Улыбка Мицара - Михаил Белов

— Земля, — сказал командор.

— Я знаю, — ответил Артем.

— Ты, кажется, удивлен, Артем? Я тебе обещал рассказать одну тайну, когда тебе исполнится семнадцать лет. Это время наступило. Садись.

Вот когда Артем понял, что сегодня произойдет нечто очень важное для него.

Артем, ты задумывался над тем, как попал на Лорию?

— Да, конечно.

— И к каким выводам ты пришел?

— Я расспрашивал дядю Итона…

— Что он сказал тебе?

— Он сказал: «Все узнаешь в свой срок».

— И этот ответ удовлетворил тебя?

— Да, командор.

— А сегодня ты понял, почему я назвал тебя лориани.

— Конечно. Мы живем на Лории.

— Слушай, Артем.

Тарханов поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, медленно стал расхаживать — по салону. Он был на редкость крепким для своих лет. В густой черной гриве его не было ни одного седого волоса. Глаза светились молодостью и умом.

— Пятнадцать лет назад тебя доставило к звездолету какое-то морское животное, вот в этом шаре. Мы принесли этот шар в звездолет. Ты спал. К тебе была подведена система шлангов. Нет, мы не тронули их, боясь причинить тебе боль или еще худшее. У твоих ног увидели вот этот шарик с изображением руки, которая манила нас к себе. Мы переглянулись и поняли, что рука предлагает взять шар. К нему были прикреплены два наушника. Нам ничего не оставалось, как надеть их. Я услышал русскую речь. Удивился ли я? Еще бы! И не тому, что услышал русскую речь. Конечно, это было приятное удивление. Но меня удивил сам шар. Земная техника звукозаписи известна. А здесь просто шар, какие я видел во множестве на Лории, беседовал со мной о маленьком лорианине. Сейчас мы послушаем таинственный голос незнакомца.

Тарханов положил на стол небольшой прозрачный шар с двумя наушниками; один протянул Артему, другой взял себе.

Все происходящее Артемом воспринималось как сон. Он машинально надел наушники и услышал мелодичный шепот. Казалось, в мембрану вмонтирован микроскопический музыкой, который нежно напевает ему сны далеких детских лет. Было приятно и немного грустно слушать этот шепот, словно это был голос матери, убаюкивающей ребенка. Наконец шепот умолк, а Артем все еще ждал чего-то.

Командор, сняв наушники, с тревогой наблюдал за Артемом. Не слишком ли тяжелую ношу взвалил он на не окрепшие еще плечи юноши? Но он не мог поступить иначе.

— Что ты услышал? — спросил он, когда Артем осторожно положил наушники на стол.

— Голос женщины. Мягкий и нежный голос. Говорила она на непонятном языке. Она о чем-то просила и плакала, словно с кем-то прощалась, — смущенно сказал Артем. — Но ты говорил, что шар разговаривает по-русски?

— Со мной — да. С Антони Итоном он разговарил на английском языке. А с тобой, очевидно, на лорианском.

— А разве ты не слышал ее? — воскликнул Артем.

Командор покачал головой:

— Со мной разговаривает мужчина на русском языке. — Он надел наушники и стал повторять слова лорианина: — Собрат по разуму, я обращаюсь к тебе с великой надеждои — воспитай маленького Ара. Я должен разделить судьбу своих сородичей и скоро превращусь в Пылинку Вселенной. Мы, оставшиеся в живых после катастрофы и гибели нашей цивилизации, скрылись на острове Главной обсерватории. Здесь и родился Ар. Отсюда мы наблюдали за вашей жизнью на Лории, вслушивались в вашу речь и изучали ваш язык. Поэтому не удивляйся, что я разговариваю с тобой на твоем родном языке. На твоем родном языке я обращаюсь к тебе — увези Ара на Землю. Пусть он будет сыном Земли. Воспользуйся башней. Сообщи оттуда о себе на Землю. Прощай, землянин».

Тарханов отложил наушники.

— Мы выполнили завещание лорианина — может быть, твоего отца. Мы воспитали тебя, как и всякого юношу Объединенного Человечества. Назвали Артемом. Это хорошее русское имя. А фамилию я тебе дал свою — Тарханов. Об этом имеется запись в бортовом журнале звездолета: «Я, командор Ритмин Тарханов, усыновляю жителя Лории Артема Тарханова». Если хочешь, называй меня отцом.

Это был день великих потрясений и великих открытий. Артем потом долго бродил по тополиной роще, пытаясь разобраться в себе самом. А в звездолете, в своей каюте, он принялся разбирать свои экспедиционные экспонаты лорианской культуры. Вот удивительный прибор яйцеобразной формы. Когда долго смотришь на него, то возникает светящаяся точка. Точка, увеличиваясь, превращается в шарик. Затем на нем возникают очертания материков. Это пока как бы рисунок, состоящий из немногих штрихов. Постепенно они приобретают отчетливый характер, и перед тобой — города, долины и реки…

Артем взял аппарат в руки. «Мы полетим туда», — подумал он и засмеялся.

