Дай Мне! (Song for Lovers) - Ирина Денежкина

— Надо было песню про это написать, это же песня.

— Да ну. У меня все песни про это.

— То есть, если бы ты работал сразу музыкантом, то ни хрена бы не было. Было бы что–то лирическое такое, про любовь.

— Наверное. Группа «Корни» была бы. Не жалею нисколько, что так бездарно провел свою жизнь.

Почему Шнурову не нравятся «Корни» Мальчики с губами и с гитарами. Особенно жалостливая у них песня «Вика». «А где–то лондонский дождь до боли до крика поздравляет тебя, И на каждой открытке я с любовью пою С днём рожденья Вика!». Я группу «Корни» люблю как раз за эту песню, точнее за строчку «Просто знай, я буду ждать тебя — поскорее возвращайся назад». Так как я, как Вика, тоже улетала в Лондон, скрепя сердце и оставляя на родине любимого Сураева. Представляла, что это он мне говорит такие красивые слова.

Почему–то модно говорить, что вся наша эстрада — безголосые придурки. Ну и что Они же не в опере поют. А мне нравятся и «Корни», и Орбакайте, и «Фабрика». Едешь в машине, кругом темнота, огни мелькают. Рядом любимый Сураев. А играющая в этот момент песня — любая хорошая, было бы слово «любовь» или любое другое нежное. Организм на него откликается, как сигнализация срабатывает. Нежность добирается до горла. Какая разница при этом, кто и как поёт.

— Ты когда песни пишешь, то пишешь для себя или все–таки для какой–то аудитории? Представляешь, для кого они? Или просто идет вдохновение — написал?

— Да, я понял. На самом деле, есть очень много песен, которые я никому не показываю. Они как раз написаны для себя и в стол, не пришло еще то время, когда их можно демонстрировать.

— А про что?

— Да про все. Какие–то валяются. Мне они нравятся.

— И про любовь есть?

— Да нет, что–то там про жизнь, про смерть.

— Философское?

— Да хрен его знает. Что–то свое, думаю, я рано или поздно издам.

— Перед смертью?

— Да нееет. Перед смертью, я думаю, бу–дет не до того.

— Боишься смерти?

— К счастью, нет. Вот мучиться не хочется. А так, что ее бояться

— А если рак легких — умрешь быстро, и ничего не успеешь, что хотел?

— Если быстро, то это нормально. Главное, чтоб не мучиться.

В романе Тургенева (Андрея) «Месяц аркашон» пугливый герой загадывает желание на падение метеорита — так французе–ры падающую звезду называют, — чтобы умереть незаметно. Типа, блин, во сне. Я еще, когда читала, подумала, что это за хуиня, га–лимый эгоизм. Ну, умер ты во сне, довольный, как жопа, а кто–то ведь найти тебя должен. Трупака твоего. Утром жена просыпается, мужа привычно за член берет, а член холодный. И синий. Фу. Или вот у нас в городе поэт по фамилии Рыжий повесился на поясе от кимоно, так в этот момент дома в другой комнате родители тусовались. Вот им праздничек. Или ты один дома был, так кто–то дверь должен ломать, догадаться вообще как–то, что ты там трупуешь. Тебе в лом в больнице поваляться, пострадать там как–то, — а родственникам приятнее. Пока ты в больнице. Они уже успокоились, к мысли привыкли. Удара не будет. Я так считаю.

— Главное, чтоб вокруг себя никого не мучить.

— Ну да… Но тогда меня точно вообще волновать не будет, издал или не издал я эти песни — пошли вы все в жопу.

— А дети? — захотелось резко сменить

тему.

— Что дети?

— Они на маме висят?

— На мамах. Дети вообще такой продукт, который сам по себе растет, и чем меньше ты вмешиваешься, тем интереснее личность получается. Совершенно глупая установка — я живу ради детей.

— Ну, например, какая–нибудь мамаша, ребенок пятилетний у нее «Вот умру, на кого же я оставлю Васю? Он же пойдет в детский дом».

— У меня столько друзей, я думаю, что в детский дом–то они точно не пойдут. Так, о чем мы говорим, я еще собираюсь пожить.

— У меня есть подруга, и она работает в одной инстанции у нас в городе с девяти до восьми. Каждый день она прётся, час дорога, вся такая сонная, на работе все орут. Всю неделю она так мудачится, а в выходные отсыпается. А я ничего не делаю, захотела то, сё, все дни у меня выходные, катаюсь на лошадке. Но все равно чего–то не хватает, я подруге завидую, она на работе, занята. А она мне завидует. Что в этом случае делать? У кого лучше положение?

— Надо вам обеим мужичков хороших.

— Есть.

— Значит не те, если нечем заниматься.

— Они работают, приходят вечером, а днем–то что делать?

