Супершпионы. Предатели тайной войны - Гвидо Кнопп

Это бюро переводов с таким умением управлялось двумя белорусами, что получало не только государственные заказы на сопровождение важных официальных лиц и коммерсантов с Востока, но и из сферы частного бизнеса. У переводчика и сопровождающего было задание не только собирать информацию, но и развивать особо дружеские контакты с советскими гостями. Задачей Блейка было, в первую очередь, вербовать агентов и информаторов среди коммерсантов, преподавателей университетов, ученых и студентов, которые непосредственно были связаны с советскими партнерами.

После короткой паузы двойной агент снова установил контакт с КГБ. Если Блейку еще в Берлине удавалось информировать Советы о всех агентах СИС на востоке Германии, то теперь он получил доступ ко всей агентурной сети СИС в Восточной Европе. Эти сведения он передавал двум контактерам КГБ: сначала Сергею Кондрашову, потом Василию Дождалёву. Последний сегодня вспоминает, прежде всего, о готовности Блейка идти на риск:

«Работа разведчика похожа на игру в шахматы. Она требует логики, чувства предвидения, хороших нервов. Нужно уметь рассчитывать возможные трудности и будущее развитие событий. Джордж Блейк был агентом с аналитическим интеллектом, мастером шахматной игры. Впервые я услышал о нем в Лондоне, незадолго до моего установления контакта с ним. Мне до того времени ничего не было известно о нем, потому что строгие правила разведки гласят, что каждый знает только то, что нужно для его специального задания, не больше. Впервые мы встретились в январе 1959 года. Тесную связь мы поддерживали вплоть до его отъезда в Бейрут.

Я знал о важности этого агента и чувствовал свою большую ответственность перед ним. Я вспоминаю о событии, показавшем, на какой риск готов был пойти Блейк во имя своих убеждений. Однажды он принес нам сообщение, из которого следовало, что один из наших людей в советском посольстве, которого вскоре собирались перевести в другую страну, склоняется к смене фронтов. Мы подробно обсудили это дело, прежде всего, обстоятельства, при которых данные сведения попали Блейку в руки. И мы начали проверку нашего товарища.

Сразу стало ясно, что этот заслуженный человек стоял выше всех подозрений. Очевидно, британская сторона хотела проверить Джорджа. Я сказал ему: «Они хотят проверить, не шпион ли ты.» Он притих, но не показывал никаких признаков страха. И так мы спокойно начали планировать нашу дальнейшую совместную работу. Менее храбрый человек сначала предложил бы прервать работу на время или вообще отказался бы от нее. Но Джордж работал дальше — полностью осознавая опасность.»

Тем не менее, шпион в это время попробовал при случае обсудить со своим старым связником «Коровиным» вопрос, что ему делать, если он провалится как двойной агент. «Коровин» вообще не хотел говорить ни слова об этом. Он твердо верил, что в совершенной системе ничего не может выйти из-под человеческого контроля. Сама попытка дискуссии об этом была в его глазах признаком слабости. Так вопрос Блейка остался без ответа.

Блейк тогда уже не был полностью в ладах с самим собой. Ему мешала не только его двойная жизнь в качестве офицера СИС и агента КГБ, но и его двойное существование как советского разведчика и мужа. Его жена ничего не знала об его измене. Он очень любил ее и проводил каждую свободную минуту с ней и двумя сыновьями. Но над этой семейной идиллией уже навис Дамоклов меч.

Летом 1960 года Блейка вызвали в отдел кадров СИС, где ему открыли, что разведка Ее Величества строит на него дальнейшие большие планы. Его нужно было направить в Ливан для изучения арабских языков. В Бейруте МИД Великобритании совместно с СИС содержали «Центр арабских исследований на Среднем Востоке» (Middle-East-Center for Arab Studies, MECAS) для обучения дипломатов и разведчиков перед их использованием на Ближнем и Среднем Востоке и в Северной Африке. Еще с детства Блейка влекло к арабскому миру. Благодаря совместным занятиям с Вивианом Холтом во время их плена в Корее он уже располагал неплохими знаниями арабского языка.

Ему предоставлялась новая возможность. «Коровин» советовал ему ехать, жена, по меньшей мере, не была против. Так Блейк решил принять предложение.

Уже тогда можно было предвидеть, что Ближний и Средний Восток будет играть все возрастающую роль в мире. Уже война за Суэцкий канал в 1956 году показала, что конфликты «холодной войны» не оставят в покое и этот регион. Блейк после окончания учебы мог рассчитывать на важную должность в посольстве где-то на Ближнем Востоке. От этого здорово выиграли бы и его друзья в КГБ.

