Нерусская Русь. Тысячелетнее Иго - Андрей Буровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 4. «Русская партия» у власти
Мы знаем, есть еще семейки,Где наше хают и бранят,Где с умилением глядятНа заграничные наклейки…А сало… русское едят!
С.В. МихалковРусские компрадоры
Переворот Екатерины II в 1762 году легко считать временем победы русских над немцами. Действительно, дворцовых переворотов больше не будет, устанавливается стабильная преемственность императоров, с Павла Петровича – по прямой мужской линии. В России – экономический подъем, а вскоре ее международное могущество достигнет таких пределов, что, по словам канцлера А.А. Безбородко: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела». Преувеличение? Не очень большое…
Но приходит к власти вовсе не национально ориентированный слой. Внешне «европеизированное» русское дворянство XVIII–XIX веков было настроено очень патриотически. Оно вполне честно считало национальной изменой отказ Петра III от результатов Семилетней войны. Так же честно боролось дворянство с «бироновщиной», вполне искренне хотели избавиться от того, что сами же они называют «немецким засильем».
Но так ведь и московское боярство и дворянство XV–XVI веков вполне честно хотело освободиться от власти татарских ханов и было против татарского засилья. Московские служилые люди стояли насмерть против крымчаков, рубились на осклизлых от человеческой крови мостовых Казани по глубокому нравственному убеждению.
Это совершенно не мешало тому, что московский князь становился таким же точно ханом, хотя говорящим по-русски и с крестиком на шее. Москва при этом превращалась в новый Сарай-Бату, а служилые люди утверждали в Твери и Пскове те же принципы ведения политики, которые и несли ханы на Русь.
Скажем честно – была ли особая разница для этого самого «всего народа» от того, правит в России Бирон или Бестужев? Когда Манттейн гоняется за Бироном и фрау Бирон вокруг супружеской кровати, – кто тут национальный герой? Когда гвардейцы «матушки Елизаветы» волокут в крепость самого Миниха и Остермана, что происходит?
«…немцы после десятилетнего господства своего при Анне, озлобившего русских, усевшись около русского престола, точно голодные кошки около горшка с кашей, и достаточно напитавшись, начали на сытом досуге грызть друг друга»[85], – так отвечает Ключевский.
Но чем немцы Бирона лучше «чисто русских» гвардейцев, приведших к власти «натуральную русскую» Елизазету?
Во-первых, если одна придворная клика лупит другую – что изменяется для этих самых 98 % населения Российской империи? Да ничего.
Так англичане и французы воюют, решая, кому из них владеть Канадой? А какая разница индейцам? То есть индейцы могут понимать, что они разобщены, плохо вооружены – все равно белые будут командовать. Они могут даже считать белых умнее и лучше самих себя, но что это меняет?
Индеец может даже пойти на службу к французам, ассимилироваться – благо, расизма у французов почти нет. Но даже его частная позиция предпочтения французов англичанам что меняет?
Во-вторых, что в этих гвардейцах Елизаветы такого «чисто русского»? Русские дворяне сами откровенно говорят, что они не «народ». Они одеваются, говорят и ведут себя так, что русское простонародье не в силах отличить их от Миниха и Манштейна… А Миних и Манштейн все меньше отличаются от Воротынских, Полонских и Загряжских.
В некоторых кругах довольно модное занятие: подсчитывать, какая именно капля русской крови текла в жилах русской императорской фамилии. Возможно два варианта: если Павел Петрович был генетическим сыном Петра III, наполовину немца, то Николай II – русский на одну шестьдесят четвертую часть. Если генетический отец Павла – Салтыков, то Николай II – русский на одну тридцать вторую.
Династию, сидящую на престоле Российской империи со времен Павла I, по всем сложившимся веками династическим законам следует именовать Гольштейн-Готторп-Романовской. Так ее и называли в Готском альманахе, выходившем в немецком городе Гота генеалогическом сборнике, включавшем все родословные росписи правящих домов и наиболее значительных родов титулованного дворянства Европы.
Выходил Готский альманах с 1763 года и до конца Второй мировой войны. Сидевшие на престоле Романовы очень возмущались этой записью и настаивали на «правильном» названии их династии: они никакие не Гольштейн-Готторпские! Они Романовы!
Но протесты протестами, а именовали династию именно так.
И в жилах очень многих русских дворян, потом и интеллигентов текло немало европейской крови. Поминая «негритянство» Пушкина, часто забывают – он еще на четвертую часть немец. Можно долго поминать и других известнейших людей, почти неизменно находя в них немало польской, французской, датской, а особенно немецкой крови.
