День мертвых - Майкл Грубер

– Эй, дружище!

Мардера кто-то легонько тряс за руку. Рядом возникло лицо Скелли, только отчего-то не покрытое уже испариной и красной пылью. На нем не было того уникального выражения, что появлялось в бою, – сплава ужаса, гнева и собранности.

– Ты снова с нами?

Мардер яростно замотал головой. Его била дрожь.

– Господи! Я был совсем в другом месте.

– Да, ты что-то бормотал и размахивал ручонками. Девчонок перепугал.

Мардер огляделся по сторонам. На него во все глаза смотрели Ампаро, Лурдес и Пепа – без движения застыв на террасе, они напоминали немых статистов, живописно расставленных в каком-нибудь фильме Антониони. Смутно подумалось о дочери – а она-то где?

– Пистолет тоже надо бы убрать, шеф.

Мардер посмотрел на отцовский сорок пятый, зажатый в руке, и поспешно отбросил его на столик.

– Как ты себя чувствуешь, шеф? – поинтересовался Скелли. – Хорошо ли пошла «Маргарита»?

– Я снова оказался на войне, – сказал Мардер. – Я ведь сегодня стрелял в людей. И поэтому перенесся в тот день, когда на нас напали в лесу. Когда убили Хейдена и Ласкалью. Но Пого мы вытащили, это я помню – действительно помню, только вспышками. В смысле, я в курсе, что тогда произошло, но сейчас я… было такое ощущение, что я снова там.

– А что произошло?

Вопрос исходил от Пепы. Она полюбопытствовала, можно ли ей посидеть здесь; получив разрешение, присела и наполнила стакан из порядком опустевшего кувшина с «Маргаритой».

– У Мардера был флешбэк, – пояснил Скелли. – Мы вместе воевали во Вьетнаме.

– Вот как, – откликнулась журналистка. – На удивление идиотская война, даже по американским меркам.

– Ну да, только для нас-то там ничего идиотского не было. Мы защищали коренных жителей от жестокого режима, который задался целью их полностью истребить. Хотя тонко чувствующим либеральным личностям, которые хотели прекращения войны, это было как-то до лампочки. Что же до событий, о которых упомянул Мардер, то произошло – раз уж вы спросили – следующее: небольшой отряд «зеленых беретов» и монтаньяров наткнулся на усиленную роту ВНА, то есть представителей армии Северного Вьетнама, и те по какому-то совпадению искали в районе группы как раз с таким заданием, как у нас. Один из наших подорвался на мине-растяжке, и нам пришлось отступать в горы и отстреливаться.

– Стоял туман, – сказал Мардер, – так что запросить поддержки с воздуха мы не могли, так как были вне зоны действия артиллерии. Я думал, нам конец.

– Рассказы о войнах наводят на меня скуку, – заметила Пепа, – особенно о проигранных войнах.

Скелли ее проигнорировал.

– Ну да, нам и вправду пришел конец. Наших много полегло. А потом поднялся ветер, разогнал туман, и тогда налетел «Спектр», который патрулировал эту зону, и разнес все к чертям. Всю растительность смело, и… – Он вдруг замолк и уставился куда-то вдаль, как будто вспомнил о запланированной встрече. – …И вынужден согласиться с сеньорой. Рассказы о войне – это и в самом деле скучно. Я планировал поводить Стату по острову и показать кое-какие наши наработки, раз уж у нас тут настоящий живой инженер. Ты с нами?

– Пошел бы, если б ноги держали, – сказал Мардер.

– Тогда я загляну попозже. – Скелли кивнул репортерше. – Всего доброго, сеньора. В следующий раз попытаюсь вспомнить что-нибудь поувлекательней.

– Какой странный человечек, – проронила Эспиноса, приложившись к стакану. – А «Маргарита» на удивление хороша. Так чем занимается ваш друг?

– У него охранный бизнес.

– Это может означать что угодно. Как импорт-экспорт.

– Верно. Но по части своего бизнеса Скелли сама скрытность. Он регулярно бывает в Азии.

– А вы… по вашим словам, вы бывший редактор, а сюда приехали отдохнуть и понежиться на солнышке, только, правда, на всякий случай захватили с собой целый арсенал. Безусловно, вы не обязаны выкладывать мне, зачем вы здесь на самом деле, но я была бы признательна, если бы со мной не обращались как с дурой.

– Сеньора Эспиноса, у меня и в мыслях…

– Вообще-то, если хотите еще какое-то время протянуть на этом миленьком курорте, то вам не обойтись без информации о действующих тут силах. Мне кажется, мы могли бы заключить сделку.

– Замечательно, только ваши сведения наверняка ценнее и обильнее моих. Сделка не особо честная.

– Посмотрим. И называйте меня Пепа, как все остальные. Сеньора Эспиноса – это моя мать.

