Седьмой сценарий. Часть 2. После «путча» - Сергей Кургинян

Общий оборот нашей корпорации — несколько десятков миллионов рублей, прибыль — несколько миллионов. И это все до копейки затрачивается на финансирование некоммерческих проектов в области культуры, образования, науки, здравоохранения. Политическими и социологическими исследованиями занимаются в корпорации несколько десятков ученых, получая за это достаточно скромную заработную плату. Остальные работники нашей «империи» строят дома, конструируют приборы, чертят проекты, снимают фильмы, доказывают теоремы и ни в какой политике вообще не участвуют. Точнее, занимаются ею как граждане, имея свои убеждения, чаще всего, как это принято нынче, «демократические». Многие из них были на баррикадах в печально знаменитые августовские дни, в том числе и представители тех «грозных спортивных клубов», которые, согласно легенде о нас, являются якобы отрядами будущих штурмовиков.

Что касается пива, то советского, увы, нет, а зарубежное сотрудникам нашей корпорации не по карману. Хотя думаю, что они бы не отказались.

Помимо мифа о павловских «льготах» был еще и другой — об «отмываемых» в нашей кассе «миллиардах КПСС». Миф этот тоже лопнул как мыльный пузырь. На нас как бы даже обиделись за то, что мы этого не делали и тем нарушили стройность легенды.

Могла ли существовать «Империя Кургиняна»?

Ни лидеры КПСС, ни Павлов, ни промышленники Тизякова (судя по статьям, ужасно любившие читать нашу книгу «Постперестройка»), ни «ужасный человек», на чьем столе при обыске нашли эту же книгу, «зачитанную до дыр» (не правда ли, пикантная ситуация?), в принципе не могли заниматься созданием подобной «империи».

Я легко могу себе представить, что, ложась спать и читая на сон грядущий какую-нибудь нашу работу, все они, возможно, говорили о нас: «Ну и умные же ребята!». По утрам начинался рабочий день. А мысль об «умных ребятах» оставалась у них под подушкой. Кстати, подобная мысль отнюдь не давала нам всем индульгенций при победе переворота, скорее наоборот.

Итак, по одну сторону были «умные ребята», по другую — высокие государственные мужи, которых, вместе взятых, я определял и определяю термином «олигархия».

По-человечески для меня сейчас очень важно не отмежеваться от них. И в своих предыдущих выступлениях после «путча» я для этого сделал достаточно. Но политически, методологически важно понять, что именно отделяло и отделяет «группу власти» от всякого рода «умных ребят», которых в нашем обществе вообще-то достаточно. «Олигархичность» означает для меня оторванность аристократии (высшей страты любого общества) как от среднего слоя, так и от общества в целом, причем такую оторванность, которая лишает эту верхнюю страту жизнеспособности в экстремальных условиях.

Экстремальные условия в нашем обществе возникли уже в 1988 г. И начиная с этого времени олигархия делала судорожные попытки преодоления абсолютной кастовой замкнутости, косности мышления, элементарности стереотипов политического действия. Но это были попытки с негодными средствами. Чаще всего их предпринимали отдельные представители олигархии, попавшие в верхнюю страту случайно и не потерявшие до конца навыков и культуры мысли, свойственных среднему слою. В целом олигархия была достаточно безнадежна, и это стало очевидным к началу 1990 г.

Исторический экскурс. Во всех странах мира аристократии, чтобы выжить, застраховать себя от вырождения, приходится втягивать в себя «инородный материал». Это делается через сложную систему социальных фильтров и институтов и всегда «со скрежетом зубовным». Но умная и способная аристократия идет на такое, понимая необходимость поддержания тонуса. Самый яркий пример — Великобритания. В США, как ни странно, этот механизм сегодня действует намного хуже. В Германии — еще хуже. Но нигде в мире он не заблокирован так, как в нашем обществе, декларирующем открытую социальную перспективу. Именно здесь возникла классическая олигархичность. И особенно ярко это проявлялось в последние тридцать пять лет существования этого общества. Вот главное обвинение созданной в эти годы системе. Вот причина ее закономерного краха. Но это же — причина завтрашних наших трагедий и крахов.

