Новый мир. № 7, 2002 - Журнал «Новый мир»

Первый сон был такой: Наталья Германовна увидела себя в доме своей бабушки на Малой Дмитровке, где в прихожей висит старинное зеркало, длинное и поцарапанное. Будто она в него смотрит, как в детстве, и хочет через него заглянуть, что в кухне делается. А в кухне закрыта дверь. Вот она ждет, дверь открывается, и она видит, что там кто-то сидит, перед ним литровая банка с чаем. Именно банка, а не чашка, потому что из банок пьют в экспедициях — больше входит. И Наталья Германовна думает: это он, мой начальник партии! Но он укрылся за газетой, и она его не видит, но как бы чувствует. И видит, что из-за газеты протягивается рука, чтобы этот чай взять. Но рука не его, а ее отца. У отца рука с длинными пальцами, а у начальника партии — грубая и короткопалая, и это единственное, что Наталье Германовне в нем не нравилось. Но все равно она чувствует, что на кухне чай пьет начальник партии. А сама она — маленькая девочка, поэтому не может к нему выйти, он ее не узнает, они находятся в разных поколениях. Тут сон кончился, Наталья Германовна встала и пошла готовить завтрак.

А второй сон был такой: опять Наталья Германовна в квартире бабушки, и опять квартира кажется ей большой, как в детстве, хотя на самом деле там всего две комнаты и кухня очень маленькая. Зато три стенных шкафа было в этой квартире, и Наталье Германовне они в детстве казались комнатами. Она играла, будто она там живет. И вот ей снится, что она ходит по квартире с ключом и чего-то ищет. Очевидно, дверь, которую можно открыть. И находит еще одну дверь, о которой раньше не то чтобы не знала, но именно так, как это бывает во сне. Вот она открывает эту дверь, нет, сначала стучится, чтобы выяснить, вдруг там кто-то есть. Никто не открывает долго, она достает ключ или уже держит его наготове. Хотела уже сунуть в замочную скважину, как вдруг — шаги у двери, кто-то идет со словами: «Ну, заходи». Дверь открывается, и она заходит; открывший стоит за ее спиной, его не видно, но она чувствует, кто это. Это начальник партии. Она вроде пришла к нему в гости, он пригласил ее на чай. Но тут же в комнате сидит его жена у трюмо, спиной к Наталье Германовне. Наталья Германовна его жены никогда не видела, но узнает эту женщину: это тетя Клава из нашего товарищества! Но не та шестидесятилетняя тетя Клава, которая на костылях, а та, которую с детства помнит Наталья Германовна, красивая, широколицая, с высокой прической над низким белым лбом. И Наталья Германовна совсем не ревнует, потому что знает Клаву и рада ее повидать.

Тут снова пробуждение.

А психолог Елена Андревна ей эти сны толкует. Не буду пересказывать, что она там говорила милой Наталье Германовне, потому что никому у нас эти психологи вообще не нравятся. То есть люди они хорошие, ученые, только вот чего-то у них нет, обаяния, что ль, какого-то человеческого. Ну взять хоть Елену Андревну — такая приземистая, крепко сбитая тетя в сильных очках, как школьная училка. Смотрит на тебя внимательно, пока ты говоришь, и чувствуется, что ищет, куда бы вставить свое веское слово. Она, наверное, этому в школе научилась — она ведь психологом в школе работает. Потом она тебе начинает говорить всякие умные и правильные вещи, которые ты и так знаешь, хотя, может, раньше, до того, как она сказала, ты на них не обращаешь внимания. И не всегда это приятно бывает выслушивать. Главное, похоже, что люди ей вообще неинтересны как люди, а интересны как повод поделиться своими познаниями. Знания, конечно, у нее большие, здесь не откажешь. А с мужем они учились вместе, так он вообще иногда пьет, и они собирались разводиться, потом передумали. Он тоже где-то психолог, а по вечерам в какой-то фирме помогает разгружать мебель, тоже крепко сбитый такой, белесый, похож на белый гриб. Он еще противнее Елены Андревны, поэтому милая Наталья Германовна к нему даже подходить близко боится, и сны свои она рассказывала Елене Андревне только тогда, когда тот, Валентин Михалыч, в своей фирме мебель разгружал.

А еще такой был сон, но он вообще Наталье Германовне и раньше снился: идет она по песку и видит перед собой свою тень. Кругом жара и песок, может, Крым, но она ничего не видит вокруг, кроме тени. Будто она одна и в детстве, такая маленькая стриженая девочка. Просто идет, совсем одинокая. А вокруг ничего. И никакой начальник партии в этом сне не появлялся.