— Любовника завести.

Нехитрый набор идей вечером мужичка, днем любовника. Меня и мужичок неплохо…

— Ладно, ну, что бы ты выбрал ничего не делать, быть свободным или с девяти до девяти?

— Я уже выбрал. Я не хожу на работу, но я занят бесконечно. Если мне становится скучно, пишу альбом.

— Как отчитываешься?

— Так, имитирую работу в офисе — раскладываю пасьянс «косынка».

— Это потому что ты раньше работал кузнецом, сторожем? Наелся работой?

— Просто я не вижу смысла. Мне гораздо интереснее заниматься тем, чем я занимаюсь, и мне экономически невыгодно работать. Все просто. Так прикинуть, если я буду ходить на работу, буду получать меньше денег.

— Ну, да, если я пойду работать, то не смогу никуда ездить с книжкой. В разные страны там…

— Ну вот, значит, не работай. Не работать выгоднее.

— Обычно день у тебя как проходит?

— Ну, просыпаюсь часа в два, кофе, потом на студию иду, если есть студия. Сижу там, чего–то ковыряюсь. Но если я там ковыряюсь, то ковыряюсь допоздна. Потом прихожу домой…

— Во сколько?

— Когда как. Со студии прихожу часов в двенадцать, если, конечно, я не пошел куда–нибудь клубиться. Если я пошел клубиться, то под утро, спать. Проснулся с бодуна — в аэропорт, в самолет, сел, концерт отыграл, ура, и домой.

— Это уже рутина? Наверное, уже не замечаешь, где какой город, где просыпаешься?

— Слава Богу, у меня хватает ума не играть много концертов. Концерта три в месяц — максимум, что я себе позволяю.

— Раньше так же было, три концерта в месяц?

— Вообще в этом году я собирался один концерт в месяц играть, но пока не получается, потому что народ как–то дико хочет. Когда мы были совсем клубной группой, мы играли много. Сейчас бы я так не смог играть.

Не догадалась спросить, что за народ ввиду имеется и чего он хочет народ–публика, который песен хочет, или народ–музыканты, которые гонораров хотят, пока лидер в моде.

— А не скучно каждый раз одни и те же песни петь? Еще же и энергетика нужна.

— Слава Богу, мы одни и те же не поем, как–то все время их меняем. Я тут как–то посчитал, что мной написано около двухсот песен, так что, в принципе, можно выбирать.

— А новый альбом? Концерт после нового альбома?

— Нееет. Вот это дико скучно, когда ты едешь в тур и играешь все эти песни. Мы в туре ни разу не были. Я не понимаю, как можно играть одно и то же двадцать концертов подряд. У нас нет контрактных обязательств ни с кем. Я сам себе продюсер — сел, подумал и сделал, Я все делаю по–другому, вне схемы. А схема очень проста записал альбом — снял клип, показал клип — поехал в тур, тур закончился — снял второй клип с этого же альбома и опять в тур. Прокатал его, потом следующий альбом. И так все живут. Мы показали за этот год ну клипов пять, наверное. В туре ни разу не были.

— А ты деньги не теряешь?

— Зато я сохраняю себя, понимаешь? Всех денег не заработаешь. Мне хватает на жизнь, а стремиться там к большему нет желания.

— А ради поклонников?

— Ради поклонников это глупо. Ради поклонников я снимаю клипы. Совершенно понятно, что в нашем случае это совершенно убыточное предприятие, поскольку мы их не отбиваем турами.

— А что вообще с авторскими правами? Вы получаете процент с продаж дисков?

— Что–то получаем, но это не космические деньги. Что–то получаем.

— На что живет группа? За счет денег, которые приносит продажа дисков?

— Мы даем редкие, но меткие концерты.

— И они позволяют группе финансово существовать?

— Ну, да. Какие–то записи коммерческие, кино. До фига же чего–то там пишется, все музыканты что–то получают. Так что все нормально.

— А музыкальная тусовка? С музыкантами тусуешься, общаешься? Которые такие публичные, по телевизору их показывают?

— В меру сил, все ж люди занятые. Года два назад мне это очень нравилось — весело, нажрался, поорал там чего–то. А сейчас уже как–то неинтересно, собственно. Разговоры уже все переговорены, а пить ради того, чтобы пить… Не особенно вижу в этом смысл. Приятно вот с Земфирой мы пообщались совершенно недавно. Это да. С Троицким тоже. А так… Чего тусоваться–то.

— Вот меня приглашают на всякие писательские фестивали, там мне все говорят про книжки. Каждый своим долгом считает со мной поговорить про книжки. Книжки, книжки, книжки, книжки. Уже голова пухнет от книжек. Меня просто бесят все эти писательские тусовки. А тебя не бесят музыканты?