Любимый незнакомец - Эми Хармон

– Мы это запомним, – вставила Ленка.

– На меня нагоняют тоску марширующие оркестры и сочинения Джона Филипа Сузы, но я испытываю приступ острого счастья, заслышав гром. Господни цимбалы, говаривал мой отец, – прибавил Мэлоун.

– Великолепно! – Ленка захлопала в ладоши. – А что еще?

– Люблю пустые церкви и больших собак. Маленьких не люблю. Они слишком похожи на крыс, а крысы мне противны. Карие глаза нравятся мне больше, чем голубые, но лучше всего, когда есть и тот и другой.

– О боже, – ахнула Ленка, а Дани почувствовала, как по щекам у нее разливается жар. Он просто решил ее порадовать – но взгляд у него был совершенно серьезный. Он не подмигнул ей и даже не улыбнулся, но просто встал, давая понять, что закончил рассказ, и начал собирать со стола посуду.

– О боже, – повторила Ленка. – Это было замечательно! – Но в ее взгляде теперь читалось множество занимательных мыслей.

9

Мэлоун провел все утро в морге вместе с Дани, которой нужно было подготовить к погребению пятерых мертвецов, одеть их и написать для них надгробные слова. На это ушло три часа – с момента, когда вышли из дома, таща за собой тележку, и до момента, когда вернулись обратно, закончив дело. Он принял ванну, потому что от этой работы у него мурашки по коже бегали, а потом до конца дня просидел в своей комнате, заперев дверь на ключ и внимательно изучая документы.

Благодаря своим долгим прогулкам и ночным вылазкам он постепенно прореживал список «подозрительных лиц», работавших в этом районе. В списке были сотни имен. Он начал с больницы Святого Алексиса – просто потому, что она была совсем рядом. Он сопоставлял имена с лицами, людей с их занятиями. Он часами просиживал в вестибюлях, бродил по коридорам, ел в больничной столовой, подслушивал сплетни и собирал данные.

Но сегодня он вновь перебирал бумаги, искал обрывки информации, делал пометки.

Он читал и перечитывал показания и свидетельства, откладывал их в сторону и, прежде чем перейти к следующей папке, исписывал целые страницы идеями. Писал он не слишком складно – он не обладал литературным даром, явно не был ни Шекспиром, ни Диккенсом. Но он верил, что, записывая все, о чем ему было известно, – все факты, впечатления, даже простую последовательность событий, – он тем самым четко обозначал, чего еще не знает, и составлял себе план на будущее.

Покончив с записями, он на всякий случай снова сверился с документами, желая убедиться, что все им записанное действительно было в бумагах, что он все понял правильно и ничего не забыл. Неверно воспринятые факты могли завести в тупик или, хуже того, в дебри, в которые вообще не стоило забираться.

Он хорошо умел составлять разные списки. Даже такие, которые могли понравиться Ленке, – это он выяснил накануне.

Если он в какой-то момент начинал путаться в деталях, то вновь начинал с самого начала, сводя свои списки к самому минимуму. Он брал чистый лист и ставил себе ограничение: одномерные описания, никаких домыслов. Он записывал только то, что было известно и зафиксировано, старался писать четко и очень кратко.

Он начал с Жертвы Номер Один – с Эдварда Андрасси, человека, к которому вновь и вновь возвращались все детективы, работавшие над делом. Андрасси был двадцатидевятилетним красавцем, высоким, стройным, с темными волосами и голубыми глазами. Выходец из рабочей семьи, сын венгерских эмигрантов, он был хорошо известен в Ревущей Трети – череде баров и многоквартирных домов, тянувшихся между Кингсбери-Ран и Восточной Пятьдесят пятой до самой Проспект-авеню. В Ревущую Треть совали нос лишь отчаянные искатели приключений.

Андрасси как раз и был отчаянным искателем приключений. У него имелись судимости, его хорошо знали местные полицейские, он постоянно менял место работы.

Его оскопили и обезглавили, но сделано это было вовсе не у подножия Ослиного холма – не там, где обнаружили тело. Его останки бросили – скорее, выложили – на склоне холма. На трупе были лишь черные носки. Голову закопали в землю, так что волосы торчали наружу. Гениталии валялись поблизости. И его, и Жертву Номер Два нашли 23 сентября 1935 года. К тому времени с его смерти прошло уже два или три дня. В последний раз его видели близ дома его родителей, на Фултон-роуд. Это было 19 сентября.

Мэлоун выдернул из блокнота страницу, отложил ее в сторону и начал составлять новый список – для второй жертвы.

Жертва Номер Два: невысокий мужчина крепкого сложения, от тридцати пяти до сорока лет, кастрирован. Обезглавлен. Поблизости от тела также найдена его закопанная в землю голова и незакопанные гениталии – их выбросили вместе с гениталиями Андрасси. Левое яичко так и не нашли.

Жертва Номер Два погибла не меньше чем за неделю (в отчетах имелись разные сроки, вплоть до тридцати дней) до Андрасси, но их тела обнаружили одновременно, метрах в десяти друг от друга. Второй мужчина тоже был убит в другом месте, но, в отличие от Андрасси, его кожу чем-то обработали, так что она покраснела и загрубела. В более позднем отчете указывалось, что второй труп на самом деле как бы обжарили на масляном факеле, вроде тех, какими пользуются железнодорожники. Масло в десятилитровом ведре нашли неподалеку от трупов. Поблизости также обнаружились белые брюки и белая рубашка, предположительно принадлежавшие второй жертве. Его личность до сих пор не была установлена.

Мэлоун отложил в сторону второй список и взялся за третий.

Жертвой Номер Три была Фло Полилло, которую удалось опознать по отпечаткам пальцев на изуродованной правой руке. Слегка за сорок, вес – под семьдесят пять килограммов. Ее арестовывали несколько раз, в Кливленде и в Вашингтоне, за то, что она торговала спиртным у себя дома и занималась проституцией.

В ее деле лежал ее фотоснимок. Она казалась усталой, но чуть улыбалась какой-то совершенно неуместной улыбкой, и от этого ее фотография казалась скорее неумелым фотопортретом, чем снимком из полицейского досье. Она выглядела так, словно арест ее совершенно не огорчил; Мэлоун знал по опыту, что все преступники делятся на две группы – те, кто получает удовольствие от своих преступлений, и те, кто считает, что у них нет выбора. Фло Полилло, вероятно, принадлежала ко второй группе, но Мэлоун в своем списке не стал об этом упоминать. Вместо этого он написал о корзинах для провизии, в которых лежали части ее расчлененного тела, и о том, где и когда ее