Бандитский Петербург - Андрей Константинов

Если нужно убрать из процесса поддерживающего обвинение прокурора, то начинать лучше всего с кампании клеветы, доносов и заявлений на него. Пока все проверят, ему так вымотают нервы, что он уже будет не боец. Одновременно с этим можно создать атмосферу опосредованной угрозы самому прокурору и членам его семьи, постараться спровоцировать какой-нибудь скандал в людном месте, выставить этого прокурора пьяницей и хулиганом, карьеристом и интриганом. Подождав, пока у объекта не начнут сдавать нервы, можно организовать его встречу в ресторане с однокурсниками, работающими юрисконсультами каких-нибудь солидных фирм. Однокурсники за рюмкой поговорят с ним по душам, посочувствуют, обрисуют перспективы – жуткие в случае какого-нибудь прокола и неадекватно мизерное поощрение в случае нормального доведения дела до конца. А потом однокурсники, качая головой, спросят: «Старик, на кой черт тебе это надо? Кому и что ты хочешь доказать? За кого ты бьешься? Воевать нужно не за идею, не в 17-м году живем… Воевать нужно за себя и свою семью, а не за то, чтобы твоему начальству спасибо из Москвы сказали».

И прокурор может сломаться. Может отказаться поддерживать обвинение. Он не обязательно станет при этом коррумпированным прокурором, он будет просто сломанным человеком. Не стоит его презирать за это – у каждого свой запас прочности… [72]

Если в процессе изучения личности «неудобного» следователя будут установлены его слабость к спиртному или к прекрасному полу (а лучше и к тому, и к другому), то успех комбинации – вопрос времени. Вокруг следователя нужно создать нервную атмосферу, чтобы он как можно чаще снимал стрессы выпивкой и женщинами. Можно подвести к нему какую-нибудь проститутку, лучше – венерическую больную. Если следователь женат, то после того как он переспал с проституткой, а потом заразил жену, семья его почти наверняка распадется. Пить он станет еще больше – нужно только, чтобы рядом были хорошие, душевные собутыльники, может быть, его же однокурсники, потому что не все после окончания юрфака идут в милицию. С похмелья следователь будет делать больше ошибок, а значит, больше обоснованных жалоб пойдет его же начальству… Пьющие люди легко запутываются в долгах, и обязательно должен быть приятель, который все время будет одалживать…

Когда увлечение спиртным перерастет в запои, нужно всего-навсего накачать следака до полного бесчувствия (лучше, чтобы его при этом увидел кто-нибудь из его коллег), украсть у него табельное оружие и удостоверение и положить спать где-нибудь на лавочке… Он проснется уже не следователем, а так… дерьмом подзаборным. За утрату оружия и удостоверения премии, как известно, не полагается…

С мешающим журналистом, пытающимся работать по мафии, справиться и вовсе несложно. «Борзописцы», как правило, не представляют всех тонкостей оперативной игры, но считают себя экспертами и специалистами. Их легко запутать и обмануть, подставить, а потом вытащить из дерьма, в которое они сами вляпались, выступить в роли спасителя и благодетеля. Если «писака» попался неблагодарный, нужно его дискредитировать в глазах его же аудитории – и пусть пишет! Ему уже никто не поверит, и весь заряд его материалов уйдет в воздух. Неплохо действует методика распускания слухов: дескать, этот принципиальный правдолюбец на самом деле – стукач (лучше комитетовский, причем со стажем). А вербанули его в свое время на чем-нибудь совсем грязном и позорном – допустим, на том, что он кого-то когда-то изнасиловал (лучше – несовершеннолетнюю или несовершеннолетнего). И вообще, ему на самом деле мафия платит, а все его разоблачения – это не что иное, как реклама тех же бандитов, – чем страшнее он о них пишет, тем больше их боятся и тем больше у них смиренных жертв. Нужно, чтобы кто-нибудь из преступных авторитетов даже похвалил его как-нибудь на не очень узкой тусовке: «Знаю, знаю… Нормальный парень… С ним можно решать вопросы, причем не очень дорого». Ну и, конечно, продолжать внимательно следить за самим разрабатываемым – использовать малейшие ошибки, которых, как известно, совсем не бывает только у тех, кто совсем не работает.

