Актёр и мишень. Как раскрыть свой талант на сцене - Деклан Доннеллан

Отступление: жизнь всегда движется

В основе неподвижности живого существа всегда лежит движение. При этом принцип не имеет обратной силы. Неподвижность не лежит в основе жизни. За явным движением скрывается другое движение, часто отличное от того, которое мы видим, ибо ничто живое не может быть по-настоящему неподвижно. Даже если Ирина решит, что Джульетта крайне физически скованна, под кажущейся неподвижностью персонажа всегда будет бурлить жажда движения. Самая умиротворенная хозяйка японской чайной церемонии, беседуя с гостями, совершает едва заметные движения, пусть это всего лишь неуловимая вибрация руки на столе.

При этом неподвижность и молчание – невероятно сильные выразительные средства. Как и симметрия, они – идеал, к которому мы стремимся, но никогда не обретаем во всей его чистоте. Ирина может нащупать намеки на неподвижность и молчание в ходе репетиций и заново открыть их на сцене. Но начинать с неподвижности очень рискованно; начинать с бездействия опасно. Неподвижность обнаруживается в ходе движения. А движение не рождается внутри нас. Мы двигаемся под воздействием того, что видим.

Отступление: манерность и подвижность

Как уже упоминалось, хотя выразительность тела очень важна для артиста, слово «выразительность» слишком перегружено смыслами. Сознательно невозможно «выразить» ничего общего. Наблюдая, как артист гармонично выражает то или иное, мы видим перед собой артиста, обладающего даром, или талантом, или навыком не зажиматься. Мы видим подвижного артиста.

Но когда артист заставляет свое тело вести себя выразительно вне зависимости от пространства, случается нечто пугающее. Происходит искусственная перемена телесного состояния, подмена потока истинного телесного движения имитацией такового. Мы замечательно притворяемся. Говорят, Елизавета Первая Английская покрывала лицо и грудь толстым слоем белой свинцовой краски, чтобы прикрыть стареющую кожу. Поверх краски служанка рисовала голубые вены, повторяя форму настоящих вен, погребенных под несколькими миллиметрами краски.

Манерность только кажется крайне конкретной. Мы насмехаемся над коллегами с их небрежным шипящим, растянутым гласным, неестественно расслабленными жестам. Чужая манерность всегда гораздо смешнее, чем наша собственная. И как бы мы ни относились к проявлениям манерности на сцене, с раздражением или с нежностью, все эти проявления объединяет одно. Корень манерности неизменен: манерный артист всегда отрезан от мишени. Манерность калечит по природе своей талантливых людей, когда страх отрезает их от непредсказуемости мишени.

Деланная актерская игра, которая в лучшем случае кажется неестественной, рождается из старого доброго опасения, что на внешний мир нельзя положиться. Из-за страха артист провозглашает свою независимость от живых видений (они, может, случатся, а может, и нет) и отрезает себя от окружающего мира. Он ничего не оставляет на волю случая – он прорабатывает все нюансы, контролирует каждую секунду. Так он решает защититься от непредсказуемости. И его крепость очень быстро становится его тюрьмой.

14. Контроль

Невозможно иметь идеально отзывчивое тело, и не потому, что мы недостаточно подвижны или физически тренированы. Тело опутано сетями бессознательного контроля. Контроль – сложная история. Иногда он необходим, иногда губителен. Все зависит от ситуации.

В принципе, есть два аспекта контроля: контроль, который мы видим, и контроль, которого мы не видим. Именно вторая разновидность контроля мешает актеру. Мы двигаемся по сцене, как шкафы, не потому, что мы от рождения деревянные, а потому, что мы боимся. Страх, как правило, имеет два физических симптома:

1. Мы не можем двигаться, и

2. Мы не можем дышать.

Как и огонь, контроль – хороший слуга, но плохой хозяин. Контроль – это проклятие для артиста, при этом контроль прикидывается дружелюбным помощником. Контроль шепчет: «Используй меня, и я помогу тебе вырваться из когтей страха», но это всего лишь ловко замаскированная ловушка, «подстава». Если мы пытаемся сбежать от страха с помощью контроля, в итоге нас все больше и больше засасывает страх. «Они притворялись врагами, а на самом деле они сообщники!»

Страх угрожает, контроль шантажирует. И мы все больше и больше запутываемся. У страха свой КГБ, и ты уже не знаешь, кто твои настоящие друзья. Контроль – двойной агент: «Я – твой послушный инструмент. Используй меня в своих целях, и тебе удастся побороть страх и другие неприятные чувства». Но это самая главная ложь контроля. Именно контроль потом скулит: «Я не знаю, что я чувствую».

Контроль ненавидит, когда его контролируют.

«Боинг-747»

Страх предпочитает, чтобы мы находились в состоянии бездумного контроля. Страх не любит, когда мы мыслим разумно. Чувствуя, как турбулентность сотрясает «Боинг-747», мы знаем, что если нам удастся сидеть неподвижно и не дышать, то самолет не рухнет. Или я начинаю лихорадочно болтать с обескураженным соседом. Оба этих метода – попытка контролировать и подавлять восприятие внешних стимулов. «Если внимательно читать журнал, может быть, я не замечу, как у самолета отваливается крыло».

Все это довольно сознательные решения. Но еще более пугающая вещь – наши невидимые контрольные механизмы, которые редактируют не только нашу физическую реакцию, но и воспринимаемые нами внешние стимулы. Они выступают в роли тюремщиков, изолирующих наше тело от мира. Они работают, словно военный цензор, вымарывающий строчки из писем. Избавиться от этих контрольных механизмов, может, и не удастся, но нам важно хотя бы понять, как они функционируют. Чем спрашивать: «Почему я не могу двигаться?» – Ирине лучше спросить: «Что зажимает мое тело?» А еще полезнее задуматься: «Почему я зажимаю свое тело?»

Жизнь всегда находится в движении; значит, по тормозам бьет нечто другое. Это «нечто другое» и надо выявить. Принцип прост – мы сами мешаем себе двигаться, потому что страх держит нас в состоянии контроля.

Зажатое тело

Первый шаг к раскрепощению тела – признаться самим себе, до какой степени мы его обычно закрепощаем. Первый шаг к решению проблемы – признание ее серьезности. Страх защищает свои позиции, убеждая нас игнорировать существование проблемы. Отказ признать, что нас что-то ограничивает, кажется смелым поступком. На самом деле это поступок раба. Страх – блестящий манипулятор.

Ирине может помочь следующее упражнение. Она становится у стола и берет в руку стакан воды. Актриса повторяет это простое действие раз за разом, анализируя, что именно делает ее тело. Стакан близко. Может быть, ей нужно только протянуть руку. Какие конкретно мышцы она использует? Мышцы пальцев? Какие именно? Мышцы шеи? Какие именно? Постепенно Ирина осознает, какие части ее тела идут в ход, когда она берет стакан.

Пока все идет хорошо. Теперь Ирине следует обратить внимание на те мышцы, которые она не использует. Их много. Например, мышцы ног. Ирина может спросить, зачем ей использовать мышцы ног. Стол не такой низкий, чтобы ей пришлось приседать. Но есть более полезный