Наш общий друг. Часть 1 - Чарльз Диккенс

Покуда Амуръ и Граціи готовятъ Гименею свѣточъ, долженствующій воспламениться въ упомянутый торжественный день, у мистера Твемло мутится умъ. Ему начинаетъ казаться, что совершенно зрѣлая молодая дѣвица и совершенно зрѣлый молодой джентльменъ — самые старинные друзья Вениринговъ. Не состоитъ ли Beнирингъ ихъ опекуномъ? — Едва ли, такъ какъ оба они старше. Однако онъ вѣдь посвященъ во всѣ ихъ тайны и много содѣйствовалъ тому, чтобы заманить ихъ къ алтарю. Однажды онъ даже самолично разсказывалъ ему, Твемло, какъ онъ сказалъ своей женѣ: «Не правда ли, Анастасія, какая славная парочка?» Онъ говорилъ еще, что смотритъ на Софронію Экершэмъ (зрѣлую молодую дѣвицу) какъ на свою сестру, а на Альфреда Ламля (зрѣлаго молодого джентльмена) какъ на брата. Твемло спросилъ его при этомъ, не учились ли они съ Альфредомъ въ одной школѣ, но онъ отвѣтилъ: «Несовсѣмъ». На вопросъ же, не была ли Софронія усыновлена его матерью, онъ отвѣчалъ: «Нѣтъ, нельзя сказать». Твемло прикладывалъ руку ко лбу и терялся въ догадкахъ.

Но вотъ какъ-то разъ, недѣли три тому назадъ, мистеръ Твемло, сидя но утру у себя надъ конюшней въ Дьюкъ-Стритѣ на Сентъ-Джемскомъ скверѣ за газетами и за слабымъ чаемъ съ поджаренной булкой, получилъ раздушенную записочку съ вензелемъ. Записочка была отъ мистрисъ Beнирингъ. Мистрисъ Beнирингъ просила «дорогого мистера Твемло, если онъ ничѣмъ особенно не занятъ, пожаловать къ ней отобѣдать съ мистеромъ Подснапомъ и обсудить одно важное семейное дѣло». Послѣднія три слова были два раза подчеркнуты и завершены восклицательнымъ знакомъ. Отвѣтивъ на записочку: «Ничѣмъ не занятъ и болѣе чѣмъ радъ», Твемло явился къ Венирингамъ, и вотъ что за симъ воспослѣдовало.

— Дорогой мой Твемло, — говоритъ ему Beнирингъ съ милой улыбкой, — любезная готовность, съ какою вы отозвались на безцеремонное приглашеніе Анастасіи, поистинѣ неоцѣнима; это такъ похоже на стараго, стараго друга… Знакомы вы съ нашимъ другимъ добрымъ другомъ Подснапомъ?

Твемло хорошо помнитъ добраго друга Подснапа, когда-то причинившаго ему такой конфузъ. Онъ отвѣчаетъ, что знакомъ, и Подснапъ подтверждаетъ его заявленіе. Повидимому. этотъ Подснапъ въ короткое время такъ близко сошелся съ Венирингомъ, что считаетъ себя другомъ его дома много, много, много лѣтъ. Онъ ведетъ себя съ самою дружеской развязностью, чувствуетъ себя совершенно какъ дома и, ставъ спиной къ камину, изображаетъ изъ себя статую Колосса Родосскаго. Твемло и раньше замѣчалъ, хотя, по своему обыкновенію, несовсѣмъ ясно, что всѣ гости Вениринговъ заражаются фикціей Вениринговъ; но онъ и до сихъ поръ еще не сознаетъ, что съ нимъ самимъ случилось то же.

— Наши друзья Альфредъ и Софронія, — продолжаетъ этотъ пророкъ подъ покрываломъ — Beнирингъ, — наши дорогіе друзья Альфредъ и Софронія — надѣюсь, господа, вы порадуетесь за нихъ вмѣстѣ со мной, — вступаютъ въ бракъ. Мы съ женою видимъ въ этомъ событіи наше семейное дѣло и принимаемъ на себя всѣ хлопоты, о чемъ я считаю своимъ священнымъ долгомъ объявить друзьямъ нашего дома.

«Ага!», думаетъ Твемло, поглядывая на Подснапа, «значитъ насъ только двое: онъ — второй».

