Супершпионы. Предатели тайной войны - Гвидо Кнопп

Я прошел около 250 метров до границы с Западным Берлином. Все было оснащено с максимальным совершенством. Американцы никак не позаботились, о сокрытии происхождения их приборов. Везде стояло «Made in USA». Той же ночью я позвонил Мильке. Он тогда был заместителем министра госбезопасности ГДР. Я сказал ему: «срочно сообщите Вальтеру Ульбрихту, что мы нашли вблизи Шёнефельда шпионский туннель.»

Правительство ГДР только в этот момент узнало о тайне туннеля. Утром 23 апреля начинается пропагандистская «раскрутка» «разоблачения». Если Вальтеру Ульбрихту с его товарищами понадобился еще целый день, чтобы разобраться с новостью, советский военный комендант города Берлина Иван Александрович Коцюба через Бранденбургские ворота уже послал на Запад свою секретаршу.

С мешочком десятипфеннинговых монет она из телефона-автомата звонит во все редакции газет в Западных секторах и всем иностранным корреспондентам и говорит: «Срочно приезжайте в советскую комендатуру в Карлсхорст. Мы раскрыли американский шпионский туннель.»

В кинотеатре советского гарнизона полковник Коцюба открывает пресс-конференцию. Затем колонна автобусов, под эскортом советской военной автоинспекции, подъезжает к временно расширенной дыре для входа в туннель на Шёнефельдер Шоссе. Начинается хорошо подготовленная пропагандистская акция. В сопровождении советских солдат журналисты пробираются по туннелю, фотографируют место работы западных техников систем подслушивания. На западной стороне за всем наблюдают американские солдаты. В одном окне здания РЛС развевается черный пиратский флаг. Хрущев и Булганин, все еще находящиеся с визитом в Великобритании, после убедительно разыгранного удивления громко протестуют против этого «акта американского пиратства».

В отличие от них, руководство ГДР действительно было поражено тем, что произошло на «его» территории. Лишь 24 апреля прошла дискуссия в Политбюро СЕПГ. Там все в ярости на «старшего брата» из Москвы. До последнего времени «друзья» не удосужились посвятить в дело товарищей из ГДР. Наскоро, в неподготовленной речи, о событии сообщает министр внутренних дел ГДР Карл Марон. Политбюро беспомощно постановляет оградить и обыскать участок. Кроме того, срочно нужно сделать сообщение для прессы. В нем руководство ГДР присоединяется к советской версии: основные виновники — американцы. В обращении с англичанами и те и другие ведут себя несколько сдержанней.

Ветеран туннеля Джо Эванс еще сегодня сомневается в версии КГБ о запланированном «разоблачении» туннеля:

«Я вспоминаю телеграмму, пришедшую к нам в Лондон, что в связи с постоянными дождями повреждены различные телефонные линии в Берлине. Мы должны были подготовиться к следующей ситуации: если пошлют бригаду для устранения неполадок, возникнет опасность того, что они найдут наше подключение. Так и произошло на самом деле. Они просто буквально наткнулись на туннель и были полностью ошеломлены. Это было действием природы, навредившей нам и помогавшей Советам, деянием Божьим. Это не было виртуозностью людей КГБ. С шестидесятых годов все говорят, что туннель предали с самого начала. Пусть это было и так, но ведь 11 месяцев он помогал западным державам получать точную картину противника. Была ли цена слишком высокой? Я не думаю так! Мы выиграли время безопасности и мира.»

Несмотря на потерю туннеля, анализ собранных сведений продолжался до 1958 года. Прежде всего, новые достижения были получены в сфере криптографии. Советам, однако, служба, которую сослужил им Джордж Блейк, принесла большую выгоду. Берлинский туннель, как минимум с точки зрения публицистики, стал их большим успехом.

Афера с туннелем проливает ясный свет на общее настроение в Берлине пятидесятых годов. Между оккупационными властями четырех секторов города царило всеобщее недоверие. Граница между Восточным и Западными секторами еще была прозрачной. Контроль, правда, был, но Стены еще не было.

