Капитан чёрных грешников - Террайль Пьер-Алексис де Понсон дю

— Но как же, дядюшка, — в недоумении спросил господин де Сен-Совер, — как же вы нашли доказательства его невиновности?

— Десять лет спустя я встретился с настоящим убийцей.

— Не может быть!

— И он признался мне в своем преступлении.

— Боже мой! — воскликнул совершенно пораженный господин де Сен-Совер.

— Это было пять лет тому назад, — продолжал господин Феро. — Я только что вышел в отставку. Ты знаешь, что у меня есть фермы в департаменте Воклюз, возле Апта, в долине Калавон?

Господин де Сен-Совер кивнул.

— Я поехал туда. Возвращался я в дилижансе — девятиместной карете: шесть мест внутри и три — в купе за козлами. Форейтора не было: правил только кучер.

Дело было зимой. В горах было холодно, вершины покрылись снегом, путников было мало.

Внутри сидели две женщины, я один в купе. Из Апта мы выехали в три часа ночи, а около пяти утра были в Лурмаренском ущелье.

Ты можешь представить себе этот узкий дол, дорогу, что бежит между рядами отвесных скал высотой в сто футов, на которых кое-где торчат корявые чахлые кусты.

На десяток километров ни дома, ни поля — никаких следов человеческого пребывания.

Ты знаешь: когда зима сухая, урожай плохой — грабежи на больших дорогах становятся чаще: в горах грабители как раз и укрываются.

Итак, когда мы въехали в ущелье, было пять часов утра — стало быть, еще совсем темно.

Дорога, заснеженная и обледеневшая, была так дурна, что лошади, даже подкованные по-зимнему, спотыкались на каждом шагу.

Я задремал. Вдруг карета остановилась.

Я разом проснулся. Как ни было темно, можно было разглядеть черные тени, перегородившие дорогу. Кучер, обезумев от ужаса, спрыгнул с козел.

Я тотчас понял, с кем мы имеем дело.

Четверо с лицами, завязанными платками или вымазанными сажей, и с ружьями на плече велели путникам выйти из дилижанса.

Женщины вопили; кучер не знал, что делать; я сохранял хладнокровие и спокойно вышел на дорогу. Разбойники подошли ближе.

Сначала они занялись женщинами — отняли небольшие деньги, что были у них при себе.

Потом тот, что был у них за главного, подошел ко мне.

Это был человек громадного роста; лицо его было вымазано сажей, а волосы совершенно седые.

Этот громадный рост заставил меня кое-что вспомнить — и кое-что заподозрить.

Самой грозной уликой, некогда выдвигавшейся против господина де Венаска, был его необычайно высокий рост — а теперь передо мной был грабитель с большой дороги такого же роста.

Этот человек подошел ко мне, положил руку на плечо и спросил:

— Вы советник Феро?

— Я Феро, — ответил я, — только я больше не советник.

— Это к вашему счастью, — засмеялся он. — Так бы мы вас убили, а так только ограбим.

Со мной было довольно много денег: четыре тысячи франков.

Бандиты знали это.

Я отдал им кошелек, часы и четыре тысячи франков золотой и серебряной монетой, которые были у меня в чемодане.

Грабителям этого было недостаточно. Один из них захотел снять у меня перстень с пальца — вот этот. — Господин Феро показал племяннику перстень с печаткой у себя на левой руке. — Великан говорил, чтобы мне его оставили.

Один из бандитов сказал тогда:

— До чего ж у нас великодушный капитан!

От этого слова я вздрогнул.

Я снял перстень с пальца, протянул его высокому старику и сказал:

— Друг мой, вы, я вижу, обо мне слыхали.

— Еще бы! — ответил он. — Да кто же вас не знает, черт побери?

— Верите вы моему честному слову?

— Вполне.

— Поверите, если я вам поклянусь, что вы можете спокойно, средь бела дня прийти ко мне в имение Ла Пулардьер, чтобы вернуть мне это кольцо, получить за него тысячу франков и уйти, как пришли без всяких помех, а я на вас не донесу, даже зная, кто вы? Это кольцо мне дорого: оно осталось мне от отца.

— Поверю, — ответил он и забрал кольцо.

VII

Господин де Сен-Совер слушал старого советника с благоговейным вниманием.

