Осень в Шотландии - Карен Рэнни

Мэтью лишь покачал головой.

– Давай, – настаивал Диксон, – расскажи мне. Лучше известная опасность, чем неясные подозрения, ведь так?

– Я видел лишь то, что меня смутило. Видел радость и процветание для вас, но связанное с какой-то опасностью. И я не знаю, что победит – радость или угроза, но она существует. Вы должны быть очень осторожны.

– Тогда будем надеяться, что радость компенсирует нам все беды. Нам обоим не помешало бы получить побольше радости.

Мэтью помолчал, но потом все же ответил:

– У меня уже была великая радость в жизни, господин. Не связанная с внешними обстоятельствами. Мое внутреннее «я» познало великое спокойствие.

– Мэтью, ты лучше меня, – объявил Диксон. – Я тоже стремлюсь к спокойствию духа, но меньше, чем к физической радости. Предпочтительно – с милой женщиной. – И он ухмыльнулся при виде выражения на лице собеседника. Во многих вопросах Мэтью был неисправимым ханжой. – Ты думаешь иначе?

– Мне нечего предложить женщине, господин. Моя кровь проклята.

– Это миссионер так сказал.

Мэтью бросил на хозяина быстрый взгляд.

– Благодарение Богу, мне нет нужды хранить такую чистоту! – воскликнул Диксон. – Уверен, в моей родословной найдется пара-другая ирландских девиц, а также одна-две англичанки. Кто знает, возможно, первый граф Марн был скандинавом?

– Вы смеетесь надо мной, господин.

– Конечно, смеюсь, – отвечал Диксон.

– Вы не понимаете.

– Понимаю, Мэтью, понимаю. Просто не желаю принять. В этом вся разница. – Он развернулся и пошел к выходу из склепа. – Ты воздвиг стену между собой и счастьем.

– Вы сделали то же самое, господин.

Диксон не желал сейчас обсуждать свою жизнь, однако Мэтью, начав, и не думал оставлять эту тему.

– Вы из тех, кто не может себя простить, хозяин. Никто не винит вас в ее смерти, только вы один.

Диксон замер на месте, испытывая желание запретить Мэтью упоминать ее имя. Наверное, его секретарь прав – в этом месте действительно водятся привидения и духи. Диксону показалось, что он почти видит Аннабеллу. Рот недовольно искривлен. В глазах блестят слезы.

Сейчас не время тревожить ее дух.

– Она вверилась мне. Я должен был ее защитить.

К счастью, Мэтью промолчал.

Пока они возвращались в Балфурин, Диксон размышлял, не сводился ли замысел Мэтью к тому, чтобы заставить его, Диксона, умолкнуть. Если так, то план сработал. Он больше не станет рассуждать о возможности счастья для Мэтью, а секретарь не будет упоминать об умершей жене Диксона.

Глава 11

Шарлотту разбудил запах.

Она повернулась на спину, заморгала и уставилась на ткань полога. Что-то было не так. Неужели в Балфурине пожар? Женщина резко села в постели и оглядела залитую лунным светом комнату, потом вскочила на ноги, надела шлепанцы, накинула халат и выбежала в коридор.

Дыма нигде не было, но что-то определенно происходило. Никогда прежде она не чувствовала такого странного запаха. Как будто горела пустошь.

Нахмурившись, Шарлотта посмотрела на дверь в противоположной стене холла и удивилась, что Джордж не проснулся. Вот и еще одно напоминание о том, как мало они знакомы. Ведь она даже не знает, чутко ли спит ее муж. Такое неведение раздражало Шарлотту. Она крепче затянула пояс халата и пошла на запах.

Спускаясь по лестнице, Шарлотта подумала, что странный запах вполне может идти из кухни. Однако кто же будет готовить еду в такой час? И что это за блюдо с таким отвратительным запахом?

Распахивая дверь в кухню, Шарлотта почти ожидала застать Мэтью за какими-нибудь трюками, вроде его давешней магии. Однако там оказался не Мэтью, а Джордж, подвязанный полотенцем поверх халата и в облаке гнусного дыма, витающего вокруг его головы.

– Что ты делаешь? – воскликнула Шарлотта.

Он даже не взглянул в ее сторону, продолжая сдвигать с плиты огромный черный сосуд, источник дыма.

– Создаю хаос. Не хочешь мне помочь?

– Если после этого ты прекратишь устраивать пожар, то – да.

– Уверяю тебя, я не имел в виду ничего дурного. – Он наконец посмотрел на Шарлотту. – Кажется, мне нужна вода.

– Что-то не верится, что вода тут поможет.

– Ты разве кухарка?

– Думаю, у меня в любом случае больше навыков в этом деле, чем у тебя.

Наконец он сдвинул котел на край плиты.

– Мне вдруг захотелось отведать сун-хок.

Шарлотта приподняла бровь.

– Мраморные бычки – это такая рыба, – объяснил он. – Хотя, должен признаться, сначала мне хотелось супа из акульих плавников.

– Никогда не слышала про мраморных бычков. И могу тебя заверить, у нас нет никаких акул.

– Знаю. – Он говорил тоном разочарованного маленького мальчика, а сам уныло смотрел на дымящиеся остатки задуманного блюда. – Но у меня была сушеная лапша, и я решил, что она сойдет с лососем, приготовленным кухаркой на обед.

– Ты скучаешь по Востоку?

– По восточной пище, – пояснил он. – Яйца, жаренные с устрицами, оладьи из креветок, сотонг бакар, наси горенг ауам, бурбур ча-ча или мое любимое – муа чи.

Шарлотта бросила на него подозрительный взгляд. Он улыбнулся:

– Муа чи – это десерт из арахиса.

– Пахнет ужасно, – потянула носом Шарлотта, но потом решила смягчить свое замечание: – Возможно, я просто не привыкла к восточной кухне.

– Боюсь, что в моем исполнении никто бы к ней не привык. Мэтью лучше готовит, но я не хотел его беспокоить.

– Ты очень внимателен к своим слугам, – заметила Шарлотта, приближаясь к столу. Села на табуретку, положила локти на изрезанные доски столешницы, сложила руки, пристроила на них подбородок и с хмурым видом посмотрела на Джорджа.

– Я бы не стал называть Мэтью своим слугой.

– Тем не менее он называет тебя господином.

– Старые привычки с трудом умирают. Его учили называть господином любого европейца. Это форма вежливого обращения.

Шарлотта молчала, ожидая продолжения, и он заговорил:

– Он осиротел в раннем детстве, его взяли в дом миссионеры, но растили скорее как раба, чем как свое дитя. Каждый раз, когда он проявлял медлительность, его жестоко наказывали. Полагаю, его преподобие называл это «выбивать из него язычество».

– Какая жестокость! – Шарлотта опустила руки и подалась к Джорджу. – Как он выдержал такой ужас! Странно, я всегда считала миссионеров лучшими из людей, думала, их коснулась рука Господа.

– Возможно, некоторых действительно коснулась.

– Но не тех, которых ты видел?

Джордж ненадолго задумался, потом ответил:

– Челозек, вырастивший Мэтью, был куда большим варваром, чем Мэтью, но он считал себя выше окружающих только потому, что был европейцем. Возможно, он был исключением из правил, и остальные миссионеры служат только Богу.