Привет, любимая (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Нет, - я разделась и пошла за ним, - у Светки чаю с пирожными напилась.
- Ну, что там у них стряслось? - спросил он, не оборачиваясь.
Я не ответила. Я смотрела на него. Мы так редко виделись в последнее время. У Рыжего бесконечные дежурства в клинике, ночные операции, тяжелые случаи. Иногда у меня складывалось впечатление, будто он один оперирует во всем городе. Сама знаю, что он много работает. Гораздо больше, чем другие. Подающий надежды блестящий молодой хирург. Карьерист - вот он кто. Работа, работа, работа ... А если я соскучилась? Его хватало только на то, чтобы утром и иногда вечером чмокнуть жену в нос. В кино не ходим. В театры, на выставки и подавно. Лес и на картинке можем не узнать. Хорошо, хоть изредка ездим в гости к Олегу со Светкой. Или они приезжают к нам. Слава богу, нет ребенка. Он бы рос без отца.
- Я, кажется, спросил у тебя, что там стряслось? Ты не заснула? - Рыжий мыл кастрюлю из-под рыбы.
Вот. Не даст даже немного помолчать.
- Светка замуж выходит.
- Никогда не замечал за тобой склонности острить, - Мишка взялся за ножи и вилки.
Господи. Какой же он все-таки огромный. Заполняет собой все пространство. Кухня кажется куриной клеткой, когда он здесь. Еще бы. Всего четыре квадратных метра. А столовые приборы в руках у Рыжего выглядят просто спичинками.
- Я острить и не пытаюсь. Это твоя епархия. Ей сделали предложение, и она согласилась.
- А тебя зачем звала? - покосился он на меня через плечо.
- Обсудить ситуацию.
Мне надоело стоять. Я прошла к окну, обогнув обеденный стол, и заняла табуретку, стоящую в самом углу. Всеми любимую, а потому спорную. Ее так и называли угловой табуреткой.
Мишка закончил с посудой и теперь вытирал руки чистым полотенцем. Он всегда это делал по-особому - долго и тщательно. Чем страшно раздражал меня. Меня вообще раздражала его маниакальная страсть к чистоте. Все в доме должно быть чистым до стерильности.
- И кто сей счастливчик?
- Да какой-то биолог из академического института.
- Похоже на правду.
Он примостился с другой стороны стола. Положил сильные руки на столешницу. Прищурившись, пристально смотрел на меня.
- От тебя она чего хотела?
А кто знает, чего она от меня хотела? Может, кто-то и знает. Только не я. И уж, конечно, не Светка.
- Думаю, сочувствия.
- И как? Ты ей посочувствовала? - в глазах у Рыжего начали плясать смешинки.
- Посочувствовала ... Этому биологу ...
- До чего же ты вредная, Алька! - восхитился Рыжий.
- Я не вредная. Я злопамятная.
Протянула над столом руку и вытерла клочок засыхающей мыльной пены с его щеки. Фу ... Небритый. Успел к ночи обзавестись щетиной.
Мишка поймал мою руку и крепко сжал ее.
- На грубость нарываешься?
Глаза его опасно загорелись. Давненько он так не смотрел на меня. Я уж думала - разучился. Подразнить его, что ли?
- Нарываюсь, Миш. Причем активно.
- Подожди, - усмешливо пообещал он, поглаживая мои пальцы, - вот тетя Нина заснет ...
- А она не спит? - удивилась я.
- Только заснула. Перед твоим приходом. Тебя ждала. Пусть уснет, как следует. Я ей хорошую дозу вкатил ...
Тетя Нина была Мишкиной гордостью. Он сам удалял ей эту чертову опухоль. Сначала он должен был только ассистировать. Но буквально перед операцией профессор Золотов все переиграл. Я потом разговаривала с профессором по телефону, и он пропел моему Рыжему хвалебную песнь:
- Исключительные руки! С головой вашей тетушки больше никогда ничего не случится. Михаил Анатольевич - хирург милостью божьей! Запомните мои слова, Аля. Он сейчас довольно известен, как хирург. А в будущем - это медицинское светило.
Ну, что руки у Рыжего замечательные, я знала и без Золотова. А на счет светила в медицине - в это я поверить не могла. Никак. Все понятно: и Мишка у Золотова любимый ученик, и операция - сложнейшая, шла шесть часов. Но светило? И разве имеет право врач оперировать родственницу? Никогда не слышала о нарушении сего негласного правила. Однако именно мое рыжее сокровище умудрилось нарушить запрет. Хорошо, хоть без гадких последствий. Почему Мишка сам мне ничего не сказал? Я думала, будет делать Золотов. Только после узнала, кто оперировал... Ладно! Как бы там ни было, операция прошла блестяще. Тетя Нина пролежала в клинике еще два месяца, и Мишка выхаживал ее, как малого ребенка. В результате их взаимная привязанность только возросла. Мне пришлось научиться делать уколы, чтобы ходить за теткой. Сколько же воплей издал Мишка за время этого обучения! Естественно, по поводу моих, криво приделанных к туловищу рук.
В общем, теткино здоровье досталось нам, будь здоров как. А реабилитационный период грозил затянуться примерно на годик еще. Конечно, было тяжеловато. После первого обследования тете Нине пришлось продать Милку, зарубить всех кур и переехать к нам. Кур мы съели с большим удовольствием. А вот Милку, вернее, ее потерю, искренне жалели. Хорошая корова. И ласковая.
Тетя Нина, как тяжелобольная, спала на отцовском диване. Из спальных мест оставалась только раскладушка. Пришлось нам с Мишкой срочно покупать недорогую кушетку, назанимав денег у всех подряд. Хорошо, что отец давным-давно переехал к своей Евгении. Не то для нас с Рыжим осталось бы только одно место в квартире - на коврике перед дверью.
Чтобы не беспокоить тетю Нину перед операцией, мы вели себя, как пионеры. Она по ночам не спала. Мучилась страшными болями. Нужно было постоянно вскакивать к ней и давать сильные спазмалитики. А потом она легла в клинику, и Мишка совсем переселился туда. Вернулись они оба домой совсем недавно. Не знаю, как Мишка, а я уже немного озверела от такой жизни. Месяцами не вижу мужа. Но даже намекнуть ему об этом боялась. Уж больно не хотелось видеть, как превращаются в льдинки его глаза.
- Слушай, - прищурился Мишка, - а Светка что, действительно влюбилась?
- Ты меня удивляешь, Рыжий! Человек, с рождения влюбленный сам в себя, не может влюбиться в другого.
- Это она тебе так сказала? - он откровенно смеялся.
Я невольно залюбовалась им. Уж эти мне смешинки в его глазах.
- Это я говорю. А она сослалась на то, что я еще не любила тебя, когда выходила замуж.