– Понимаю. Ну и как же поживает ваша мама, Пепа?

– Отлично. Работает в министерстве культуры, а старую одежду отдает служанке. Образец социально ответственной дамы-буржуа.

– А ваш отец? Тоже из образцовых?

– Да. Это же Сесар Теодор Эспиноса.

– Тот самый архитектор?

– Тот самый. Он много путешествует и всегда щедр к своей жене и всем любовницам. О лучшем отце и мечтать нельзя.

– Чувствую сарказм.

– Правильно чувствуете. Меня воспитывали в изоляции от реальной жизни моей страны. Когда я выросла, то решила все изменить и жить в настоящей Мексике, а не в глобализированной верхней прослойке, и если получится, стать журналистом и ткнуть людей моего класса носом в проблемы их несчастной нации.

– Ну и как вас принимают?

– С равнодушием. Когда я начала играть в сериале, разразился скандал; когда стала журналисткой, специализирующейся на наркотической теме, громыхнуло еще сильней – хотя куда уж, казалось бы. Мамины друзья при ней обо мне не говорят, как будто я шлюха из квартала красных фонарей. Отец находит мои игры с журналистикой забавными и постоянно интересуется, когда я наконец заброшу эту чепуху и выйду замуж.

Она допила «Маргариту» и взяла кувшин, как будто хотела налить еще, потом решительно поставила обратно на жестяной столик. Ее стакан так и остался пуст.

– Пожалуй, теперь вы знаете обо мне достаточно. Ах, вот еще что: я презираю Америку. Презираю вашу политику в плане иммиграции и наркотиков, ваше невероятное лицемерие, ну а большинство американцев, по-моему, ведут себя в точности так, как и ожидаешь от граждан такой омерзительной и хищнической страны. А теперь расскажите мне, зачем приехали в Плайя-Диаманте. Только без цитат из «Касабланки», будьте так добры.

– Какая жалость. А я как раз хотел открыть бар и назвать его «У Рика»[66]. Хотя можете так меня и называть, раз уж мы с вами теперь на дружеской ноге. Почему я здесь? Если вкратце, то отсюда родом была моя покойная жена. Я привез ее прах, чтобы похоронить в фамильном склепе в Ла-Уакане. Кроме того, мне хотелось отдохнуть. И, в отличие от вас, я люблю ближнего своего. Я люблю Мексику со всем, что в ней есть хорошего и плохого. Люблю так, как только изгнанник может любить свою страну, хотя это и не моя страна. Я выкрал отсюда свою жену и потом всю жизнь жалел, потому что это был эгоистичный поступок. Потому-то, решив уйти на покой, я приехал сюда.

– Только захватили с собой снаряжения на маленькую армию, а также убийцу-подручного, занятого в «охранном» бизнесе. И пушку в придачу. Мне кажется, вам стоит придумать что-нибудь поизобретательней.

Мардер рассмеялся.

– Ну что тут скажешь? Скелли увязался за мной без всякого приглашения. Вот его и спрашивайте, что он здесь забыл и зачем приволок свою пушку.

– Может, и спрошу. Почему вы купили именно этот дом?

– Он был выставлен на продажу, причем за разумную цену. Даже за смешную.

Девушка пристально посмотрела на него.

– Любопытно. О причинах своего приезда вы лжете, но насчет дома честны. Позвольте спросить вот что: с тех пор как вы приехали сюда, вам кто-нибудь угрожал? Конечно, если не считать сегодняшних событий – полагаю, это уже из-за меня.

– Да. Сегодня днем приходили люди и велели нам проваливать отсюда.

– Вам известны их имена?

– Да. Гаско и Крусельяс. Они сказали, что работают на Сервандо Гомеса.

– В таком случае у вас проблемы не только с Ла Фамилиа, но и с Лос Темплос. Не хотела бы я быть вашим страховщиком.

– А Лос Темплос – это…

– Дочка Ла Фамилиа. Уж кто они-то такие, вы знаете, правда?

– Наркокартель.

– Больше чем наркокартель. Наркокартель с религиозными притязаниями. Только этого Мексике и не хватало – еще одного кровожадного культа, оправдывающего свои преступления велениями Господа.

– Они и вправду верующие?

– В Мексике верующих нет. Ну да, попадаются набожные старушки, но за вычетом их церковь всегда была жульнической конторой, чья цель – отвлекать людей, чтобы правители могли невозбранно их грабить. Тут то же самое.

– Я верующий, – кротко сказал Мардер.

Кажется, она его слова не восприняла.

– В случае с Ла Фамилиа один из первых jefe наткнулся на книжку какого-то американского евангелиста с бредом насчет того, как стать героем-христианином, и теперь они все ее читают и цитируют при совершении убийств. А убийства, соответственно, объявляются Правосудием Господним.

– Это те ребята, что с большими распятиями и браслетами-четками?