В сентябре 1960 года Блейк со своей молодой семьей переехал в гористые окрестности Бейрута. Его жена ожидала рождения третьего сына. Средиземноморский климат и легкость страны и людей в этой последней фазе перед бурей создавали почти «отпускное» настроение. Благодаря своей одаренности и любви к арабскому языку и философии Блейк получал радость от учебы. Как и те полгода, которые он посвятил в Кембридже в 1948 году изучению русского языка, эта учеба в значительной степени определила его судьбу. Ей он должен быть благодарен за свою позднейшую карьеру ученого в Москве.

Так как в это время мало что происходило важного с разведывательной точки зрения, Блейк и его связник КГБ в Бейруте решили вступать в контакт только в случае возможной опасности. Такой случай пришелся на Пасху 1961 года.

Блейк получил директиву возвращаться в Лондон. Руководство СИС, было там сказано, хочет поговорить с ним об его новой работе. Этот приказ Блейку был передан Николасом Эллиоттом, тогдашним шефом бейрутской резидентуры СИС.

Эллиотт, позднее один из директоров СИС, вспоминает сегодня, как неприятно ему это было:

«Я до этого видел Джорджа Блейка лишь пару раз в Лондоне. В Бейруте мы избегали всяческих контактов, чтобы никто не заподозрил его в том, что он офицер СИС. Я получил сообщение из Лондона, что Блейка подозревают в работе на русских. Мне поставили задачу заманить его в Лондон, не вызывая ни малейших подозрений. Потому я сказал ему, что отдел кадров просит его приехать в Лондон для обсуждения его последующего направления на работу. Мне поручили передать ему его авиабилеты туда и обратно. Это-де дело всего нескольких дней.

Я помню, как сказал ему: «Это ведь воодушевляет, что отдел кадров так серьезно воспринимает новое назначение. Офицер разведки, знающий немецкий, голландский, русский и арабский языки, это большая редкость. Они знают, кого имеют в Вашем лице. После возвращения позвоните и расскажите мне об этом.»

Следующие два дня я был очень обеспокоен, ведь я не знал, поверит ли он моей истории или нет. Пойдет ли он в ловушку или нет.»

У Блейка были основания не верить «истории» Эллиотта. «Я поехал на моей машине домой по горной дороге. Хорошо, что я знал каждый поворот и зигзаг дороги, ведь мои мысли были без остановки заняты только сообщением Николаса Эллиотта. Почему мне нужно сейчас прервать учебу? Зачем это путешествие в Лондон, если я все равно проведу лето в Англии? Чем больше я размышлял над этим, тем меньше мне нравилась вся эта история. Объяснение Эллиотта меня совсем не удовлетворило. Я думал о побеге. У меня была виза в Сирию.

Граница была всего в паре часов езды на автомобиле от Бейрута. Я мог бы взять с собой в Дамаск жену и детей, а потом объяснить жене ситуацию. Но я совсем не хотел причинять ей эту боль. Она ведь не имела ни малейшего понятия о моей работе на КГБ. Она оказалась бы перед выбором: ехать со мной в Москву или возвращаться с детьми в Англию. Что скажет моя жена? Как воспримет она мои откровения? Не разорву ли я своим побегом все мои связи с моей семьей и друзьями?

Я решил попросить совета у моего советского связника. Последний сразу-же связался с московским центром. Когда я встретил его на следующий день, он сказал, что в Москве не видят никакой опасности для меня и я могу спокойно ехать. Это подтверждение я услышал с большим удовольствием, ведь оно освобождало меня от неприятной обязанности рассказать все моей жене и отказаться от всего, что мне удалось сделать.»

Когда самолет авиакомпании БОАК приземлился в Хитроу, шел сильный ливень. Был Пасхальный понедельник, 3 апреля 1961 года. Его никто не встречал, и это было необычно. Правда, его официальный доклад штабу СИС был назначен лишь на следующее утро. Но и в таких случаях обычно прилетающих коллег забирают из аэропорта.

Тут Блейк уже осознал, что попал в тщательно поставленную ловушку. Он мог, правда, свободно передвигаться, но, несомненно, наблюдатели только того и ждали, что он сделает какой-то опрометчивый телефонный звонок или попытается совершить побег. Что ему теперь делать? У него не было другого выбора. Он мог только ждать.

На следующее утро Блейк узнал, что предчувствие его не обмануло. В здании СИС его встретил Гарри Шерголд, эксперт по вопросам советской разведки. Ему ассистировали два сотрудника отдела контрразведки R 5 и старый друг Блейка Джон Куинн, которого он знал еще по Корее. «Мы здесь, чтобы допросить Вас.» — объяснил Шерголд. Сказать больше было нечего.