Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево - Олег Рой

— Тогда он на заработки поехал, в Воркуту, а она тут осталась. Ну и, что греха таить, погуливала без него. Ваня бывал дома наездами и ничего не знал. Соседки намекали, конечно, да он не слушал никого, одной ей верил, своей Мариночке. В общем, подзаработал он денег, вернулся, открыл в Атяшево магазин продуктовый, на рынке несколько точек, еще что-то, я уж и не припомню. Дела потихоньку пошли. Ванька хороший дом выстроил, хозяйство завел. Тут Марина наконец и на ребенка согласилась, а то раньше — ни в какую. Родилась Катька. Как стала она подрастать, весь город заметил, что она на Ивана ну ни капли не похожа, да и на Марину тоже. Они-то оба блондины белокожие, а Катька — смуглая и чернявая. Но Ваньку даже это не смутило, по крайней мере виду он не подал. Впрочем, он такой человек, что никогда не покажет, если ему плохо.

— И что же было дальше? — нетерпеливо поинтересовалась Ирина.

— А дальше, как комбинат открылся, Ваню сразу туда позвали, чуть не с первых дней. Он этот комбинат, можно сказать, с нуля создал, ну, не один, конечно, но все равно… Быстро сделал карьеру, сейчас вот до замруководителя отдела сбыта дорос. В общем, он стал хорошо зарабатывать, а Маринка и рада — уволилась, засела дома якобы с ребенком, чтобы в сад не отдавать, но Катька уж давно в школу пошла, а она так и осталась домохозяйкой. Хотя хозяйка из нее, прямо скажем, никакая. Готовила невкусно, за садом вообще не следила, мол, городская, не приучена, дома вечно бардак, Иван все больше сам убирался. А она только наряжалась, в Саранск ездила по магазинам мотаться да пилила его, что ей скучно. Хотя он их чуть не каждый год за границу вывозил или одних отправлял — и в Турцию, и в Египет, и в Грецию, и в Таиланд даже…

— А потом они все-таки расстались? — предположила Ирина. Слушая зятя, она испытывала двойственные чувства. С одной стороны, ей было интересно все, что касалось Ивана, но с другой — рассказ о том, как сильно он любил другую и, судя по всему, совершенно недостойную женщину, причинял сильную боль.

— Ну да, — кивнул Володя, сделал последнюю затяжку и потушил сигарету. — Ванька чуть не первым у нас в городе Интернет у себя дома установил — чтобы Мариночка не скучала. А она освоилась с компьютером да и завела себе по сети хахаля в Казани. И в прошлом году, вот как раз тоже летом, сказала Ваньке, что едет к подруге, подхватила дочку — и была такова. Все лето от них ни слуху ни духу не было, и только осенью уже Марина оттуда то ли позвонила, то ли написала, что, мол, все, не жди, остаемся с Катей жить в Казани. На Ваньку тогда смотреть страшно было. Но держался. А в городе так никто до сих пор ничего толком не знает.

— Ну что же, спасибо, что ты мне это все рассказал. Теперь все более или менее понятно, — пробормотала Ирина.

Конечно, она не могла не сочувствовать Ивану. Но в первый момент, как ни странно, подумала не о том, как ему, должно быть, тяжело, а о себе и об Игоре. Чем-то их ситуации даже похожи, только у Ивана это настоящая трагедия, а у нее, Ирины, скорее фарс. Она ведь по большому счету Игоря и не любила никогда, просто решила в какой-то момент, что ей будет удобнее иметь мужа и импресарио в одном лице. Однако сейчас вспоминать об Игоре совсем не хотелось, и она предпочла уточнить некоторые вещи, которые все еще оставались неясными.

— Значит, они официально не разведены?

Володя покачал головой:

— Нет. Ванька на развод подавать не хочет. Ждет, пока Маринка сделает это сама. И знаешь что, Ириш… — Он ненадолго замялся, словно обдумывал, стоит ли говорить что-то важное или лучше промолчать, но все-таки решился: — Ты уж прости, может, зря я тебе об этом говорю… Но, мне кажется, будет лучше, чтоб ты знала.

— Да говори уж, не томи! — не выдержала Ирина.

— Видишь ли… — Володя снова запнулся и закурил вторую сигарету почти подряд, чего обычно старался не делать. — Ходят слухи, что у Маринки там ничего не вышло с этим мужиком, разбежались они. И если она вдруг надумает вернуться… В общем… В общем, я не исключаю варианта, что Ванька ее простит и примет обратно. Очень уж он ее любил. А может, и до сих пор любит. Черт его разберет, этого молчуна…

Глава 11

Случайный муж

Внезапно Игорь понял, что пьян.

