Старообрядчество и церковный раскол - Игорь Аркадьевич Родинков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из этих жизненных фактов, казалось бы, сама собою должна вытекать немудреная политика и по отношению к выговцам. Правительство иногда понимало это. Особенно хорошо жилось раскольникам во время царствования Екатерины II. В это время был даже уничтожен установленный Петром I двойной оклад податей. По этому поводу один из современников Екатерины пишет: «Прежде все раскольники платили двойной оклад, но в наш благополучный век, когда совесть и мысль развязаны, двойные подати с них уничтожены».
Благополучно просуществовала Выгореция вплоть до суровых николаевских времен, когда, совершенно не считаясь ни с интимными сторонами народного духа, ни с экономическим значением общины в таком глухом краю, правительство ее уничтожило. Дамоклов меч опустился именно тогда, когда раскольники были только полезны…
7 мая 1857 года, как рассказывает Е. Барсов (автор книги «Акты, относящиеся к истории раскола XVIII в., изданной в 1889 г., авт. ред.), «выговцы собрались вечером в часовню на всенощную ко дню Иоанна Богослова. Большак вынес из келий свою икону, чтобы петь перед ней величание; в это время чиновник Смирнов со становым приставом, волостным головой и понятыми, явился в часовню, объявил собравшимся, чтобы прекратили служение и вышли вон; потом запечатал часовню и приставил к ней караул». Наутро «целые горы икон, крестов, книг, складней были навалены и увезены неизвестно куда». Говорят, что чиновники нарочно садились на воза, чтобы показать свое презрение к тому, на чем сидели. Часовни и другие здания потом были сломаны на глазах раскольников.
– А слышали вы,– спросил я старика-раскольника,– о манифесте, данном семнадцатого октября, о свободе совести?
– Как же, слышали, слышали,– отвечал старик – спасибо государю, он милостивый. – А потом в раздумье прибавил: – Да только на что ж теперь свобода? Теперь уж нам не подняться»[45].
«И все это удивительное создание самостоятельного народного духа, просуществовав более полутораста лет, погибло без следа, – пишет в заключение М. Пришвин. Картину прежнего величия можно себе нарисовать теперь лишь с помощью книг, рассказов стариков, свидетелей прежнего благополучия, наконец по множеству вещей, икон, рисунков, книг, которые встречаются особенно часто у заонежских крестьян.
Эти даниловские вещи находили даже за тысячи верст, на далекой Печоре…
На месте когда-то цветущего городка теперь жалкое село-волость; в нем есть православная церковь, живут попик и диакон, писарь, старшина. Можно и не обратить внимания на полуразрушенные ворота на берегу Выга, несколько раскольничьих могил на кладбище и несколько старых даниловских домов. Впрочем, старичок Лубаков, бывший когда-то, кажется, нарядником, а теперь по традиции называемый большаком, может еще порассказать о былой славе Выгореции: со слезами передает он путешественнику о всех ненужных жестокостях при разрушении народной святыни.
Вообще нельзя сказать, что было труднее раскольникам: победить ли суровую природу Выговского края, или уметь избегнуть падения постоянно висевшего над ними дамоклова меча в лице правительства»[46].
***
Распад беспоповщины на отдельные согласия не ограничился расхождением северного раскола на радикальных федосеевцев и умеренных поморцев. Беспоповщина стала быстро делиться на все более и более мелкие толки, которые уже отличались друг от друга не основными и широкими установками в отношении церкви и проблемы благодати, а второстепенными различиями в толковании отдельных обрядов или деталей устава.
В конце XVIII и в начале XIX века из федосеевского согласия выделилось несколько направлений, отказавшихся от учения о безбрачии. Эти толки получили несколько названий: аристовщины, по имени их учителя Ариста, польских (в бывших областях Речи Посполитой), рижских (в городе Риге). Но ортодоксальное ядро федосеевцев продолжало упорствовать в учении о безбрачии и принимало новоженов только после разлучения супругов, шестинедельного поста и обязательства дальнейшего целомудрия. В Москве при Преображенском кладбище федосеевцами была основана большая община.
Преображенская старообрядческая община ведет свою историю с 1771 г., когда во время эпидемии чумы старообрядцам-беспоповцам под кладбище были переданы земли за Преображенской заставой. В дальнейшем около этого кладбища, получившего название Преображенского, и сложилась Преображенская община старообрядцев-беспоповцев, где, кстати, были не только федосеевцы, но и беспоповцы других согласий. Основателем этой общины считается купец И.А. Ковылин (ум. 1809).
Здесь была построена Успенская церковь. В начале XIX века на территории общины сформировались отдельные мужская и женская обители. В 1806 г. обители были обнесены каменными стенами с башенками. В 1811 г. была возведена Крестовоздвиженская церковь (церковь Воздвижения креста Господня). При Николае I в 1854 г. Успенская церковь была преобразована в единоверческую. Здесь был освящен придел св. Николая, по которому церковь стали называть Никольской. В 1866 г. на территории мужской обители был создан Никольский единоверческий монастырь. Оставшаяся у старообрядцев обитель стала называться Преображенским богадельным домом.
После Октябрьской революции Никольский единоверческий монастырь был закрыт, в помещениях монастыря разместились различные учреждения. В 1930-е годы была уничтожена значительная часть стен, окружавших обители. Часть территории бывшего монастыря была передана Преображенскому кладбищу. Существенно пострадала и старообрядческая община. Например, сейчас часть территории бывшего Преображенского богадельного дома занимает Преображенский рынок.
Вместе с тем, в настоящее время Преображенская старообрядческая община вновь возродилась. Сейчас она занимает почти все корпуса бывшего Преображенского богадельного дома и Крестовоздвиженскую церковь.
***
Как писал С. Зеньковский, «…поморцы со временем стали распадаться на толки: первыми из поморства выделились непримиримые филипповцы, названные так по имени бывшего стрельца Фотия Васильева, в монашестве Филиппа, который после смерти Андрея Денисова захотел стать главой Выгорецкой киновии и оспаривал руководство ею у брата Андрея Семена Денисова. Филипповцы во главе со своим фанатичным основателем согласия отличались более радикальным мировоззрением, чем поморцы, возвели самосжигание в догму как способ очищения души от грехов путем огнеопальной смерти, отказывались молиться за царя, остались твердыми бракоборцами и постепенно приблизились в своем учении к проповеди Феодосия. В 1743 году, когда отряд правительственных войск хотел арестовать Филиппа, то «тот собрався со своими последователями, числом семьдесят человек, обоего полу прописными, и запершися, згоре совсем». Вслед за Филиппом в огне гарей погиб его ученик Терентий со своими последователями, а затем и другие филипповские учители. По наблюдению историков, ни в одном беспоповщинском согласии не было столько случаев самоумерщвления, как среди мрачных и непреклонных филипповцев. Кроме того, в то время как представители других согласий все чаще и чаще встречались с «никонианами» и другими иноверными, филипповцы оставались «крепкими христианами», непримиримыми противниками сношений с внешним миром