Госпожа попаданка (СИ) - Каминский Андрей Игоревич

— Ты знаешь, я много подонков встречала в жизни, — медленно говорила Амола, — тех, кто убивает женщин и насилует детей, тех, кому нравится сжигать людей заживо и сдирать с них кожу, травить собаками и скармливать акулам, — острие ножа вошло еще глубже в плоть, по зазубренному лезвию стекла струйка крови. — И не скажу, чтобы я со всеми не ладила: иные, наверное, до сих пор считают себя моими друзьями. Но кое-что я не собираюсь терпеть, — Амола медленно вырисовывала кровавые узоры по дрожащим в ее руках гениталиям, — когда жирная скотина вроде тебя забывает свое место. Госпоже Кайре следовало не платить тебе выкуп, а сразу позволить мне сотворить с тобой то, что я собираюсь сделать сейчас.

Кровь ударила струей, когда Амола дернула ножом, пропахивая кровавую борозду и вскидывая руку с окровавленным куском плоти. Насмешливо глянув на корчившегося перед ней, завывающего от боли мужчину, амазонка вонзила зубы в свой жуткий трофей, с наслаждением раскусывая волосатое яичко.

— Но главная твоя вина в том — с набитым ртом произнесла Амола, — что я безумно соскучилась по настоящей пище.

Она ухватила со стола самый большой тесак и рывком перевернула Каскара на спину. Глаза торговца расширились от ужаса, он истошно завизжал, когда острая боль пронзила его запястье. С глухим стуком упала на пол отрубленная рука и следующий удар тесака вскрыл жирную грудь. Последнее, что почувствовал в своей жизни работорговец, как сильные пальцы проникают ему под ребра, вырывая еще трепещущее сердце.

Заставший амазонку за этим занятием повар, звероподобный мужик, в белом переднике, заляпанном пятнами жира, взбудораженный рассказами служанок, ворвался в кухню с мясницким топором. Однако вид Амолы разом охладил его пыл, особенно когда она показала ему черную бляху с белым трискелем.

— Не из-за чего подымать шум, — подмигнула ему Амола, — от таких клиентов как этот все равно одни проблемы. Я победила его в честном бою и могу сделать с его телом все что захочу — такие обычаи у меня на родине.

Она сидела возле большой сковороды, где курились парком аппетитные куски мяса, покрытые поджаристой корочкой, и с аппетитом уплетала их за обе щеки.

— Сердце и печень врага, — с набитым ртом сказала негритянка, — лучшее блюдо для воина.

Она разрезала очередной кусок и на кончике ножа отправила его в рот. По подбородку стекали струйки жира вперемешку с кровью — мясо было не очень хорошо прожарено.

Доев все, что было на сковороде и, вытерев руки и лицо подвернувшимся полотенцем, она подошла к повару, ошеломленно рассматривавшему то, что лежало на столе. Чернокожая красавица поморщилась.

— Да не бери ты в голову!

Она хлопнула мужчину по плечу, вручая ему большой кусок мяса, напоминающий вырезку.

— Гляди, если приготовишь с чесноком и травами, как кабаний бок, я в долгу не останусь. На, держи, — она сунула ему в руку несколько монет из кошелька Каскара, — и смотри, я жду сегодня отличный ужин. Ты же из Росковии, как я вижу, а там умеют готовить такое мясо. Отнесешь госпоже Кайре — ты же знаешь, где она остановилась? Сам понимаешь, чего стоит благодарность диаконессы Храма.

— Все сделаю, госпожа.

Повар склонился в низком поклоне. Амола, блеснув белыми зубами, сунула ему в карман передника еще одну монету и вышла из кухни.

Еще на подходе к залу Амола услышала звуки хлестких пощечин.

— В вашей. Чертовой. Богадельне. Есть. Хоть. Одна. Нормальная?!

Разъярённая Лена наступала на сжавшуюся в углу Элию, растрепанную, в разорванном платье. Послушница пыталась отбиваться, но без успеха — Лена была и выше, и сильнее, не говоря уже о знании боевых искусств. Вошедшая в раж Елена уже готовилась непоправимо попортить красоту Элии, когда Амола сильно сдавила ее запястье.

— Успокойся!

— Пусти! — Лена дернулась, пытаясь вырваться, но Амола держала крепко.

— Остынь, — сказала она, — а лучше выйди отсюда.

— С чего это вдруг? — с гонором спросила Лена.

— С того, что так хочет Кайра, — веско сказала Амола, — она ждет тебя в Зале Моря. С этой подругой я разберусь сама.

Упоминание о наставнице живо охладило ярость Лены.

— И где этот зал?

— Тебя проводят, — сказала Амола, глядя куда-то поверх головы девушки.

