Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево - Олег Рой

Иногда Ирине было достаточно просто быть рядом с Иваном, наблюдать с веранды, как он спокойно, методично и аккуратно, делает свое дело, насвистывая при этом «Восьмиклассницу» Цоя. И для нее такая ситуация очень комфортна, она, как каждый человек, которому приходится много говорить, очень ценила молчание и тишину. Но чаще они разговаривали за работой, все лучше узнавая при этом друг друга. Говорил Иван кратко, точно выражая свои мысли минимумом слов, — чувствовалось, что вообще он не слишком-то болтлив и, видимо, общается так активно только с немногими близкими людьми, и Ирине было лестно и приятно осознавать, что она попала в их число. Она не уставала удивляться новому знакомому. Иван, которого на работе отмечали как прекрасного специалиста, не только имел золотые руки, он оказался еще и удивительно интересным человеком. Он был начитан, разносторонне образован, очень интересно мыслил и к тому же обладал чувством юмора, напрочь лишенным сарказма и ехидства — что для Иры было весьма удивительно и непривычно. В ее кругу буквально все остроумные люди использовали свое красноречие в качестве яда для ближнего — а Иван просто шутил, его шутки вызывали смех, но никогда никого не обижали и не задевали.

Ирина уже и не помнила, когда последний раз так долго и так серьезно говорила с каким-то человеком. У нее было в Москве несколько близких приятельниц, но с годами они все реже общались и все больше отдалялись друг от друга из-за элементарной нехватки времени. А каждодневное необходимое общение с коллегами на съемках и в театре, светская болтовня на тусовках и все прочее в том же духе походили на их нынешние беседы с Иваном так же мало, как порошковое московское молоко на деревенское, которое теперь каждый день пила Ира. С Иваном ей не нужно было быть Ириной Невельской, актрисой, звездой, медийной личностью, объектом внимания, зависти или корыстного интереса. С ним она была просто Иришкой Корень, подросшей девочкой, подругой его любимой младшей сестренки. И это было замечательно.

За время, проведенное вместе, они переговорили на многие разные темы — о музыке и литературе, о политике и религии, об учебе в вузе и детских воспоминаниях, о его службе в армии и работе, о ее работе в кино и театре, о взглядах друг друга… И только тема личной и семейной жизни по-прежнему оставалась для них табу. Ирина, впрочем, рассказала об Артуре и его матери, о знакомстве, замужестве и разводе, но ни словом не обмолвилась ни о дальнейших своих романах, которые иногда случались в ее жизни в промежутке между двумя браками, ни тем более об Игоре, его поведении и разрыве с ним. Иван же был еще сдержаннее и даже не упомянул ни разу ни о жене, ни о дочери. Так что, если бы не Алика, Ирина так и оставалась бы в неведении.

Вечером, когда уже начало темнеть и все разбрелись по своим комнатам, Ирина и Володя традиционно вышли покурить на лавочку за кустом — это уже стало для них своеобразным ритуалом, который редко нарушался. Они привычно поболтали ни о чем, после чего Ирина спросила без всяких переходов и предварительной подготовки:

— А почему ты не сказал мне, что Иван женат?

— Ты не спрашивала, — пожал плечами Владимир.

Раньше они никогда не говорили об Иване, во всяком случае, всерьез. Хотя Ирина понимала, что зять догадывается об ее интересе к его другу, этого нельзя было не заметить. Да и не только он, все наверняка догадались — и Оля, которая слишком хорошо знала сестру, что ей не мешали даже двадцать пять лет, проведенные поврозь, и проницательная мама … Даже девочки, даже, оказывается, Алика, которая, как думала Ирина, всегда интересовалась только собой и плевать хотела на то, что происходит в жизни у других. Но до этого момента Ира никогда сама не поднимала темы, и остальные деликатно молчали. Раз только намекнул дед Игнат, когда они однажды курили вместе, сидя вот тут же, на лавочке под грушей. Дед Игнат пересказывал Ире местные новости и сообщил, что Анне Михайловне, недавно перенесшей инсульт, стало лучше, она уже встает, что Шурка Ермилов попал на шоссе в аварию, но, к счастью, не пострадал, отделался легким испугом, и что Анька, дочка Нади Власовой, которая на прошлой неделе вышла замуж, едет с мужем в свадебное путешествие в Крым.

— «Их море ждет, огромное, как страсть, и страсть, огромная, как море», — чуть перефразировал классику дед Игнат, а потом ненадолго задумался.

— Вот знаешь, Ирочка, — проговорил он после паузы, — я в юности всегда думал: что это поэты вечно любовь с морем сравнивают? А потом понял: а ведь верно, очень похоже. Только первая, юная, любовь — она как море бурное, штормовое вроде «Девятого вала» Айвазовского. Все бушует, все бурлит, тебя туда-сюда как на волнах швыряет, кажется, что и жив-то не останешься. А зрелая любовь совсем другая. Как штиль. Ночь, лунная дорожка на воде, волны тихонько плещутся, точно ласковую песню поют. А ты смотришь вокруг и недоумеваешь: «Красота-то какая, господи! И тишь, и благость… И как я раньше вообще мог жить-то вообще без этого?»

