Цепочка вечных ценностей - Александр Агеев

Лет пять назад разговоры о будущем были явно не в мейнстриме. Какие проектировки будущего в стране, отдавшейся свободному потоку сиюминутности? В стране, где даже госзаказ принял вид госкаприза? Выживай и благоденствуй каждый сам, как можешь – такова была массовая доминанта. Любое целеуказание под видом прогноза – либо рецидив тоталитаризма, либо профанированная астрологическая жвачка. Одиночные попытки героев футурологической науки, не прекращавшиеся, к счастью, никогда, поделиться с обществом и властями своим представлением о тревожном будущем не одно лишь, а ряд десятилетий не находили должного отклика. У одних – под тяжестью и без того непростой жизни, у других – из-за подпитанных идеологической машиной ментальных шаблонов, у третьих и четвертых тоже были, видимо, веские мотивы. Но буквально за последние 2-3 года ситуация сказочно изменилась.

У государства одна за другой вызрели официальные доктрины с формулировками долгосрочных интересов, целый букет планов и программ надолго вперед приняли ключевые ведомства, у крупнейших корпораций появились проектные видения и стратегии до 2020, 2030, а кое у кого даже до 2050 года! В информационный оборот большими тиражами вброшены переводные прогнозы судеб мира и чуть-чуть – России.

Воспряли профильные академические институты и, о Боже, вот-вот будет принят Закон о прогнозировании! О чем еще мечтать профессиональным футурологам?! Пожалуй, о чистоте жанра.

Футурология как наука по своей общественной значимости и, следовательно, опасности сравнима с медициной и образованием. Но в отличие от них нацпроект по футурологии реализуется независимо от высоких решений и масштабных инвестиций. Он, этот проект, называется в просторечии «поиском национальной идеи». Отсутствие, размытость, непопулярность, слабость национальной идеи – результат недоразвитости прогнозной и управленческой компетенции у нации, а в первую очередь – у ее элит.

Забота о своем будущем – признак здорового общества, правильно помнящего свои сказки.

Если угодно – из трех установок сказочных поросят по отношению к будущему стратегически продвинута только позиция Наф-Нафа. Он предвидит риски, умело использует возможности, готовится к парированию угроз и понимает свою социальную ответственность перед безалаберными собратьями…

«Дожили!» – скажет кто-то. Мыслимо ли – поросенок как социальный и управленческий идеал! Но на то и сказки, чтобы если не ум, так стыд пробуждать.

Нефтегазовые доллары Центральной Азии

Хорошее дело «голландской болезнью» не назовут? Есть какой-то налет гламура в том, что столь банальную экономическую ситуацию ассоциируют с одной из самых благополучных стран мира. Не нигерийская, не венесуэльская, не ливийская, не брунейская, не иранская, но вот именно такая, благородного происхождения болезнь. А речь-то идет о крайне серьезной теме, которую характеризуют с почти трансцендентальным размахом – «нефтяное проклятие»! Или поспокойнее – «парадокс изобилия», или просто, как констатация – «богатые страны с бедным населением».

О кровавом аромате нефти написаны многие книги, в том числе вполне профессиональные. Едва ли не за всеми трагическими сюжетами и совсем недавней истории, и всего ХХ века мы без особого труда разглядим беспощадную борьбу за контроль над скважинами и трубопроводами. Даже сейчас, к примеру, поражает размах стратегических планов Германии во Второй мировой войне по захвату нефтеносного Среднего Востока двумя клещами из Африки и с Кавказа. Да и узел нынешней глобальной напряженности в южном постсоветском «подбрюшье» невозможно понять без привкуса «черной крови».

Увлеченность геополитикой нефти, однако, таит в себе подвох. Всполохи войн из-за нефти затеняют сюжеты поскучнее – социально-экономические. Почему добыча и продажа уникального природного дара порождает как правило, чудовищное социальное расслоение в нефтезависимых странах? Экономическая теория дала на этот счет исчерпывающие объяснения, удостоенные нескольких нобелевских титулов. Но «экономические агенты», с азартом и в свое удовольствие оперирующие «нефтяной рентой», – это не инопланетяне, наверное. Это вполне конкретные лица, обычно рассматривающие свои экстрадоходы как вполне заслуженные. И в самом деле, разве сверхприбыль не относится к нормальному предпринимательскому доходу?

Но, как показывает опыт, именно в этом секторе наблюдается наибольший масштаб абсолютного и относительного ухода от налогов, наивысшая интенсивность коррупционных потоков, беспредельное небрежение «внешними эффектами» хозяйствования. Именно здесь вырастает жажда анклавных оазисов благополучия и тяга к уводу капитала на защищенные анонимностью финансовые острова. Наверное, «голландская болезнь» сродни эйфорическому синдрому ошалелости от довольно простого стимулятора. Любопытно, правда, что патологические проявления этого состояния не обнаружить у подавляющего большинства рабочих, инженеров и руководителей нефтяной отрасли. Локализация болезни – в квазинефтяных структурах, формирующих финансовую, силовую и нормативную инфраструктуру сектора.

Практически все примеры излечения от «зависания на углеводородной игле» связаны либо с мощным общественным контролем над углеводородной экономикой и распределением ее доходов, либо с решимостью государственных лидеров употребить власть ради общественного блага. Так срабатывает сильный иммунитет обществ от экономического и морального загнивания.

А нефть? Проблема же не в ней. Проблема в нас. В каждом. Макроэкономически можно, конечно, пенять на эту жидкую субстанцию, но в том и сила духа нации, чтобы при таком невезении, как изобилие нефти, отличиться иными конкурентными преимуществами. Главное из которых – достойная жизнь всех граждан и несколько романтическое состояние общества, называемое справедливостью. Иное, как заметил в свое далекое, но поучительное и сейчас время, Дж. М. Кейнс, – нефункционально.

Обескураживающая простота

В каждой непротиворечивой системе логических утверждений существует хотя бы одно, которое невозможно ни опровергнуть, ни доказать.

Одно из следствий теоремы Курта Гёделя

Удивительным человеком был Зенон! Над разрешением его парадоксов 25 веков ломают свои умы математики, логики и философы (и какие умы среди них – Аристотель, Гегель, Бергсон, Дюринг, Рассел, Гильберт, Кантор, Зиновьев и т.д., и т.п.). До сих пор неоспоримого решения зеноновских апорий не найдено. А ведь из почти полусотни поставленных Зеноном проблем до нас дошло лишь девять. Апории Зенона по-прежнему – «идеальный тест на самостоятельность мышления… гносеологический кошмар, который зрит в корень… ставит под сомнение любую формализацию и… требует мышления, не отягощенного догмами»[25].