Сегодня олигархия осталась той же, какой и была. Ее косность — уникальна. И даже лучшие ее представители не могли, не могут и, боюсь, не смогут преодолеть те стереотипы и навыки, которые сделают их жертвами политического процесса. В этой социальной среде не только «империя Кургиняна», но и идея о создании подобной «империи» была заведомо утопична. Зачем? Если есть «империя Тизякова», уже готовая и солидная. Это типичный логический ход, и такая логика характеризует не только Павлова, она имманентно присуща всем представителям советского «нового класса» — от Полозкова до Яковлева, от Тизякова до Вольского, от Горбачева до Ельцина и «далее со всеми остановками».

«Империя интеллекта» есть единственное спасение страны. Необходимо предоставить право государственного действия (не путать с государственной властью) людям среднего класса. Это — единственная возможность вывести экономику страны из состояния «свободного падения». Это — единственная альтернатива анархии и диктатуре. Можно менять имена, можно объявлять кого-то персоной нон грата, но принцип, идею, логику действования необходимо сохранить и осуществлять незамедлительно и радикально. Тот, кто это сделает, окажется «на коне», тот, кто не сможет, не использует спасительный шанс, того ждет судьба его предшественников. Идеология здесь ни при чем. Олигархом, увы, можно быть и без партбилета в кармане.

Я более чем на 90% уверен, что олигархия и сегодня не сможет сделать ставку на интеллект. В этом ее трагедия. Трагедия людей, неспособных перестроиться изнутри и бесконечно кричащих о перестройке вне их, во внешней действительности.

Я убежден, что все политики горбачевской «когорты» одинаково хотели добра и прогресса в их понимании. Но никто из них не сумел осуществить той своей глубинно-личностной перестройки, без которой преобразования такого масштаба не могли быть проведены в жизнь.

Но личная трагедия — дело десятое. Сегодня речь идет о трагедии общества. Поскольку при такой неспособности олигархии самообновляться, преодолевая кастовую замкнутость, мы обречены на полномасштабную революцию. В полном и окончательном смысле этого слова.

Ситуация в стране ухудшается непрерывно. Ухудшалась до «путча» — ухудшается после него. Что изменилось? Десяток сброшенных памятников и разбитые вывески? Те представители олигархии, которые искренне решились на так называемый «путч» (убежден, что среди гэкачепистов это не более половины), видели в этом способ разрешения тупиковой ситуации и действовали в строгом согласии с законами олигархического сознания. То есть демонстративно пренебрегая всем, что есть политика, то есть концепциями, возможностями информационной и идеологической деятельности, организационными инновациями, и раздувая до карикатурных масштабов арифметику беспомощного насилия. Для них это было естественно. Чем будут заниматься те, кто пришел на их место?

Ситуация стремительно ухудшается. Действий нет. А ведь прошел уже почти месяц. «Шестидесятники», взойдя на «телевизионный престол», раскручивают те же сюжеты, которые крутили в 1987 году. Но ведь ситуация кардинально иная. На антикоммунизме далеко не проедешь теперь. Эта карта отыграна. Максимум ее хватит до нового года. А дальше?

Дальше последует сброс «остатков» декоммунизированной олигархии. Это логика революции. За штурмом Бастилии — штурм Тюильри, а дальше — казни на гильотине.

Понимаю условность исторических аналогий. Но есть безусловность методологии, не зависящей от места и времени. Есть логика глобальных процессов.

Коль скоро начался процесс снизу, он пройдет через все стадии полностью. Обычно при этом происходит потеря примерно одной пятой населения страны. Любой страны, которая начинает раскручивать подобный процесс. Неважно, идет ли речь о Франции или о России. О начале XX века или конце XVIII. В таких процессах начинает действовать закон фазовых переходов. Термодинамика массовых действ. И долг каждого, кто любит свою страну и свой народ, воспрепятствовать запуску подобной «термодинамики», искать другие пути. Искать любые союзы и компромиссы, дабы не допустить худшего. И если такая позиция является антидемократичной, то я согласен быть «антидемократом» и даже лидером антидемократических сил. Но с одной оговоркой: в этом случае лидером демократии является печально известный Максимилиан Робеспьер, прозванный «сентиментальным тигром», и с ним мы действительно по разные стороны баррикад.

Если нет «Империи Кургиняна», что же есть?

Когда я делаю то, что считаю нужным и должным, то я умею убеждать окружающих в своей правоте. И если бы мне нужны были льготы, лицензии, внешнеэкономическая деятельность, государственное финансирование — то, может быть, я бы этого и добился. Но это было не нужно. Опыт начала деятельности убедил меня в том, что любое место, где существует избыток льгот, где «сладко кормят», становится местом концентрации воров и лицемеров, с которыми потом очень трудно бороться.