Тот немного помолчал, переводя дыхание, а затем продолжал:

— За долгую жизнь на службе я заметил, что у воров есть свое чувство чести — не такое, правда, как у других, но все-таки есть. Они сами держат данное слово и верят чужому.

Прошла неделя с того дня, как бандиты обчистили нас, потом позволили продолжать путь и я вернулся в Ла Пулардьер. И вот однажды вечером садовник доложил мне, что со мной желает говорить какой-то неизвестный.

Это был мой грабитель.

Я увидел человека лет шестидесяти, одетого, как зажиточный крестьянин, вида самого почтенного, какой только может быть.

Мой садовник его не знал, но я узнал: это был один фермер из-под Лурмарена.

Я впустил его к себе в кабинет, а когда мы остались одни, он протянул мне кольцо.

— Видите, я вам доверяю, — сказал он.

Я открыл ящик стола и достал сверток с золотом.

Он взял его, поклонился и хотел молча удалиться, но я остановил его и сказал:

— Друг мой, я вас обманул.

Он вздрогнул и беспокойно огляделся.

— Я обманул вас, — продолжал я, — сказав, что мне так уж дорого это кольцо: не потому я хотел вас видеть. А впрочем, будьте спокойны: здесь вы в безопасности и сможете уйти, как я и говорил вам. Присядьте.

Он остался стоять передо мной, но внимательно слушал.

— Друг мой, — сказал я, — я уже не служу правосудию и меня его дела не касаются. Я знаю, кто вы…

И назвал его по имени.

— Но будьте спокойны, — продолжал я, — я вас не выдам. Дурным вы ремеслом занимаетесь на старости лет, а ведь вы не в нужде живете.

— У меня долги, — сказал он. — Мой хозяин дожидается только конца срока, а там выгонит.

— Сколько вы должны?

— Семь тысяч франков.

— Что, если я вам их дам?

Он недоуменно уставился на меня.

— Слушайте меня, — сказал я. — Когда я был следователем, я предал суду присяжных человека, которого считал убийцей и который может оказаться невиновным. Я стар, хочу умереть со спокойной совестью, и, может быть, вы мне в этом поможете. Если я вам поклянусь, что никогда никому не назову вашего имени, что унесу с собой в могилу вашу тайну или, вернее сказать, ваше признание — вы мне поверите в другой раз?

— Поверю, — ответил он, спокойно глядя прямо мне в глаза.

— Тогда, — сказал я, — ответьте мне откровенно: вы всегда только грабили на больших дорогах? Вам не случалось проливать кровь?

Говорил я очень кротко, но тут устремил на него взгляд судьи, проникающий до глубин сердец преступников.

Он слегка смутился и ответил:

— Я понял, что вы хотите сказать, — ответил он. — Вы меня узнали по высокому росту. Ну что ж! Да, это я был главарем черных братьев и убил господина де Монбрена.

Несмотря на это признание, совесть моя была еще не вполне спокойна. Я пообещал этому человеку заплатить его долги. Кто мог бы мне поручиться, что он из жадности не взял на себя преступление, которого он не совершал?

Я хотел, чтобы он в мельчайших подробностях рассказал мне, как совершилась катастрофа в замке Монбрен.

Для этого я стал его допрашивать так, как будто по-прежнему был следователем.

Его ответы — ясные, четкие — в точности совпадали с фактами, которые я установил во время следствия. Этот человек и был настоящим преступником, а шевалье де Венаск, казни которого я требовал, был невиновен.

На этих словах советник Феро спрятал лицо в ладонях, словно изнемогая под грузом тяжелых воспоминаний.

Господин де Сен-Совер даже увидел, как по костлявой, пожелтевшей, словно ветхий пергамент, щеке покатилась слеза.

Советник еще помолчал и наконец сказал:

— Я заплатил долги этого человека и сдержал данное ему слово. Никто не узнает имени этого человека, и он, вероятно, умрет в своей постели.

Но когда умру я, в завещании моем будет несколько строк, окончательно оправдывающих шевалье де Венаска.

Господин Феро, глядя на племянника, продолжал:

— Теперь следи внимательно за моей мыслью. Некий человек произнес слова, заставляющие думать, что у него был другой мотив для убийства Жана де Монбрена, кроме грабежа. Никто не видел этого человека с открытым лицом. Никто и сейчас не может сказать, что это был господин Анри де Венаск.