Отказ - Бонни Камфорт

Он взглянул на половник у себя в руке, как будто не осознавал, что все это время сжимает его в кулаке.

– А что тебя беспокоит?

– Не знаю. Просто весь день сегодня я на нервах.

– Это, наверное, из-за того проклятого пациента. Я же вижу, сколько ты работаешь все последнее время.

– Нет, это совсем не то. – Я очень боялась, что Умберто неправильно поймет мою настойчивость с Ником, и в то же время я была убеждена, что результат близок, и стоит мне преодолеть еще одно препятствие, как лечение сдвинется с мертвой точки.

Умберто положил наконец половник в раковину.

– Тогда не скрывай от меня. Скажи, что тебя так беспокоит.

– Может, это покажется тебе глупым, но я всегда нервничаю, когда приглашаю гостей. Мне все кажется, что что-нибудь будет не так. Один раз я попыталась сделать мясной рулет, но когда я достала его из духовки, вместо него получилась какая-то липкая, расплывшаяся жидкость.

Он тут же успокоился.

– У некоторых бывает к этому сноровка, у других – нет, но научиться можно всегда.

– Может, ты меня научишь?

Он протянул бумажное полотенце, чтобы я вытерла нос.

– Любящие люди должны заботиться друг о друге.

– Я так хочу заботиться о тебе. – В моем голосе звучало раскаяние, и поскольку я все еще сидела на столе, то смогла всем телом прижаться к нему, обвив его руками и ногами.

Любопытно было наблюдать за Вэл рядом с мужчиной. Обычно она скрывала свои романы и приходила в гости одна, а теперь – вот, рука об руку со своим обожаемым Гордоном, исподтишка целуется с ним, чтобы мы не видели, и выглядит абсолютно счастливой.

У Гордона были темные вьющиеся волосы, он носил очки в круглой оправе и держался с очаровательной мягкостью. Но самым важным для меня было то, с какой любовью он смотрел на Вэл. Мне так хотелось, чтобы она была счастлива.

Перед тем как сесть за стол, я затащила Вэл на минутку в спальню.

– Помнишь того пациента, о котором я тебе говорила? Сегодня я видела его машину у своего дома и знаю, что в машине он держит заряженный пистолет.

– А зачем он ему? – Вэл вцепилась мне в плечи.

– Говорит, что для самозащиты. Мне кажется, это правда. Думаю, его тянет ко мне, но он не может этого выразить, вот и ездит вокруг, чтобы быть поближе, как это делают подростки. С тобой такое было!

– Да, но ему ведь не двенадцать, и ты прекрасно знаешь, что произошло с Паулой.

Это меня насторожило. Паула, наша университетская подруга, чуть не погибла при пожаре в собственном доме, а поджег его один из ее пациентов.

– Точно, – согласилась я. – Так что мне нужно все рассчитать, чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля.

– Ты должна поговорить с ним откровенно и убедительно. Не относись к этому так легко! Может, он и не опасен, но ты же в этом не уверена.

– Ты права. Я ему все скажу. Спасибо, милая. Теперь нам лучше вернуться к столу.

После того, как мы расправились с супом, и Вэл выразила свой восторг, она обратилась к Умберто.

– Расскажи нам о Никарагуа.

– Природа там не то, что здесь. США пахнут как упаковка кукурузных хлопьев. А моя страна полна животными запахами: кровь, коровы, гниющая плоть, запах пищи на улицах. – Умберто пожал плечами. – Мне бы хотелось запомнить ее такой, какой она была раньше. Моя бабушка… Если бы она была жива, я бы вернулся. Может быть, когда-нибудь я поеду навестить ее могилу.

Мы с Вэл находили особое удовольствие в том, что были вместе со своими мужчинами, иногда мы посматривали друг на друга и загадочно улыбались. Мы уже прощались в дверях, и она не смогла сдержать своих чувств.

– Ты только представь! Нас четверо! – прошептала она мне на ухо.

Потом мы занимались любовью, и за нами внимательно наблюдал мой бассет. Умберто приподнялся на локте.

– С ним нужно что-то делать. Лежать! – обратился он к Франку громким сердитым голосом, и собака повиновалась. Умберто снова вернулся ко мне.

– Тебе хотелось бы иметь ребенка?

Во мне вдруг проснулось страстное желание иметь ребенка с такими же угольно-черными глазами, какие сейчас смотрели прямо в мои.

– Когда-нибудь, – ответила я.

– Хорошо. Только, конечно, он будет лучше воспитан, чем сама знаешь кто.

Я мысленно порадовалась, что принимала противозачаточные таблетки, которые позволяли совершенно безопасно фантазировать.

20

При следующей встрече я набросилась на Ника, и он признал, что действительно подъезжал к моему дому, а потом извинился, что побеспокоил меня.

– Мне просто захотелось посмотреть, в каком доме вы живете.

– Но я же уже объясняла, насколько важно, чтобы наши отношения ограничивались только встречами в кабинете.

– Вы считаете, что, если я подъехал к вашему дому и в течение двух секунд смотрел на него, это может помешать?

– Да. Я действительно не хочу, чтобы вы ездили около моего дома. Если вы хотите что-то узнать обо мне, задавайте мне вопросы здесь.

– Прекрасно. Как это вам удается сохранять такую непреклонность? Ведь я же не какой-нибудь сексуально озабоченный? Вы что, думаете, я на вас нападу?

– Не знаю.

Работая в больнице, одну вещь я усвоила твердо – больные часто прекращают угрожать, если осознают, что доверяют тем людям, которых запугивали.

– О Господи! – произнес он, глядя в окно. Через несколько минут на его лице вновь появилась знакомая мне самодовольная ухмылка.

– Думаю, что это все ваши фантазии, док. Просто вы хотите, чтобы я оставался с вами. Дело в том, что на вашей улице недалеко от вас живет одна моя подружка.

Трудно понять, когда он говорит правду, а когда лжет.

Конференция по больным с пограничным состоянием оказалась полезной. Много говорилось о способности этих пациентов бесцеремонно навязывать себя, и я поняла, насколько точно это описывает наши отношения с Ником.

В течение нескольких недель я старалась побороть в себе ощущение, что он постоянно где-то рядом. Я знала его распорядок дня. Утром в субботу – баскетбол; утром в воскресенье – женщина; вечером по вторникам и четвергам – теннис.

Я вспоминала его рассказы, обдумывала вновь всю его историю и не пропускала ни одной черной спортивной машины на улице. Меня несколько успокоило то, что такое поведение у пациентов отмечалось и другими врачами.

На конференции обсуждалось раздвоение сознания и сдвиги в статусе «я», типичные для больных с пограничным состоянием. Я поняла после конференции, что в случае с Ником делаю все так, как надо, и даже почувствовала гордость, что так стойко переношу все трудности. Больные с пограничным состоянием поддаются лечению. Просто с ними требуется больше терпения и времени.

Как и предсказывал Захария, на несколько недель Ник от меня отдалился. Как только я заводила речь о его ранних детских переживаниях, он становился угрюмым и молчаливым. Уважая его и полагая, что следует терпимо относиться к его переменчивости, я позволила ему говорить о женщинах.