А еще ее как-то посетил сон, будто она идет в присутственное место, ну там на работу, или на свою старую работу, или в школу, потому что она во сне иногда бывала одновременно маленькой и большой, и забыла надеть юбку. А она такая скромная женщина, никогда не носила брюки, только на даче или в экспедиции, а в Москве — всегда в юбке, потому что считала свои ноги толстыми. Так вот, снится, что она пошла на какую-то работу, приходит, расстегивает пальто, а там — из-под свитера комбинация. Забыла юбку надеть. Что делать? Она застегивается обратно, но уйти с работы нельзя, и вдруг в раздевалку заходит начальник партии, почему-то в ватнике, и Наталья Германовна садится на корточки, чтобы он ее не заметил, боится, что он галантно захочет помочь ей снять пальто, а там юбки нет.

Про этот сон Елена Андревна ей наговорила, что он не считается, потому что есть сны, вызываемые нашими возбужденными внутренними органами. Вы, говорит, Наталья Германовна, меньше чаю пейте перед сном и следите за циклом, а то во время овуляции сны не считаются. И вообще, говорит, повернитесь вы наконец лицом к своим внутренним конфликтам! Разве вы не отдаете себе отчет, что вы сами его зовете в свои сны, чтобы под этим предлогом уклоняться от своего долга? Она не так грубо, конечно, выразилась, но Наталья Германовна именно так ее поняла.

Тут вернулся Валентин Михалыч с разгрузки мебели, и Наталья Германовна спешно убежала на свой участок огородами, потому что жутко его стеснялась. Еще ее мучило подозрение, что Елена Андревна обсуждает ее сны с мужем, надо сказать, напрасно она это подозревала, потому что все наше товарищество знает доподлинно, что у Елены Андревны были такие плохие с ним отношения, что они уже полгода почти не разговаривали друг с другом, только «Передай хлеб» или «А где мои носки?». А оба сына наших психологов были совершенно заброшенные и расторможенные подростки, которые гоняли с утра до вечера по чужим участкам, знакомились с поселковыми девочками и тусовались с местными бандитами, курили, и вообще смотреть на них было противно. А Елена Андревна совершенно с ними не справлялась, кричала на них жалким голосом, а они в ответ дразнились и мстили. И они никогда у нее не ходили ни в театр, ни в консерваторию, потому что их невозможно было заставить, а в школе учились плохо, к счастью, не в той, где Елена Андревна работала. Зато каждый был в своем классе неформальным лидером, хотя это и не служило Елене Андревне утешением.

В общем, чем больше Елена Андревна толковала, тем меньше вся эта процедура нравилась Наталье Германовне. Но другого никого такого подходящего не было в округе, с кем можно было ей поделиться. Была у нее, правда, в нашем товариществе приятельница Аня, но уж до того забитая и всегда занятая, что трудно было с ней вообще о чем-либо договориться. Похоже было, что милая женщина пошла к психологу просто от отчаяния, оттого, что поговорить больше не с кем, так честно она себе самой признавалась.

А еще вот какой был сон: будто Наталья Германовна (опять девочкой) едет на телеге через какой-то тропический лес. Это, собственно, и не лес, а что-то типа картинок из детства, которые она где-то видела: кругом большие папоротники и разноцветные мхи свисают с деревьев, темно и влажно, растут комнатные растения прямо из почвы и огромных размеров. Страшноватый лес приснился. А на телеге сидит вся ее семья: где-то впереди — папа, дальше мама и старшая сестра, тетки, а позади — она с бабушкой. Но бабушка уже старенькая и заснула. А Наталья Германовна на каком-то ухабе вдруг раз — и вывалилась из телеги, потому что бортиков не было. И лежит на какой-то мшистой кочке, разевает рот, а кричать не может, то ли потому, что во влажном этом лесу поглощается звук, то ли оттого, что дело происходит во сне и там крика не слышно.

Был еще сон о том, как они с начальником партии долго куда-то едут на поезде, а потом летят на самолете. Причем самой поездки почти и не было, а одни сплошные пересадки и ожидания на вокзале и в аэропорту. Снилось ей большое здание, у которого с одной стороны подходили поезда, а с другой отлетали самолеты, сновали толпы людей, а здание большое, гремучее и бестолковое, и будто бы они с начальником партии сначала были там вдвоем и необычайно близки друг другу. А потому вдруг объявили посадку, они ходили по камерам хранения за вещами, и все вдвоем, в прекрасной близости, и вдруг выяснилось, что все это было прощанием, а лететь им в разные стороны.

Этот сон был пронизан такой светлой литературной грустью, что Наталья Германовна даже не стала его рассказывать Елене Андревне, чтобы не портить впечатления и потому, что он выглядел как придуманный.