Вирус «Мона Лиза» - Тибор Роде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мания красоты. Мания похудения. В лучшем случае мания фитнеса. После недавних событий в Мексике на все эти усилия он смотрел совершенно иначе. Как мимолетна красота! Как смешны попытки ее добиться! Сам он никогда особенно не стремился к этому, поскольку не родился красивым. Слишком широкий в кости, слишком коренастый. Нос ему несколько раз сломали еще в юности во время уличных драк, и никто его не выпрямлял. Кожа так никогда и не оправилась полностью после юношеского акне. И новый шрам на щеке тоже не добавлял ему привлекательности.
– Ты особенный, – сказала как-то одна из его бывших подруг, когда после секса с ним задумчиво гладила его по лицу, и это было самое приятное из всего, что ему когда-либо говорили женщины.
Но он считал себя добряком, и оказался достаточно умен, чтобы суметь устроиться на работу в ФБР. Кроме того, его отличала непоколебимая вера в добро. Это казалось ему более важным, чем тело как у бодибилдера или безупречное лицо.
Набережная опустела. Миллнер любил одиночество. Запрокинув голову, он вглядывался в затянутое тучами небо.
Тишину нарушил звонок мобильного телефона.
– Чего тебе еще, сукин сын? – раздраженно поинтересовался он.
– Милое приветствие, – отозвался Келлер.
От ужаса он опрокинул стаканчик, пролив чай на брюки.
– Вот дерьмо! – выругался он и тотчас же извинился: – Простите, сэр, я не вас имел в виду. Вы еще не спите? У вас должно быть…
– Конечно же, я еще не сплю. Как раз прочел ваш отчет по «Вейш Вирус». Мы нашли очередную девушку…
– Мне уже сказали об этом, – перебил его Миллнер.
– Нет, ну какое свинство! – В голосе Келлера звучала ярость. – Вы слышали о происшествии в Италии?
Миллнер ответил отрицательно.
– Кто-то уничтожил фреску. Кислотой. «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи! В Санта-Мария-делле-Грацие[14] в Милане. Кажется, это то ли церковь, то ли монастырь. Так или иначе, это было одно из величайших произведений искусства в Италии. Все стоят на ушах.
– И опять на месте преступления нашли изображение пчелы? – спросил Миллнер.
– Совершенно верно. Оно было наклеено прямо на том месте… Как бы объяснить? В общем, в точности там, где прежде был Иисус.
Зажав телефон между ухом и плечом, Миллнер оттирал брюки последним сухим концом платка.
– Значит, он еще и шутник.
– Мне не смешно, – отозвался Келлер. – Несколько дней назад в Лейпциге – это такой город в Германии – была взорвана башня ратуши. Сейчас мы уже понимаем, что это тоже имеет отношение к нашему делу. На двери ратуши была найдена наклейка с изображением пчелы, которую поначалу никто не заметил.
– Безумие какое-то, – удивился Миллнер. – Похоже, масштабы происходящего превосходят то, что мы предполагали вначале.
– Я пришлю информацию по этим происшествиям на ваш телефон. Пора нам отвоевывать утраченное. Сейчас мы подключили к этому делу еще несколько команд. Флоренс оказывает сильное давление.
Услышав ее имя, Миллнер снова почувствовал, как в нем закипает ярость.
– Я по-прежнему не понимаю, что я здесь делаю. Либо я в команде, либо нет.
– В Бразилии кашу вы заварили сами, – возразил Келлер.
– И я за это поплатился. Я три недели провел в коме, и теперь у меня стальная челюсть. Дисциплинарное расследование было прекращено.
– Угадайте почему. Потому что я за вас поручился! Так что не притворяйтесь обиженным.
– Ну ладно. – Несмотря на всю свою злость, он был отнюдь не глуп. С Келлером лучше не шутить.
– Вы играете в хоккей, Миллнер?
– Предпочитаю бейсбол.
– Какой самый важный игрок в хоккее?
– Понятия не имею. Вратарь?
– Совершенно верно, Миллнер. Вратарь. Он держит ворота.
– Я уже догадался. – Мокрые брюки прилипли к ноге.
– Мы с вами оба – вратари. У нас хороший обзор, мы видим перед собой все поле. И мы стоим там, где пахнет жареным. А знаете, как поступают в хоккее, если команда проигрывает, а времени осталось мало?
– Выводят из игры вратаря.
– Так и есть. Чтобы создать численное преимущество у ворот. Но он по-прежнему является частью команды, поскольку на самом деле он самый важный человек. Ему просто нужно ненадолго сесть на скамью. И если равновесие восстанавливается, он возвращается и выигрывает матч. Так и с вами, Миллнер. Давайте посмотрим, когда можно будет вернуть вас в игру, и тогда вы снова будете официально с нами. С благословения Флоренс.
«С благословения Флоренс, – повторил про себя Миллнер. – Да пошла она… Вместе с хоккейными метафорами Келлера».
