Отказ - Бонни Камфорт

Мой дом, можно сказать, выстоял, но к концу месяца в одной из комнат все-таки образовалась течь. Обнаружила я ее вечером и минут через десять подставила под это место пластмассовый ковшик. Я ждала Умберто, который пообещал вырваться на часок из «Парадиза».

Некоторое время спустя я рассматривала его силуэт в затемненной спальне. Он стоял ко мне спиной, еще не одетый после душа, нетерпеливо отдавая какие-то распоряжения по телефону. Влажные волосы лежали мягкими завитками. Тень от двери проходила по его плечам, выделяя изящную линию его талии.

В этот вечер он предложил отправиться на Рождество во Флориду, познакомиться с его матерью в Майами, а потом отдохнуть с недельку на островах. Мне очень хотелось поехать с ним, но самый конец года часто оказывался самым трудным для пациентов, кроме того, мне было немного не по себе при мысли о встрече с его семьей.

– Я надеюсь, что смогу поехать с тобой, – сказала я.

– Не хочешь бросать своего любимого пациента? – раздраженно заметил Умберто, и тут зазвонил телефон.

Умберто повесил трубку.

– Путаница с заказами на столики, половина клиентов хочет видеть меня лично, а трое официантов позвонили и сказали, что больны. Черт побери! Уверен, что они просто отправились на распродажи по случаю Дня Благодарения. Если только узнаю, что кто-то из них мне лжет, расстреляю на месте!

– Иди ко мне, милый, – сказала я, протягивая к нему руки. Он опять лег в постель и повернулся ко мне.

– Извини, что я тебя расстроила. Я поеду с тобой на Рождество.

Умберто смягчился и стал поглаживать мою руку.

– Расскажи мне о Нике.

– Не могу.

– Почему? Я никогда не узнаю, кто он. Я же не знаю ни его фамилии, ни как он выглядит.

– Ты можешь это узнать случайно.

Умберто все еще продолжал гладить мою руку, но в наступившей тишине чувствовалось напряжение.

– Могу сказать тебе только одно: то, что тебя беспокоит, не имеет под собой ни малейших оснований. Меня он интересует только с профессиональной точки зрения.

Умберто улыбнулся и обвил мою ногу своей. Я не смогла устоять перед его белозубой улыбкой, когда его губы приблизились к моим и овладели ими.

На следующее утро я сидела за белым деревянным столом у себя на заднем крыльце, читала «Лос-Анджелес таймс» и попивала кофе. Навес был достаточно большим, чтобы защитить меня от стены дождя, и до меня долетали только брызги воды, стекавшей с крыши по разбухшим желобам. Листья на кустах гардении блестели и сгибались под тяжестью дождя. Я наклонилась, поднесла к лицу кремово-белый цветок и вдохнула его густой аромат. Потом я отправилась на работу. По дороге я пыталась представить запах тропических цветов во Флориде.

В этот день Ник пришел в красном кашемировом шарфе, волосы у него были мокрые. В середине сеанса он растянулся на диване и заявил, уставившись в потолок:

– Я должен покаяться. Иногда по утрам, перед тем, как идти к вам, я мастурбирую. Мне почему-то кажется, что вы это должны знать.

Меня его признание не удивило. В результате интенсивной психотерапии мог возникнуть широкий диапазон чувств по отношению к терапевту, в том числе и сексуальные фантазии. Если он заговорил об этом со мной, то это значило, что теперь его стремление поддерживать со мной непрямые контакты уменьшится.

– Возможно, это свидетельствует о желании обуздать свои эмоции в моем присутствии, – сказала я.

– Не знаю. Может быть. Но это действительно снимает напряжение.

– А из-за чего вы нервничаете, когда бываете со мной?

Он сел и пожал плечами.

– Думаю, что я слишком многого хочу от вас. Двух часов в неделю для меня мало.

Наступил ужасный момент, когда я должна была сказать ему о своем отпуске. Если пациенты эмоционально привязываются к своему врачу, то даже расставание на выходные может спровоцировать депрессию, приступ гнева или отказ от терапии. Подготовку к более длительным разлукам следует проводить заранее, потому что иначе могут всколыхнуться все тяжелые переживания, которые человек когда-то испытывал при расставаниях.

А ранить Ника особенно легко, поскольку обе его матери исчезли без предупреждения.

– Поговорим о том, чтобы увеличить продолжительность сеансов, после перерыва на Рождество.

– Какого перерыва?

– Меня не будет в городе с двадцатого декабря по четвертое января.

– А почему вы заранее сообщаете мне об этом?

– Чтобы у нас было время все обсудить. Мне бы не хотелось, чтобы вы узнали об этом в последнюю минуту.

Я еще никогда не видела, чтобы пациент замкнулся в себе так быстро.

– Уверен, что за время вашего отсутствия со мной все будет в порядке, – тут же отреагировал он. Он даже подмигнул мне и облизнул губы. – Ведь на Рождество будет столько вечеринок. Вы меня понимаете?

Я смотрела на него и думала, что он похож на паука, которого только что прихлопнули. Сейчас я поняла, что по мере того, как он влюблялся в меня, моя ответственность возрастала в геометрической прогрессии.

Другие пациенты отнеслись к сообщению о моем отъезде с большим пониманием. Уильям увеличил часы занятий физическими упражнениями, потому что это помогало ему бороться с депрессией. Лунесс согласилась во время моего отсутствия встречаться два раза в неделю с Вэл, потому что, как мы с ней решили, ей будет трудно провести праздники без поддержки.

Некоторые пациенты и сами разъезжались; другие радовались, что у них будет в праздник больше свободного времени.

За две недели до моего отъезда Джой Ромей застала Мей болтающей с боксером и избила ее. Обе срочно явились на дополнительный сеанс, все в синяках и полные раскаяния. Лицо у Мэй распухло, а вокруг левого глаза расплылся синяк, а у Джой был вырван клок волос над ухом.

– Это вы во всем виноваты! Вы хотите разлучить нас! Больше никаких раздельных сеансов, доктор Ринсли! Никаких! Слышите?

– Вижу, что вы правы, – уступила я. – Теперь будем проводить только совместные сеансы.

Благодарные мне за то, что лечение больше не будет представлять угрозы их общности, они отреагировали на мой отъезд тем, что отправились покупать мне подарки. Я сказала, что не приму ничего дорогого, и они занялись поисками дешевых пустячков, отвечающих, по их мнению, моим запросам. На последний перед моим отъездом сеанс они притащили плетеную корзинку, раскрашенную в зеленый и красный цвет. В ней лежали три крошечные серебряные ложечки, учебник по психиатрии 1910 года издания, значок со смешной рожицей («чтобы вы всегда улыбались!») и пачка жевательной резинки в виде бейсбольной биты.

Для себя я решила, что неправильно вела их лечение. Они не нуждались в деньгах, у них была масса свободного времени, и каждый день они только и делали, что действовали друг другу на нервы, за исключением тех случаев, как я выяснила, когда покупали мне подарки.