Заговорщица - Мишель Зевако

С этими словами Моревер повернулся в сторону Парижа и обомлел — в двадцати метрах от себя он заметил Пардальяна!

Герцог Ангулемский по знаку шевалье остановился в стороне и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что он не собирается вмешиваться, а будет лишь безмолвным свидетелем грядущих событий. А шевалье приближался к Мореверу. Шагах в десяти от негодяя он также остановился.

Примечательно, что все осужденные на смерть в ту минуту, когда их ведут на казнь, одинаково инстинктивно оглядываются, поворачивая голову то вправо, то влево. То же сделал и Моревер. Ему так хотелось увидеть хоть кого-нибудь, но склоны холма были пустынны. Моревер оказался один на один с Пардальяном.

Он понял, что убежать не сможет: ноги не слушались его. Он осознал, что его уже ничто не спасет — шевалье стоял перед ним. как живое воплощение Справедливости и Возмездия. Мореверу предстоял честный поединок с достойным противником. А в честном поединке Моревер не мог противостоять шевалье, как не может шакал противостоять тигру.

Страх исказил черты Моревера, он озирался по сторонам, и единственная мысль гвоздем засела у него в мозгу:

— Я погиб!

Потом он медленно поднял глаза, встретился взглядом с Пардальяном и что-то пробормотал. Он словно спрашивал:

— Что вам от меня нужно?

Тут заговорил шевалье. Карл Ангулемский сначала не узнал голос своего друга, так изменился его тембр от сдерживаемой ненависти и боли:

— Сударь, у меня в руках шпага, а на поясе кинжал, но вы также вооружены… Правда, я захватил и пистолет, но только на тот случай, если вы попытаетесь сбежать. По-моему, мы находимся в равном положении…

Моревер молча кивнул, а Пардальян продолжал:

— Вы хотите знать, что мне нужно от вас. Я хочу разделаться с вами. Обещаю, что постараюсь поторопиться и не заставлю вас страдать. Последние шестнадцать лет вы живете в постоянном страхе, а моя жизнь все эти годы омрачена постоянной великой скорбью. Так что мы квиты… Убив вас, я надеюсь оказать большую услугу человечеству. Мне приходилось, спасая собственную жизнь, убивать врагов, и нередко я чувствовал к ним жалость. Но вы, сударь, мне не враг, вы воплощение зла, которое обязательно следует уничтожить. После нашего разговора в камере Бастилии я окончательно убедился: вы — ядовитая гадина, а гадину надо давить при первой же возможности. Клянусь, что покончив с вами, я через три минуты забуду даже ваше имя… Но вы умрете не здесь. Будьте любезны, прогуляйтесь со мной до Монфокона. Не могу же я позволить, чтобы ваша кровь пролилась тут, рядом с могилой моего отца. Мне кажется, Монфокон самое удачное место для вашего вечного успокоения. Что вы на это скажете?

Моревер молча кивнул. В душе его возродилась надежда. Путь с Монмартра на Монфокон неблизкий, может, и удастся сбежать. Во всяком случае, лишних полчаса жизни — это целая вечность для приговоренного к смерти. И он поспешил заверить Пардальяна:

— Я согласен идти с вами на Монфокон, однако же разделаться со мной будет непросто, ибо я не сдамся, но попытаюсь отправить вас туда, где пребывает ваш батюшка… Он, думаю, уже заждался сынка!

Моревер несколько успокоился, и к нему вернулось обычное нахальство. Почувствовав уверенность, он опять начал оглядывать окрестности.

— Что ж, — ответил шевалье, — не исключено, что и я погибну, но только вместе с вами. Если мы сегодня скрестим шпаги, считайте себя покойником. Пожалуй, следует объяснить в двух словах, почему я так стремлюсь покончить с вами, Моревер. Кроме того, вы должны ответить на один вопрос… надеюсь, запираться вы не будете…

— Готов ответить хоть на тысячу вопросов!.. — нагло заявил Моревер.

Но, не закончив фразу, он вдруг бросился в сторону и оказался как раз позади креста. Еще миг — и негодяй со всех ног кинулся к карете, что стояла неподалеку.

— Улизнет! — вскричал герцог Ангулемский и пустился вдогонку.

Пардальян улыбнулся, вытащил пистолет и прицелился в Моревера. Казалось, убийце не уйти. Но в этот момент женщина, склонившаяся к подножью креста, выпрямилась и оказалась как раз на линии выстрела, между Пардальяном и Моревером. Рука шевалье медленно опустилась…

Кто была эта женщина, которая стояла у могилы старого Пардальяна? Ее великолепные волосы волной рассыпались по плечам, а блуждающий взгляд упал на шевалье… но, казалась, она не видела никого и ничего вокруг. Пардальян же смотрел лишь на убегающего Моревера и на преследующего его Карла Ангулемского.

Погоня длилась всего несколько минут. Моревер несся зигзагами, но вскоре понял, что его нагоняют… обходят… и, наконец, молодой герцог, забежав вперед, заставил беглеца остановиться.

— Вернитесь, сударь, или я убью вас! — крикнул Карл.

Моревер выхватил шпагу и сделал выпад, но удар его не достиг цели. Клинок же герцога Ангулемского мгновенно коснулся лица Моревера… Убийца попятился…

Моревер вновь попытался атаковать, но герцог каждый раз опережал его. Безжалостный клинок Карла заставлял Моревера отступать. Наемник хотел было отпрыгнуть в сторону, но молодой человек вынудил его вернуться. Убийца медленно, но верно поднимался вверх по склону, к подножию креста.

За спиной Моревера послышался смешок, он в ужасе обернулся и увидел шевалье де Пардальяна. Но смеялся не шевалье, а женщина с прекрасными золотыми волосами, стоявшая у креста на могиле. Моревер понял, что погиб.

— Шевалье, — сказал герцог Ангулемский, — позвольте мне находиться рядом. Вдруг этому господину снова придет в голову сбежать.

— Монсеньор, — попросил Пардальян, — будьте любезны, отдайте ему шпагу.

Герцог поднял уроненную Моревером шпагу и протянул ее владельцу рукояткой вперед. Тот машинально взял оружие и убрал в ножны.

— А теперь, монсеньор, — продолжал шевалье, — пожалуйста, отойдите в сторону. Этот человек больше не попытается сбежать.

Герцог не стал возражать, отошел и снова скрестил руки на груди. А Пардальян обратился к Мореверу так, словно их беседа и не прерывалась:

— У меня к вам только один вопрос, сударь: что она вам сделала? Вы десять, нет, двадцать раз пытались убить меня — это вполне естественно. Вы искали нас с отцом во дворце Колиньи, вы натравили на нас банду убийц, опьяненных кровью великой резни, вы сделали все, чтобы мы погибли под дымящимися развалинами дома Монморанси… Ну что же, война есть война! Но она!..

Пардальян не мог произнести имя Лоизы, боясь, что выдержка изменит ему и он разрыдается.

— Она вам ровным счетом ничего не сделала, но ваш отравленный кинжал убил ее… почему не меня… не маршала де Монморанси… не моего отца? Вы не пожалели красоту, юность и невинность… Шестнадцать лет я думаю об этом, но понять не могу! Вот мой вопрос… Что же вы молчите? Вы слышите меня? Отвечайте!