Американцы сидели в районах Далем и Целендорф, французы- в Тегеле и Райникендорфе, англичане — в Вестэнде и вокруг Олимпийского стадиона. Здание старой высшей школы физкультуры они превратили в свой военный штаб. У Джорджа Блейка там было бюро на третьем этаже, прямо над большим порталом. Он мог видеть стадион и въезд, над которым, как и раньше, нависали два золотых имперских орла. Резидентура СИС в Берлине тогда была самой большой в мире. Блейк до сих пор с удовольствием вспоминает о «фронтовом городе» «холодной войны»:

«В Берлине я провел фантастическое время, город снова начал оживать. Повсюду еще были руины, но уже появлялись интересные рестораны, кафе и магазины. Новый Берлин был захватывающим городом. Он служил сценой бесчисленных иностранных разведок и агентов. Это были американцы, англичане, французы, русские и, конечно, немецкие агенты: все в поисках информации, контактов и людей, которых они могут завербовать. Иногда возникало впечатление, что каждый второй берлинец работает на какую-то разведку, возможно, даже на несколько. Когда я по утрам смотрел из окна своего кабинета, то видел, как по всем направлениям разъезжается флотилия «Фольксвагенов». Все — со специальными инструкциями, чтобы устанавливать контакты и собирать сведения.»

Провал акции с туннелем настоящим вихрем пронесся по микрокосму берлинских спецслужб. Все 150 специалистов британской секции операции «Золото» были отозваны, среди них и Питер Ланн. Его преемником — и на три следующих года шефом Блейка — стал Роберт Доусон.

Но возбуждение на удивление скоро улеглось. Западные союзники не были склонны радоваться успеху Советов как возмутителям спокойствия. Так что Блейк после короткого периода беспокойства смог дальше работать без помех.

Новый круг его обязанностей был установлен Политическим отделом СИС. Он должен был собирать политические сведения о Советском Союзе или использовать агентов для сбора таких сведений. В рамках этой деятельности ему была поставлено задание вербовки соответствующих агентов. Целью Блейка были, прежде всего, советские военные и гражданские лица в Восточном Берлине. Для этого задания Блейк располагал особым разрешением на въезд в Восточный Берлин, ведь обычно офицеры СИС и носители секретов не имели права ездить в восточную часть города. СИС обеспечил его фальшивым немецким удостоверением личности, который он мог предъявлять при контроле паспортов на границе. Это, дав ему необычайную свободу передвижения, помогло Блейку еще интенсивней вести свою двойную игру с КГБ.

Его ведущий офицер КГБ работал под псевдонимом «Дик»; как его звали на самом деле, Блейк узнал лишь позже, в Москве. Конечно, это был назначенный резидентом КГБ Евгением Питоврановым Николай Мякотных.

Сегодня экс-шпион хвалит, в первую очередь, «сердечный характер» своего связника:

«Коровин, который был моим контактным лицом в Лондоне, специально приехал в Берлин, чтобы представить мне моего нового ведущего офицера «Дика». «Дик» был человеком средних лет и он понравился мне с самого начала. У нас было чувство большой взаимной симпатии и мы стали настоящими друзьями. Он был большой, отеческой фигурой, очень спокойным, тихо разговаривал; он придавал мне чувство безопасности. Так как он рано умер, я больше его не видел.»

Теперь Джорджу Блейку около тридцати пяти лет. Он гордится своими успехами в Берлине. Он свято верит, что его работа двойного агента служит делу социализма. Он не берет деньги за свои услуги. Когда резидент КГБ Питовранов однажды сказал ему что-то о «возмещении расходов», Блейк возмущенно отверг это предложение. Он не продается. Он идеалист. С одной стороны, он радуется жизни в Западном Берлине, новому западно-берлинскому изобилию, блеску декадентского города. С другой стороны, он служит социализму, который, как ему кажется, соответствует его пуританско-протестантской сути. Тут присутствует еще и авантюра, игра между мирами, между фронтами, которая захватывает его. Это особенно заметно, когда Блейк вспоминает о практике передачи информации:

«Один раз в месяц, иногда каждые три недели, я ехал в Восточный Берлин для встречи с моими советскими коллегами. Обычно я садился на городскую электричку на вокзале «Зоологический парк» и ехал до станции Александерплатц или Маркс-Энгельс-Платц. Места эти все еще состояли из развалин.

Там начиналась сцена, как будто из детективного фильма. Я шел пешком по тротуару через пустынную местность. Выныривал черный лимузин, с занавесками на окнах, ехал за мной и останавливался. Открывалась дверь, и я быстро садился. Затем машина на большой скорости неслась в Карлсхорст, где «Дик» ждал меня в надежной конспиративной квартире. Он заботился о маленьком ужине, и мы обменивались пленками. Я давал ему экспонированные, он мне — чистые кассеты.

Ужин проходил в дружеской обстановке, мы менялись идеями и наблюдениями. Атмосфера была приятной и уютной. Присутствовало и вино. Я отвечал на его вопросы, касавшиеся моих последних сведений. Примерно через час меня подвозили в восточный центр города и высаживали у какой-то станции метро. Оттуда я ехал в Западный Берлин к месту явки, где меня ждала моя машина. Никто не удивлялся, откуда я приезжал. Можно было предположить, что я возвращался от одного из моих агентов на Востоке.