— Я разсчитывалъ, — продолжаетъ Beнирингъ, — что леди Типпинсъ встрѣтится здѣсь съ вами, но на нее всегда такой большой спросъ: она, къ несчастью, отозвана.

«Эге!» думаетъ Твемло, блуждая глазами, «насъ, значитъ, трое: она — третья».

— Мортимера Ляйтвуда, съ которымъ вы оба знакомы, нѣтъ сейчасъ въ городѣ,- продолжаетъ опять Beнирингъ, — но онъ мнѣ пишетъ (въ шутливомъ тонѣ, по своей всегдашней привычкѣ), что не откажется быть шаферомъ жениха, когда наступить день церемоніи, хоть и не видитъ, какая тутъ можетъ быть надобность именно въ немъ.

«Ого!» думаетъ Твемло, закатывая глаза, «выходитъ, что насъ четверо: этотъ — четвертый».

— А Бутса и Бруэра, съ которыми вы тоже знакомы, — прибавляетъ Beнирингъ, — я хоть и не приглашалъ на сегодня, но держу ихъ въ запасѣ на этотъ случай.

«О, Боже!», думаетъ Твемло, закрывая глаза, «такъ насъ уже шес…» Но тутъ онъ изнемогаетъ и въ такомъ положеніи остается до конца обѣда, до самой той минуты, когда алхимикъ былъ приглашенъ удалиться.

— Теперь мы приступимъ къ предмету нашего настоящаго совѣщанія, — говоритъ послѣ этого Венирингъ. — Софронія — круглая сирота, и у нея нѣтъ никого, кто выдалъ бы ее замужъ.

— Такъ будьте вы ей посаженнымъ отцомъ, — предлагаетъ Подснапъ.

— Милѣйшій мой Подснапъ, это невозможно. Невозможно по тремъ причинамъ. Во-первыхъ, потому, что я не могу взять на себя столь почетную обязанность, когда я долженъ имѣть въ виду столькихъ почтенныхъ друзей моего дома. Во-вторыхъ, потому, что я не такъ тщеславенъ, чтобы считать себя пригоднымъ для такой роли. Въ третьихъ потому, что Анастасія немного суевѣрна и не желаетъ, чтобы я былъ у кого-нибудь посаженнымъ отцомъ, пока не подрастетъ и не станетъ невѣстой наша малютка.

— А что такое случится, если вашъ мужъ согласится быть раньше посаженнымъ отцомъ? — спрашиваетъ Подснапъ у мистрисъ Венирингъ.

— Ахъ, милый мистеръ Подснапъ, я сознаюсь, что это очень глупо, но у меня есть предчувствіе, что если Гамильтонъ выдастъ кого-нибудь замужъ прежде нашей дочурки, онъ никогда не выдастъ ее.

Такъ говоритъ мистрисъ Венирингъ, сложивъ при этомъ раскрытыя кисти рукъ такимъ образомъ, что каждый изъ ея орлиныхъ пальцевъ принимаетъ форму ея орлинаго носа, отъ котораго ихъ отличаютъ только новые съ иголочки перстни, нанизанные на нихъ.

— Но, дорогой мой Подснапъ, — продолжаетъ Венирингъ, — у насъ есть испытанный другъ дома, на котораго — я надѣюсь, вы согласитесь со мной, — на котораго пріятная обязанность посаженнаго отца падаетъ, такъ сказать, сама собою. Другъ этотъ (послѣднія слова произносятся такимъ тономъ, какъ будто компанія состоитъ по крайней мѣрѣ изъ полутораста человѣкъ)… другъ этотъ теперь между нами. Другъ этотъ — Твемло.

— Совершенно вѣрно! (Со стороны Подснапа.)

— Другъ этотъ, — повторяетъ Beнирингъ съ большею твердостью, — нашъ милый и добрый Твемло. Вамъ же, дорогой мой Подснапъ, я даже не знаю, какъ выразить мое удовольствіе и признательность за ту готовность, съ какою это мое убѣжденіе — мое и моей Анастасіи — раздѣляется вами, столь же близкимъ и испытаннымъ нашимъ другомъ, стоящимъ въ почетномъ положеніи… т. е. я разумѣю — почетно стоящимъ въ положеніи… или, пожалуй, лучше будетъ сказать — поставившимъ насъ съ Анастасіей въ почетное положеніе тѣмъ именно, что сами вы стали въ скромное положеніе крестнаго отца нашей малютки.

