Фер-де-ланс (Острие копья) - Рекс Стаут

Мануэль говорил мне, что у его отца брокерская контора в Нью-Йорке на Перл-стрит. Когда после четырёх я позвонил туда, мне ответили, что мистер Кимболл прибывает экспрессом завтра, в пятницу. Не получи я такого известия, я, может быть, и начал бы свои расспросы в Вестчестере, пошатался бы, как стемнеет, вокруг дома Кимболлов, заглянул бы в окна. Но узнав, что Кимболл-старший возвращается завтра, решил, что лучше всего набраться терпения. Я сел в машину и отправился домой.

После ужина Вулф заставил меня ещё раз прочитать мою запись встречи с Мануэлем и всё, что говорили о нём Ларри и Сара Барстоу, а такого было всего ничего. Мы с Вулфом ещё побеседовали, сопоставили наши впечатления, потом даже договорились до того, что подмена клюшек была сделана сознательно и убийцей Барстоу мог быть Кимболл-старший. Но, конечно, это была полная ерунда. Я позволил себе пару нелестных замечаний в адрес Мануэля, но, когда Вулф потребовал от меня более серьёзной характеристики, вынужден был сознаться, что у меня нет против него не только улик, но и причин для подозрения. С таким же успехом можно было подозревать любого из членов клуба, имеющего доступ к шкафам в гардеробной.

— И всё же, — не сдавался я, — будь он моим сыном, я бы отправил его в длительное путешествие, куда-нибудь подальше, и лучше всего в один конец.

Прежде чем мы разошлись по своим комнатам, Вулф набросал для меня программу действий на завтрашний день. Первый её пункт не привёл меня в восторг, но я понимал, что Вулф прав. Мальчишки, конечно, не удержатся и всё разболтают, это дойдёт до прокурора Андерсона, так что будет лучше, если мы расскажем ему сами, и как можно раньше. Я успею выполнить эту миссию доброй воли и вовремя попаду в контору Кимболла, куда он приедет прямо с вокзала.

Итак, утром я снова катил по шоссе в Уайт-Плейнс и думал: вот бы здорово было, если бы на шоссе снова дежурил уже знакомый мне полицейский, который не преминул бы снова остановить меня за превышение скорости, а я назвал бы ему ту же причину и под его эскортом прибыл к прокурору Андерсону. Но у Вудленда я свернул на мост и дальше не встретил никого, кроме белки, перебежавшей дорогу.

По Главной улице я ехал в хвосте у трёх громоздких автобусов, словно пони, плетущийся за слонами во время циркового парада. И тут у меня родилась мысль, и, по-моему, неплохая. Вулф считал, что для того, чтобы позвать к себе в гости кого-нибудь, включая далай-ламу или Аль Капоне, ему стоит лишь отдать мне распоряжение, но я-то знал, чего это временами стоит. Никогда не знаешь, на кого попадёшь, иные упираются, как сороконожки, всеми конечностями. Теперь мне предстояло доставить хозяину важного торговца зерном, уведя его из собственной конторы в первый же день его прибытия в Нью-Йорк после недельного отсутствия. А пока я ехал на свидание с прокурором, которое могло закончиться тем, что в контору Е. Д. Кимболла первым попаду не я, а сыщик Г. Р. Корбетт или кто-нибудь другой, что может быть ещё хуже. Это будет сюрприз. Поэтому я остановил машину, позвонил Вулфу и сказал ему, что, пожалуй, мы ставим телегу впереди лошади. Он поначалу упирался и убеждал меня, что нам выгодно, чтобы Андерсон узнал именно от нас то, что и без нас всё равно узнает. Но когда понял, что я буду стоять на своём до тех пор, пока таксофон не будет до отказа набит монетами, согласился и разрешил мне вернуться в Нью-Йорк, чтобы, отправившись на Перл-стрит, ждать там свою жертву.

На обратном пути я уже благодарил судьбу, что мне не встретился дорожный полицейский.

Когда я нашёл на Перл-стрит нужный дом и поднялся на лифте на десятый этаж, я понял, что брокерская фирма Е. Д. Кимболла занимается не только тем, что продаёт корм местным куриным королям. Его контора занимала половину этажа со множеством дверей и табличек. Часы на стене показывали без четверти десять. Если экспресс не опоздает, через пятнадцать—двадцать минут Кимболл будет здесь.

Я представился девушке за столом. Она куда-то позвонила, провела меня в другую комнату и оставила наедине с мужчиной с квадратной челюстью, который сидел на стуле лицом к окну, положив ноги на подоконник. В этой позе он просматривал утреннюю газету. Сказав мне: «Одну минуту», он снял ноги с подоконника и сел прямо. Отбросив наконец газету, он повернулся ко мне.

— Мистер Кимболл будет с минуты на минуту, — пояснил я причину своего появления. — Без сомнения, у него накопилась масса дел за неделю отсутствия. Но прежде чем заняться ими, ему придётся уделить мне десять минут по очень важному для него личному делу. Я частный детектив, вот моя визитная карточка. Он не знает меня, но я работаю на Ниро Вулфа. Вы можете устроить мне свидание с мистером Кимболлом?

— Что вам угодно? — осведомился он. — По какому вы вопросу?

Я покачал головой.

— Дело личное и неотложное. Вам придётся поверить мне, глядя на мою честную физиономию. Если вы полагаете, что это рэкет, позвоните в городскую службу безопасности на Тридцать третьей улице. Они расскажут вам, что я в свободное время подрабатываю, сторожа коляски с младенцами.