«Это он на меня, что ли, намекает?» — пронеслось в голове у Ирины. И видимо, дед Игнат уловил ее мысль, потому что вдруг тихо засмеялся и пояснил:

— Ты только не подумай ничего. Это ведь я, Ирочка, исключительно о себе говорю…

Однако сейчас все изменилось, ей необходимо было узнать правду. Была мысль поговорить напрямую с Иваном, но Ирина, подумав, отвергла ее — показалось, что это будет выглядеть нетактично. Лучше уж выяснить пока у Володи.

— Видишь ли, это долгая история… — без особой охоты проговорил Владимир после паузы.

— А мы куда-то торопимся? — улыбнулась в ответ Ирина и закинула ногу на ногу.

— Да и тема, если честно, очень болезненная для Ваньки, — колебался Володя. — Он сам о ней молчит и другим говорить не дает, да и знают-то немногие… в сущности, я один-то и знаю, может, еще дед Игнат. Ни мама, ни Оля, ни кто-то другой толком не в курсе.

— Ну, мне-то ты можешь рассказать, — попросила Ирина, заметив, что тон ее при этом был таким же, как у Алики в детстве, когда та клянчила что-нибудь.

— Тебе — в первую очередь нет, — улыбнулся Владимир.

— Почему? — Она сделала вид, что не понимает, но на зятя ее актерские уловки не подействовали.

— А то ты сама не знаешь… — усмехнулся он. — Думаешь, мы все слепые, не замечаем, что вы с Ванькой целыми днями друг от друга не отходите?

Он помолчал, но потом внезапно сменил гнев на милость:

— Ладно, расскажу. Может, и правда тебе лучше об этом знать. Только ты меня, если что, не выдавай. Ваня меня убьет, если узнает, что я проговорился.

— Честное слово, никогда не выдам! — заверила его Ирина.

— В общем, — начал свой рассказ Владимир, — ты, наверное, помнишь, что Ванька у девушек всегда большим успехом пользовался. За ним вечно целые толпы бегали, ох и завидовали мы ему тогда! А он до армии всерьез и не смотрел ни на кого даже. Все отшучивался, что пока не встретил свою единственную. Ну, отслужил он, вернулся, потом уехал, поступил в институт. Мы переписывались, и на каникулы он приезжал, но, пока учился, о личном — ни слова. А когда диплом получил, домой вернулся уже с молодой женой. Мариной ее звали… Да и сейчас зовут. Красивая девка, только нам она никому не понравилась, чувствовали мы в ней что-то такое… Даже не знаю, как сказать, ненадежное, что ли. Очень уж любила, как дядя Игнат выражается, хвостом вертеть. Вроде молодая жена — а всем нам, Ваниным друзьям, глазки строила. Да и не только нам, другим тоже… Только Ванька ничего этого не замечал да и не хотел замечать. Он на нее тогда просто надышаться не мог, пылинки с нее сдувал, все ее капризы готов был исполнять. А тогда, ты же помнишь, какое время было? Конец восьмидесятых — магазины пустые, предприятия закрываются одно за другим… Вот Ванька и начал крутиться. Сначала кооператив открыл, да не пошло. Как ты понимаешь, не по его вине. Тогда еще полный беспредел был: «братки» наезжали, чиновники готовы были последнюю рубаху снять, хорошо, если не вместе с кожей. В общем, слава богу, кончились те времена.

— Да уж и правда, слава богу, — кивнула Ирина. Тяжко было всем, и ей тоже, она это прекрасно помнила.

— А дальше? — с нетерпением попросила она.

— Тогда он на заработки поехал, в Воркуту, а она тут осталась. Ну и, что греха таить, погуливала без него. Ваня бывал дома наездами и ничего не знал. Соседки намекали, конечно, да он не слушал никого, одной ей верил, своей Мариночке. В общем, подзаработал он денег, вернулся, открыл в Атяшево магазин продуктовый, на рынке несколько точек, еще что-то, я уж и не припомню. Дела потихоньку пошли. Ванька хороший дом выстроил, хозяйство завел. Тут Марина наконец и на ребенка согласилась, а то раньше — ни в какую. Родилась Катька. Как стала она подрастать, весь город заметил, что она на Ивана ну ни капли не похожа, да и на Марину тоже. Они-то оба блондины белокожие, а Катька — смуглая и чернявая. Но Ваньку даже это не смутило, по крайней мере виду он не подал. Впрочем, он такой человек, что никогда не покажет, если ему плохо.