Но не в крови, конечно, дело… в духе. Дело не в том, что правили иноземцы по крови! Политическая и культурная элита Российской империи осознавала себя как иностранцы в собственной стране. Как немцы в Прибалтике. Или как татары на Руси.
Иностранцы в собственной стране
В идеологии послепетровской эпохи Россия была государством, оторванным от Европы коварными монголами; официально ставилась задача «вернуться в Европу».
В этой идеологии дворянство оказывалось «европеизированным» слоем. Так сказать, теми, кто уже в Европу вернулся. В действительности, конечно, европеизация дворян довольно условна, да и шла она постепенно, весь XVIII век. «Подлинная эмансипация дворянства, развитие его дворянского (в европейском смысле этого слова) корпоративного сознания происходили по мере его «раскрепощения» в 1730–1760 годы XVIII века…»[86]
Но идеологически дворяне весь XVIII и XIX века осознавали самих себя европейцами, судьба которых – руководить диким народом и нести свет в дикий народ, чахнущий вдали от источников европейского просвещения.
И вообще – что такое «народ»? В буквальном значении «народ» – это все, кто «народился». Русский народ – это все, кто народились от русских матерей и отцов, как от бояр и дворян, так и от корабелов, строящих каспийские бусы, как от купцов гостиной сотни, так и от церковных побирушек. Народ – это целостность, совокупность, по своему значению близкая к французскому «нацьон» или английскому «нэйшен» – нация, или немецкому «фольк».
Теперь же получается так, что часть русских вовсе не составляет народа. Они – дворянство, шляхетство, и юридически, своими правами, и своим образом жизни крайне резко отделенное от остального народа… они сказали бы просто – отделены от народа, опустив не нужное им слово «остального». В Российской империи есть дворянство, а есть народ, и совершенно неизвестно, является ли дворянство частью народа.
Очень характерен в этом смысле шумный успех книжки, переведенной в 1717 году с немецкого: «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению». То есть многие из советов, даваемых в книжке, заслуживают только похвалы: совет не есть руками, «не чавкать за столом, аки свинья», «не совать в рот второго куска, не прожевавши первого», не чесать голову, не тыкать пальцами в физиономию собеседника и так далее.
Другие советы – быть приятными собеседниками, смело действовать при дворе, чтобы «не с пустыми руками ото двора отъезжать», учиться ездить верхом и владеть оружием, тоже были полезны тем, кого готовили из дворянских недорослей.
Но здесь же и советы как можно меньше общаться со слугами, обращаться с ними как можно более уничижительно, всячески «смирять и унижать»; был и совет «младым отрокам» не говорить между собой по-русски, чтобы во-первых, не понимали слуги, а во-вторых, чтобы их можно было сразу отличить от всяких «незнающих болванов».
«Ничтожная немецкая книжонка недаром стала воспитательницей общественного чувства русского дворянства»[87]. Ведь советы «ничтожной немецкой книжонки» позволяли резко отделить самих себя от других классов общества, – от десятков миллионов всяких «незнающих болванов».
Народ как бы нужно просвещать… Но вместе с тем народ ценен именно так, без всякого образования, и служит для того, чтобы дворянство могло быть «европейцами». А то если все будут образованные, кто будет землю пахать?!
Кажущийся парадокс: и запарывали насмерть крепостных, и создавали крепостные гаремы в основном самые «прогрессивные» и часто самые патриотически настроенные помещики. Ведь именно они наиболее остро чувствовали себя европейцами в мире диких туземцев.
Британцы в Индии с высоты обученного слона палили и по тиграм, и по людям из племени кхондов – последнее было не повседневной практикой, конечно, а тоже эксцессом, в стиле Струйского. А в России были Ширятинский и, скажем, помещик П.А. Кошкаров, в доме которого «…был гарем… 12–15 молодых и красивых девушек занимали целую половину дома и предназначались только для прислуги Кошкарова; вот они-то и составляли то, что я назвал гаремом… все девушки… непременно должны были, кроме Матрены Ивановны, начальницы гарема, спать в одной с Кошкаровым комнате… Раз в неделю Кошкаров отправлялся в баню, и его туда должны были сопровождать все обитательницы его гарема, и нередко те из них, которые еще не успели, по недавнему нахождению в этой среде, усвоить все ее взгляды, и в бане старались спрятаться из стыдливости, – возвращались из бани битыми»[88].