Мистер Квадратная Челюсть улыбнулся.

— Даже не знаю. У мистера Кимболла много деловых встреч на сегодня, и первая назначена на десять тридцать. Я его секретарь. Я знаю о его делах даже больше, чем он сам. Можете обращаться прямо ко мне.

— Сожалею, но он мне нужен лично.

— Хорошо. Я попробую что-то сделать. Может, подождёте в приёмной? Нет, лучше здесь. Хотите газету?

Он бросил мне газету, встал, собрал со стола почту и бумаги и покинул комнату. За завтраком я бегло проглядел заголовки первой полосы, но прочесть газеты не успел. Просматривая сейчас утренний выпуск, я заметил, что сообщения о деле Барстоу переместились с первой страницы на седьмую и стали весьма краткими. Прокурор Андерсон заметил, что в расследовании наметился прогресс. Бедняга прогресс, подумал я, с тех пор, как я видел тебя в последний раз, ты ни на йоту не сдвинулся с места, состарился и покрылся морщинами, и у тебя уже начали выпадать зубы. Следователь по-прежнему не мог сказать ничего определённого о яде, но скоро всё будет известно. В заметке не было и намёка о подозрениях в отношении членов семьи Барстоу, и теперь, видимо, никогда уже не будет, подумал я. Однако снова был сделан лёгкий щелчок по профессиональной репутации доктора Брэдфорда, и я подумал, что тому отныне будет не по себе каждый раз, когда он будет ставить диагноз «тромбоз коронарных сосудов». Я перешёл к спортивным новостям.

Дверь отворилась, вошёл секретарь.

— Мистер Гудвин, прошу вас, проходите.

В просторном кабинете, с окнами по обе стороны, старинной мебелью и громко тикавшими в углу напольными часами, за письменным столом сидел мистер Кимболл. Он был гладко выбрит, седоволос, не толст, но и не худ. Он выглядел несколько обеспокоенным, но обладал, видимо, определённой выдержкой, поскольку на лице его была улыбка человека, превозмогающего зубную боль и внезапно услышавшего смешной анекдот. Почему он улыбается? — подумал я. Может, его позабавило то, что ему рассказал обо мне его секретарь? А потом понял: эта улыбка была на его лице всегда.

— Вот этот человек, мистер Кимболл, — представил меня секретарь.

Мистер Кимболл что-то буркнул и спросил меня, по какому я делу. Я объяснил, что по сугубо личному.

— В таком случае переговорите с моим секретарем, чтобы мне не пришлось перепоручать ему, — сказал мистер Кимболл и засмеялся. Секретарь тоже улыбнулся. Я глядел на них с недоброй ухмылкой.

— Я прошу всего десять минут, — настаивал я. — Если не возражаете, я сразу же начну. Ниро Вулф хотел бы видеть вас у себя сегодня в одиннадцать утра.

— Боже милостивый! — весело изумился Кимболл. — Он кто — король Англии?

Я кивнул.

— Что-то в этом роде. Знаете, мистер Кимболл, всё пойдёт быстрее и лучше, если вы выслушаете меня. В воскресенье, четвёртого июня, внезапно умер Питер Оливер Барстоу. Он играл в этот момент в гольф в компании со своим сыном, вами и вашим сыном. В четверг, восьмого июня, вы уехали в Чикаго. В следующее воскресенье, одиннадцатого июня, стали известны результаты вскрытия. Я уверен, вы читали об этом в чикагских газетах.

— А, вот оно что. — Он поскучнел. — Я так и думал, что, как только вернусь, расспросов не избежать. Я читал всю эту чушь об отравленной иголке и прочем. — Он повернулся к секретарю. — Помнишь, я писал тебе об этом, Блэйн?

Секретарь кивнул.

— Да, сэр. Но у вас в одиннадцать тридцать встреча с представителем Окружного прокурора Вестчестера. Я не успел вас предупредить.

— Это не чушь, мистер Кимболл, — произнёс я. — Барстоу был убит отравленной иглой, которая вылетела из рукоятки клюшки. Это доказано. А теперь послушайте меня. Представьте, что вы стоите у стартовой линии и готовы сделать удар по мячу. У каждого из вас есть свой кэдди, мальчишка, подносящий мячи, таскающий сумку с клюшками. Не отвлекайтесь, следите за моими словами, это всё очень серьёзно. Вот здесь стоите вы. Ларри Барстоу делает свой удар, за ним ваш сын Мануэль, готовится к подаче мяча Питер Оливер Барстоу. Вы стоите рядом с ним, помните? Его мяч откатывается от метки, и ваш кэдди ставит его на место, потому что мальчишки, помогающего Барстоу, нет, он ищет мяч, который Барстоу загнал куда-то во время разминки. Помните? Барстоу готов подать мяч, но у него нет клюшки номер один, потому что она в сумке, с которой его кэдди ушёл искать мяч. Вы тогда говорите Барстоу: «Возьмите мою», и ваш кэдди, устанавливающий мяч Барстоу на метке, поднимается и протягивает Барстоу вашу клюшку номер один. Вы помните это? Барстоу вашей клюшкой сделал удар по мячу, но вдруг вздрогнул и потёр рукой низ живота, сказав при этом, что его, должно быть, укусила оса. А эта самая «оса» вылетела из ручки вашей клюшки, мистер Кимболл. Через двадцать минут Барстоу был уже мёртв.