить ее на слове и сделал вид, что не заметил ее проговорки.
— Ничего плохого нет в том, что баронесса пользовалась вашими услугами, — сказал я, но акушерка запротестовала.
— Нет-нет, что вы! Моих услуг не было! Баронессу пользовали у господина профессора Флоринского, в медико-хирургической… — она осеклась, да меня и не занимало нисколько, кто же пользовал баронессу. Меня интересовала в большей степени ее прислуга, о чем я и сообщил Христине Ивановне.
Наверное, по зрелому размышлению, она решила, что от того что выдаст следствию интимные тайны прислуги, сама баронесса много не пострадает, и я постарался, как мог, укрепить ее уверенность в том.
— Ну была такая Анна Емельянова, — неохотно признала она. — Но я ее в книгу еще не успела занести…
Ну конечно, не успела, подумал я, поскольку вознаграждение от этой пациентки было щедрым, а услуга незаконной, и Егор Филидорович о том вряд ли узнает.
— Христина Ивановна, — напомнил я, — не податной я, а следователь. Книги смотреть не буду, вы мне так, на словах скажите.
Конечно, не будь я отстранен и не приди сюда незаконно, тайком выведывать то, о чем по должности уже не имел права выведывать, мне следовало бы посмотреть книги и вообще забрать их в качестве доказательства. Но откуда Христине Ивановне, напуганной визитом должностного лица, о том знать?
— Ну… Была такая Анна Емельянова. Лечилась от одной женской болезни…
Конечно, от женской болезни, именуемой нежным сердцем, подумал я.
— Диагноз меня не интересует, — успокоил я Христину Ивановну, которая все равно, под страхом какого угодно наказания, не призналась бы в подпольном аборте.
— А что же вас интересует? — изумилась акушерка.
— Все, что вы знаете про Емельянову.
— Не понимаю вас…
Бедная Христина Ивановна совсем была сбита с толку.
— Не пойму, что вы хотите знать? — растерянно повторила она.
— Начнем с того, как выглядела ваша пациентка? Какого росту, сложения, какова прическа…
Я был почти уверен, что описание пациентки не совпадет с портретом юной простодушной Анюты. Сердце мое екнуло, когда я готовился услышать описание черных глаз и пепельных кудрей молодой баронессы.
Христина Ивановна вовсе не была уверена в том, что ей следует давать правдивое описание пациентки, пришедшей по рекомендации Ольги Агеевны Реден, но все же дрожащим голосом стала говорить:
— Что ж… Росту она высокого, лет ей — двадцати еще нету… Сложение хрупкое. Одета хорошо, но скромно. И… странно как-то. Чего вам еще?
— Волосы, волосы какие? — с замиранием сердца спросил я. Что-то скажет акушерка?
— О, волосы у ней хорошие! Очень хорошие, — оживилась г-жа Имеляйнен, приглаживая свою и без того гладкую голову. — Как это по-русскому? Красные такие, медные кудри, — она смущенно улыбнулась, — очень красивая барышня.
— Медные? — переспросил я, не веря свои ушам. — Вы хотите сказать, она была рыжая?
— Вот-вот, рыжие волосы, очень густые, здоровые. Красивая прическа, высокая.
Я был потрясен. Ожидал чего угодно, но только не этого. Высокая прическа из рыжих волос… Уж не моя ли это развратная знакомица была тут под видом горничной из баронского дома?
— Вы узнать ее сможете? — спросил я, и акушерка кивнула.
— А как же! Узнаю, можете не сомневаться!
— А что означает ее странная одежда? Что вам странным показалось?
— Как это сказать… — акушерка задумалась и прищелкнула пальцами. — Старо… старомодно. Так сейчас молодые девушки не носят.
Я отметил про себя эту странность в облике пациентки. Вкупе с высокой рыжей прической это давало пищу для размышлений.
— Христина Ивановна, а не парик ли был на вашей пациентке?
Акушерка возмущенно на меня посмотрела:
— Что вы! Когда женщина на кушетке лежит, ей не до париков! Я женщину в ванную веду сначала! Надо же — парик! Как вам в голову пришло!
Признаться, я был растерян. Откуда же взяться фигурантке с медными кудрями среди тех замешанных в деле женщин, которые мне уже были известны? Рыжих среди них не было… Не было, если не считать даму-инкогнито, героиню моего любовного приключения. Но ее имя и положение до сих пор для меня тайна.
— Надеюсь, она осталась довольна оказанной ей медицинской помощью? — осторожно уточнил я, ожидая узнать, долго ли она тут пробыла и не было ли осложнений, которые позволят нам исключить кого-то из числа подозреваемых.
— У меня недовольных не бывает, — гордо произнесла Христина Ивановна. — Утром рано она явилась, я ее положила в палату, кормила обедом, как у меня заведено. Ушла она вечером, сама, своими ногами, хорошо себя чувствовала.