Командор занимался у себя в каюте.

— Это ты, Артем? Проходи. Что принес?

— Аппарат, который проецирует Землю.

— Опять шар? — прошептал Тарханов. — Смотреть надо в одну точку?

Артем кивнул.

Тарханов поправил аппарат и сосредоточился. Наконец он грустно улыбнулся:

— Я путешествовал в свою молодость. Я видел Землю не сегодняшнюю, а ту, которую оставил когда-то. Аппарат отражает твои мысли и воспоминания, и больше ничего — только твои мысли и воспоминания.

— Но как же я? Я же не был на Земле? — спросил Артем. Неужели то, что видел я, — следы прочитанных мною книг, увиденных мною фильмов?

— Да, это так.

Артем был разочарован. Тарханов слегка коснулся его руки:

— Не печалься. Впереди у нас более трудные испытания. Если отец не выдержит их, то наверняка выдержит сын.

Артем вскочил. Глаза его пылали:

— Тебе по плечу любая трудность. А у меня нет опыта…

— Сила твоя в твоей молодости. Я затем и рассказал твою историю, чтобы помочь тебе стать сильным, мужественным, готовым встретить любые трудности. Мы должны дождаться прилета землян. Если я не доживу до этого, доживешь ты. А самое трудное для тебя начнется в тот день, когда я покину этот мир. Одиночество убывает волю к жизни. Я очень прошу тебя: привыкай к этой мысли, чтобы одиночество не могло побороть тебя.

— Нет, отец! Мы вместе вернемся на Землю. Я поднимусь на башню Главной обсерватории и позову на помощь землян. Я уже туда поднимался…

— Ты был на башне? — вскрикнул Тарханов.

— Да. Месяцев шесть назад.

Тарханов сокрушенно покачал головой:

— Ах, Артем, Артем! Сколько же в тебе еще легкомыслия. Ты хочешь разделить судьбу Итона? Но как ты преодолел невидимую стену и радиационный пояс? При нашем последнем посещении радиация была не так велика, — как бы размышляя, медленно говорил Тарханов. — Но это слишком рискованно. Антони Итон погиб на первой же ступеньке лестницы. Я успел только заметить, как голубая лента описала петлю вокруг головы Итона и исчезла, а он тут же рухнул на пол…

— Отец! Я не видел голубой ленты.

— Но что ты делал на башне? Опиши ее.

— Не успел я встать на первую ступеньку лестницы, — я не знал, что лестница ведет на башню, — как раздался звон, и очутился наверху. Все это произошло так быстро, что я даже не успел испугаться. Внезапно я словно очутился на небе: я видел под собою моря, пустыни, воздушные волны, бегущие где-то очень далеко внизу… Над головой белый купол, а у ног в громадной овальной чаше лежал белый шар…

— Продолжай, Артем…

— Нижняя часть белого шара была вся в круглых отверстиях. Я насчитал сорок семь отверстий, и под каждым — особый знак. Вот один из них. — Артем быстро нарисовал таинственный знак. — Знаки были разные. Потом я увидел что-то похожее на щит со множеством клемм. Но это были не клеммы, а палочки, сорок семь палочек. В торец каждой из них были вмонтированы такие же знаки, как и под круглыми отверстиями на шаре. У меня не было страха — было только любопытство: что произойдет, если я попытаюсь привести шар в действие? Мне казалось, что произойдет что-то необыкновенное…

— И ты?..

— Я выдернул из щита палочку вот с таким знаком, — Артем нарисовал фигуру человека, — и вставил ее в отверстие, под которым был такой же знак… Вставил, как это делает телефонистка в старинной телекартине, которую я видел на уроке истории техники.

— Это могло плохо кончиться, — покачал головой Тарханов, тут же ловя себя на мысли, что все для Артема уже позади. Что же было дальше?

— Шар на моих глазах стал ярко-голубым, потом в нем что-то щелкнуло, и в пространстве протянулся голубой пучок.

— Свет?

Артем покачал головой.

— Что же тогда?

— Не знаю.

— Продолжай.

— Меня охватило чувство восторга, что ли… Мне было радостно наблюдать за изменениями шара, за этим голубым лучом. Я не удержался и запел песню. Ты помнишь мою любимую: «На пыльных тропинках далеких планет…». Голубой луч начал пульсировать. Впечатление было такое, будто внутри мягкой резиновой трубки двигаются камни. Едва я остановился, как луч перестал пульсировать. Опять повторил. Он пульсировал снова.