Лена обернулась, и увидела на входе улыбавшуюся Катю-Кэт.

Когда девушки вышли из зала, Амола повернулась к Элии, безуспешно пытавшейся прикрыться обрывками платья.

— Ты же понимаешь, что твои фокусы тебе даром не пройдут? — спросила амазонка.

— Я не сделала ничего, что бы не делали остальные, — храбрясь, ответила Элия, — ты не можешь не знать.

— Да, — кивнула Амола, — но и ты не можешь не знать, что бывает с теми, кто попался на горячем. А уж тем более — с теми, кто пытается копать под диаконесс.

— Я могу загладить вину.

— И как же? — насмешливо спросила негритянка.

— Мой отец — барон Лируссии. Если я подам ему весточку…

— Ты так ничему и не научилась, — с сожалением покачала головой Амола, — все еще надеешься на влиятельного папочку. Нет, дорогая, здесь каждый отвечает сам за себя — и расплачивается тоже. Я не дала Лене избить тебя лишь потому, что не дело послушниц наказывать за такие проступки. Я с удовольствием сделаю это сама.

— Ты не посмеешь! Я дочь…

— Раздевайся, — перебила Амола.

— Да как ты…

Хлоп! Чернокожая красавица отвесила оглушительную пощечину, разом уложившую послушницу на пол. Амола обошла скорчившуюся девушку и, хмыкнув, пнула ее в бок.

— Вставай!

Всхлипывая, блондинка поднялась на ноги.

— Раздевайся, — жестко сказала Амола, — или я раздену тебя сама.

Дрожащими руками Элия принялась стягивать порванное платье, испуганно глядя на чернокожую воительницу. Амола с удовольствием рассматривала чистую белую кожу, золотистые волосы, круглые груди, дрожащие стройные ноги. Проследив взгляд Йемайи, девушка зарделась и попыталась прикрыться руками.

— Даже не думай, — угрожающе произнесла чернокожая амазонка. — Ну-ка, повернись!

Послушница повиновалась и негритянка, ухватив ее за шею, заставила Элию нагнуться, облокотившись о перевернутое кресло.

— Мой отец, барон…

Тяжелая рука Амолы с громким хлопком опустилась на зад Элии, заставив ее взвизгнуть от боли. На атласно-белой коже наливался багровым светом отпечаток пятерни. Девушка попыталась вскочить, но сильная рука легко вернула ее на место.

— Кто из послушниц еще участвовал в заговоре? — спокойно спросила амазонка.

— Отпусти меня!!!

Хлоп! Еще один удар, гораздо сильнее предыдущего, обрушился на алеющую задницу.

— Так кто? — повторила негритянка.

— Ты за это…

Очередной удар прервал ее слова. Раз за разом Амола опускала ладонь на зад послушницы. Можно ручаться, что та никогда в жизни не получала такой трепки. Элия кричала, грозила, молила, это оставило равнодушным негритянку, размеренно бившую свою жертву. Иногда она останавливалась перед новым ударом, чтобы задать вопрос и, не дожидаясь ответа, с оттягом шлепала по многострадальной попке. Элия уже не кричала, только умоляюще скулила, как побитая собака. Каждый новый удар выбивал из нее аристократку, преисполненную родовой спеси, а на ее место приходила покорная рабыня, красивая игрушка для жестоких забав ее черной хозяйки.

Наконец, после очередного удара и последовавшего за ним вопроса, Элия, задрав заплаканное лицо, провыла:

— Только я-а-а-а!!! Это придумала только я-а-а, больше никто-о-о! Не бейте меня больше, пожалуста-а-а!!!

Амола ухватила ее за волосы, заглянув в напуганные и заплаканные голубые глаза.

— Если это правда — ты должна понести наказание. Согласна, дрянь?!

— Да-а-а…

Новый шлепок.

— Да — кто, шлюха?

— Да, госпожа жрица, — всхлипывая и запинаясь проблеяла Элия.

— Можно просто госпожа, — хмыкнула Амола.

Она шагнула на несколько шагов назад, сбрасывая одежду, и скомандовала Элии:

— Повернись!

Блондинка повиновалась и ее глаза удивленно расширились, с алых губок сорвался невольный вздох — настолько прекрасным в своей первозданно-животной красоте предстало тело Амолы. С невольным благоговением Элия рассматривала покрытые татуировками широкие плечи, черные шары округлых грудей, мощные бедра и мускулистые ноги. Словно жестокая зверобогиня вышла из древних джунглей к своей раболепной почитательнице. Элия и сама не заметила, как опустилась сначала на колени, а потом и вовсе легла на живот, чтобы коснутся губами эбеновых ступней.