Он сидел в одном из элитных клубов столицы, как говорится, широко известном в узких кругах, но практически недоступном для посторонних. Об этом клубе даже информации в Интернете не было, только скромная вывеска над козырьком неприметного здания в тихом переулке. Место это было весьма популярно у московской богемы, так как имело легкий оттенок неприличности — не в смысле безвкусности или вульгарности, а в смысле вседозволенности. Здесь можно было и напиться, и хорошо провести время в обществе не обремененных лишними моральными принципами дам, чьи апартаменты, по счастливому стечению обстоятельств, располагались в этом же здании, на этажах выше. Игорю этот клуб всегда нравился, но после женитьбы на Ирине он стал реже бывать в нем, опасаясь за свою репутацию. Вдруг какой-нибудь ушлый борзописец или, того хуже, папарацци увидит его и сделает факт посещения достоянием общественности? Тогда будет скандал, Ира выйдет из себя — а ссориться с Ирой Игорю было совсем не с руки. Однако теперь все изменилось. Сейчас его репутация и так постепенно сползала под откос, и Игорь уже не видел ничего зазорного в том, чтобы сидеть здесь и наливаться виски, причем, мягко говоря, не самым изысканным — деньги таяли стремительно, и на хорошую выпивку уже банально не хватало. Как и на благосклонность местных девиц.

Так что Игорь был один. Ни одна из его протеже — звездулек, как выражалась Ирина, — не пожелала составить ему компанию. Едва только просочились слухи, что Невельская расторгла с Масленниковым свой контракт, как интерес этих девиц к нему сильно поубавился. Конечно, Игорь прилагал все усилия к тому, чтобы сделать хорошую мину при плохой игре, всячески отрицал разрыв, уверяя всех и каждого, что у них с Ириной все в порядке, жена просто взяла творческий отпуск, чтобы отдохнуть и навестить родных… но получалось плохо, Игорю практически никто не верил.

Так что он пил в не очень гордом одиночестве, и это только способствовало углублению его депрессии. Виски, которое помогало на первых порах, уже перестало быть отрадой. Теперь оно было маслом в огонь его космической тоски. А тосковать были причины. По крайней мере с точки зрения Игоря…

Зимой ему минуло тридцать семь, он был на целых пять лет моложе Ирины. Но — что было очень досадно — этого никто никогда не замечал. И вроде бы нельзя сказать, что Ирина выглядела так уж намного моложе своего возраста. Неужели он, Игорь, казался старше своего? Хотя все может быть — при такой-то трудной жизни… Игорь искренне считал свою жизнь весьма и весьма нелегкой, поскольку ему иногда приходилось работать, а работать он ну очень не любил.

Сначала-то все шло хорошо, жизненный старт у него был хороший и даже завидный, с родителями ему сильно повезло. Игорь появился на свет в Москве, и не в доме какого-нибудь бедного инженера, а в весьма благополучной семье. Отец его, бывший чиновником от культуры, благополучно пересидел на неплохих должностях четверых генсеков, перестройку, развал СССР и Ельцина, и десять лет назад тихо скончался от коронарной недостаточности. Мать, здравствующая и по сей день, была значительно моложе отца, и в юности мечтала о карьере киноактрисы или эстрадной певицы, но не состоялась ни на том поприще, ни на другом, даже связи отца не смогли заменить полностью отсутствовавшие способности. В результате она, признав наконец свое поражение, пристроилась на тепленькое местечко в съемочной группе обласканного властями кинорежиссера и проработала там до пенсии.

Мать Игоря всегда была сибариткой, любила роскошную жизнь, драгоценности, модную одежду, заграничные поездки и курорты. Она долго не хотела рожать, чтобы не портить фигуру, и оттягивала этот момент до тех пор, пока не поняла, что дальше может быть уже совсем поздно. В результате их сын появился на свет, когда ей было тридцать четыре, а отцу Игоря — за пятьдесят. Так что он у них был во всех отношениях поздним ребенком и потому вдвойне любимым. И конечно же, избалованным, поскольку все возможности в семье для этого имелись.

До определенного момента Игорь жил в полной уверенности, что весь мир ему должен. Но чем старше он становился, тем меньше встречал в окружающем мире согласия с таким подходом. В семье его точку зрения почти всегда разделяли, но в школе все шло уже не так гладко, и это обижало и вызывало досаду — однако не склонило к изменению жизненной позиции. Игорь был способным и внешне привлекательным парнем, родители хорошо его обеспечивали, их семья даже в тяжелые времена, на которые пришлась его юность, не испытывала особенных затруднений. И Игорь продолжал искренне верить в то, что все это дает ему основания ставить себя намного выше всех остальных и испытывать к большинству окружающих безграничное презрение, как к существам второго, третьего и так далее сорта.