Методы нефизического устранения противников могут варьироваться и комбинироваться. Самое неприятное заключается в том, что для проведения в жизнь своих целей оргпреступность очень часто использует нормальных людей, управляя ими втемную – сверху или снизу. Кстати, еще один опробованный способ вывода из игры – это выталкивание наверх, повышение в должности, – но с уводом от конкретной проблемы. Не стоит рассматривать все рассказанное выше, как просто страшилки. Это нужно знать. Причем знать это нужно не только тем, кто изучает организованную преступность или борется с ней. Знать это нужно обычным нормальным гражданам – тем, кто создает общественное мнение. Если эти знания дойдут до вас – то, может быть, большую морально-психологическую поддержку получат те люди, которые, рискуя собой и своей судьбой, пытаются как-то помешать усилению власти преступного государства в государстве [73].

Большинство из них знали, на что шли, и, имея свои методы защиты, хорошо представляют себе последствия проигрыша. Поэтому они не скулят, не жалуются и не обижаются.

Июль 1994 г.

Убийство как способ ведения дел…

...Дверца машины была приоткрыта. Пуля, пущенная киллером, прошла сквозь узкую щель и попала в шею сидевшего за рулем мужчины. Он повалился на бок, распахивая дверцу, и упал на асфальт рядом с автомобилем. Толстая пачка стодолларовых купюр, которые он пересчитывал за секунду до выстрела, веером рассыпалась рядом. 

Киллер подошел вплотную. Двумя пулями в голову завершил дело. Наклонился и забрал отстрелянные гильзы. Через секунду рядом с трупом ухе никого не было. Только легкий ветерок разносил по пустынной улице светло-зеленые бумажки...[74]

Настоящие киллеры не дают интервью

Убийство как явление, перестало быть чем-то выдающимся. Средства массовой информации успевают реагировать лишь на суперубийства, то есть ликвидации крупных преступных авторитетов, бизнесменов, общественных и государственных деятелей [75]. По количеству материалов, опубликованных на эту тему, складывается впечатление, что от наемных убийц в России не протолкнуться. Причем подавляющее большинство киллеров готовы дать интервью журналистам по скромной таксе от 20 до 200 долларов за «сеанс», лениво шокируя читателей: «Знаете, в год я убиваю не больше двадцати человек…»

На самом же деле, при всем обилии крови на газетных страницах и телеэкранах, ситуация не так проста. Чтобы разобраться в ней, следует для начала как минимум провести четкую линию, разделяющую настоящие заказные убийства (которые правильнее было бы назвать ликвидациями) и обычные бытовые и полубытовые мокрухи.

Один из серьезнейших авторитетов организованной преступности Петербурга возмущался летом 1994 г.:

– Все как с ума посходили: слово «убьем» повторяют через предложение. Причем самое смешное, что в 99 процентах случаев за этим ничего серьезного не стоит. Недавно какие-то уроды решили забрать наших проституток. Господи, сколько было пыли! «Завалим, замочим, ствол в рот вставим, сто человек с автоматами приедет…» Их спокойно выслушали, немного побили дубинами и отвезли в один подвальчик, чтобы они там остыли. Потом по номерам машин пробили их адреса и приехали на квартиру к старшему. А там – смех да и только – жена с ребенком. Мы ей говорим: «Ради Бога, не пугайтесь, мы вас не тронем и квартиру громить не будем. Просто передайте вашему мужу, когда он вернется, что он мудак. Пусть серьезными словами не бросается – баловство это».

К газетным же интервью преступные авторитеты относятся и вовсе скептически. Как сказал один из них, на вопрос: "Убивал ли ты, а если да, то сколько? «, – может быть только один нормальный ответ: „Пошел ты на…“ Потому что неважно, как ты ответил, утвердительно или, наоборот, отрицательно, – тебя все равно будут считать дураком. А про все эти газетные интервью с киллерами я тебе скажу так – их дают либо сами журналисты друг дружке, либо менты, либо пэтэушники какие-нибудь, которые по пьянке замочили кого-то случайно, а теперь считают себя наемными убийцами. Хотя, как ты понимаешь, никакие они не киллеры, а просто срань подзаборная…»

Нормальный (то есть не сошедший с ума) профессионал никогда, ни при каких обстоятельствах, не пойдет на контакт с прессой. Ему это просто не нужно. Даже при сохранении анонимности собеседника журналист становится носителем большого объема информации о нем: манера говорить, интеллектуальный уровень, возраст, акцент, модуляция голоса – эта информация позволяет идентифицировать человека. А любой профессионал прекрасно знает, что привязать конкретное лицо (которое к тому же называет себя убийцей) к какому-нибудь трупу вовсе не так уж сложно. Так зачем же помогать милиции ловить себя?