– Я понял, сэр. Значит, я попытаюсь вернуться на поле. Лечу в Мадрид.
– Мадрид? Что вам там нужно?
– Мое чутье подсказывает мне, что пропавший Павел Вейш или его сын как-то связаны с компьютерным вирусом. Сейчас – это лучший след. Вы не могли бы проверить их по базам для меня?
– Сделаю. Я позвоню. Держите меня в курсе! – Разговор был окончен.
Миллнер медленно поднялся, разгладил брюки и неторопливо направился к автомобилю. Ратуша в Лейпциге. Фреска в Италии. Королевы красоты в Мексике. Компьютерный вирус, который разрушает лица. Во всем мире погибают пчелы. Он поглядел на экран смартфона, но пока что от Келлера ничего не пришло. Пчела как связующее звено. Должно быть что-то еще, то, чего они пока не заметили. И он уже догадывался о том, что это может быть.
Как раз в тот самый миг, когда он подошел к своему взятому напрокат автомобилю, зажужжал телефон. Миллнер быстро пролистал письмо от Келлера с прикрепленными к нему файлами с информацией о происшествиях в Германии и в Италии. Уже на втором абзаце кое-что буквально бросилось ему в глаза. Открыв бардачок, он вынул оттуда пластиковую баночку с таблетками. С тревогой взглянул на содержимое. Осталось всего три таблетки. Он вытряхнул их прямо в рот, запил последним глотком чая, а затем выбросил баночку и пустой стаканчик в открытое окно. На миг прислонился к спинке кресла, не открывая глаз, затем завел автомобиль.
Держась за руль одной рукой, другой он снова взял свой телефон. Прежде чем лететь в Мадрид, нужно обязательно поговорить с одним пластическим хирургом.
46. Флоренция, около 1500 г.
Я больше не могу закрывать на это глаза: в мастерской Леонардо что-то творится. Туда приходит все больше юных девушек. Некоторых отправляют прочь, и они покидают дом в слезах. Некоторые убегают, словно в страхе. Другим разрешают остаться. Я не знаю, что с ними делают lo straniero и Леонардо. Он говорит, что рисуют.
Салаи не сдается. Когда вчера ночью меня разбудил какой-то шум и я вышел посмотреть, что происходит, я заметил во дворе его тень. Я сразу понял, что это он. Он скрылся в мастерской Леонардо. Я пошел за ним, чтобы помешать ему в очередной раз что-то натворить. Сам я крался, словно разбойник, чтобы он меня не заметил. К моему огромному изумлению, я обнаружил, что он рисует. Через отверстие в стене я увидел, что он стоит у мольберта. Он очень старательно работал кистью. Не знаю, что он там изображал, но, возможно, это вернет ему рассудок.
Надеюсь, это не заразная болезнь и не какая-то мерзкая порча: одну из девушек, которую рисовали Леонардо и незнакомец и которая еще вчера спокойно вышла из нашего дома, сегодня поймали разгуливающей голышом. Как мне сообщили, она рассказывала какие-то безумные истории о том, что ее преследует сатана. Затем ее увели мои братья из ордена францисканцев.
Просто поразительно, на какие метания способен дух человеческий!
В целом работа над моим трудом о Божественной пропорции продвигается хорошо. Незнакомец будет очень мной доволен, когда увидит, чего я добился. Настало время распространить трактат, чтобы он покорил мир.
47. Мадрид
– Можно мне? – Патрик поднялся с кресла и указал на большую сумку, размером примерно восемьдесят на шестьдесят сантиметров, которую Хелен несла на плече. Она была сшита из черного нейлона и напоминала сумку курьера.
– Я справлюсь! – решительно, но вежливо отозвалась Хелен.
Плексигласовые шаблоны, которые она хранила в сумке, сложить было нельзя. Сумку сшил на заказ один еврейский портной из Бостона, и Хелен пришлось отдать за нее кругленькую сумму. Впрочем, шаблоны практически ничего не весили, поэтому помощь при переноске ей не требовалась. Если излагать коротко, разработанный ею метод заключался в том, чтобы с помощью плексигласа и огромного транспортира измерять и просчитывать геометрическую конструкцию картины. Композиция произведения, особые точки перспективы, расстояния между объектами и краями полотна, углы – все это интересовало ее, а в первую очередь – особое соотношение: Божественная пропорция, иначе называемая золотым сечением.
– Предлагаю пойти пешком, – произнес Патрик, протискиваясь в украшенную золотистой латунью дверь-вертушку в отеле.
Хелен окинула взглядом улицу в поисках Ральфа и обнаружила его в нескольких метрах от отеля: он следовал за ними на подобающем расстоянии. Ее родной город Бостон находился на той же широте, что и Северная Испания, и климат там был тоже мягким, но здесь, в Мадриде, было все же немного теплее. Шагая за Патриком, она подняла голову и на миг закрыла глаза, наслаждаясь солнечным теплом.