Beнирингъ остается совершенно доволенъ, видя, что Подснапъ не проявляетъ ни малѣйшей зависти къ возвышенію Твемло.

Спустя нѣкоторое время рессорная фура осыпаетъ цвѣтами подъѣздъ и лѣстницу Вениринговъ, и Твемло осматриваетъ мѣстность, гдѣ завтра ему предстоитъ разыграть важную роль. Онъ уже побывалъ въ церкви и записалъ для памяти кой-какія неудобства, замѣченныя имъ тамъ по указанію унылой вдовы-сторожихи, отпирающей церковныя ложи и страдающей жестокимъ ревматизмомъ въ лѣвой рукѣ, согнутой, однако, не отъ ревматизма, а добровольно, дабы служить кружкой для сбора денежной мзды.

Но вотъ Beнирингъ выходитъ изъ библіотеки, гдѣ онъ, въ часы созерцательнаго настроенія, приковываетъ свой умъ къ рѣзьбѣ и позолотѣ пилигримовъ, отправляющихся въ Кентербери.

Онъ подаетъ Твемло статейку, приготовленную имъ для газетъ, дабы онѣ могли протрубить фешенебельному міру о томъ, какъ семнадцатаго числа текущаго мѣсяца, въ церкви Св. Іакова, его высокопреподобіе Бланкъ-Бланкъ, при содѣйствіи его преподобіе Дашъ-Даша, сочеталъ узами брака Альфреда Ламля, эсквайра изъ Саквелль-Стрита, въ Пикадилли, съ Софроніею, единственною дочерью покойнаго Горація Экершема, эсквайра изъ Іоркшира, и какъ прекрасная невѣста была выдана изъ дома Гамильтона Вениринга, эсквайра изъ Стукконіи, по благословеніи ея посаженнымъ отцомъ ея Мельвиномъ Твемло, эсквайромъ изъ Дьюкъ-Стрита, близъ Сентъ-Джемскаго сквера, вторымъ кузеномъ лорда Снигсворта изъ Снигсвортскаго Парка. Пробѣгая эту статейку, Твемло какъ-то смутно соображаетъ, что если его высокопреподобіе Бланкъ-Бланкъ и его преподобіе Дашъ-Дашъ не сумѣютъ, послѣ этого перваго знакомства своего съ Венирингомъ, попасть въ реестръ самыхъ старинныхъ дорогихъ и близкихъ его друзей, то благодарить за это имъ будетъ некого, кромѣ самихъ себя.

Затѣмъ является Софронія (которую Твемло видѣлъ счетомъ два раза за всю свою жизнь), чтобы поблагодарить мистера Твемло за принятую имъ на себя роль покойнаго Горація Экершема, эсквайра изъ Іоркшира. А послѣ нея является Альфредъ (котораго Твемло видѣлъ только разъ въ жизни), чтобы сдѣлать то же самое и блеснуть своею, въ нѣкоторомъ родѣ кондитерской наружностью, предназначенною, повидимому, для вечерняго освѣщенія и попавшею на свѣтъ дневной по какой-то непростительной ошибкѣ. Послѣ этого выходитъ изъ своихъ апартаментовъ мистрисъ Венирингъ, съ преизбыткомъ орлиной важности во всей своей фигурѣ и съ темноватыми пятнышками на душѣ, подъ стать темной родинкѣ на ея подбородкѣ,- выходитъ «измученная хлопотами и ощущеніями», какъ она сама объявляетъ дорогому своему Твемло, и лишь чуть-чуть подкрѣпленная рюмочкой ликера, поданнаго ей почти противъ ея воли мрачнымъ алхимикомъ. Напослѣдокъ являются подружки невѣсты, прибывшія по желѣзнымъ дорогамъ съ разныхъ сторонъ, точно партія очаровательныхъ рекрутиковъ, навербованныхъ сержантомъ, очевидно здѣсь не присутствующимъ, ибо, попавъ въ депо Вениринговъ, онѣ оказываются въ странѣ имъ неизвѣстной.