Серое небо асфальта - Альберт Родионов

— Нет, так нельзя! — сказала она, решительно поставила чашку в раковину и прошла в комнату… — Роберт… Роберт, проснись… мне нужно серьёзно с тобой поговорить! — она пыталась перевернуть его тяжёлое большое тело на спину… — Открывай глазки… ну, ну… вот…

— Отстань пиявка, вечером поговорим! — он оттолкнул её руку, больно царапнув отросшим ногтем.

— Именно сейчас, вставай гад! — разозлившись, закричала Маша и сама удивилась.

— Ого! — он проснулся и с злобным испугом наблюдал за ней…

— Я вот что решила… — Маша замялась… — Ты, вообще-то, работать когда-нибудь собираешься?

— А я что делаю ежедневно? — Роберт от удивления привстал на локтях. — Или что ты имеешь в виду? — ему всё ещё не верилось, что она набралась наглости спросить о таком!..

— Я имею в виду работу, за которую платят деньги! — она кивнула в подтверждении того, что он не ослышался. — Да, да… деньги!

— Ого! — повторил он, но дальше этого слова, как видно и слышно, дело у него не шло.

— "Ого!" скажу я, когда ты принесёшь первую зарплату, — Маша почувствовала, что краска отливает от щёк, она успокаивается, первый испуг проходил… — Пусть она будет небольшая, но я скажу "ого!" потому что рядом с ни чем это будет "Ого — го — го — го!"

— Это что ультиматум? — Роберт попытался обидеться.

— Считай что так! — она выглянула в окно… Лучики солнца, наслушавшись их разговора, в страхе спрятались за сизые надутые тучи. — Кажется, дождь собирается! — голосом Пятачка проговорила Маша и сунула складной зонтик в сумку. — До вечера, обдумай тут всё, потом обсудим… но ты угадал — это самый, что ни есть, настоящий ультиматум!

* * *

Таким возбуждённым и уверенным в себе, уверенным до дикой радости, она давненько его не наблюдала! Наблюдала — почти таким же, пьяным, но без подобного блеска глаз!

Наступив на пятку туфля, она сбросила его на пол, тоже самое произошло со вторым, швырнула на вешалку сумочку и, оттеснив Роберта грудью в комнату, прошла туда же…

— Что с тобой сегодня? Создал очередной шедевр? — вздохнув, она упала в низкое расплющенное кресло.

— Нашёл работу! — он округлил глаза и раздул в восторге ноздри.

— Ого! — ей понравилось сказанное им. — А подробнее…

— Я еду в Америку! — Роберт перевёл дыхание и выжидающе смотрел на Машу, видимо ожидая её неописуемого восторга…

— Америку? — она привстала спиной и сощурилась глазами. — На кой ляд? Приглашают что ли? преподавать? — От его вечной ностальгии по когда-то якобы предложенной ему работе в Американском университете, у Машки была набита многолетняя оскомина, даже, пожалуй, стоматит, но она всё же спросила, подумав:

"А мало ли?!"

А Роберт возбуждённо размахивал длинными кистями рук и почти кричал:

— Верка Сибирова приехала из Нью-Йорка с мужем — америкосом, я был у них, пил джин с настоящим тоником, в который добавлен хинин, это им один ангол презентовал в самолёте! Вкусно! — он зажмурился.

— Ну и?..

— Сказала, что пришлёт вызов и устроит в гостиницу — садовником! — он блеснул взглядом, словно устроят не в гостиницу, а в университет — преподавателем!

— А как же?.. — Маша хотела спросить о более ближайших перспективах, но передумала. — Да, это конечно тебе, то есть нам, повезло! — отпустив спину обратно, она вздохнула, пожевала губами, оперлась на быльца и встала. — Пойду готовить ужин.

— Ужин? А… — Роберт покачал головой и несколько потух глазами. — А что, писать там буду, среди цветов, бабочек, стрёкота кузнечиков, цикад…

— Всякой разной саранчи, одним словом! — не поворачивая головы, бросила Маша и вышла из комнаты.

— От стервоза злопамятная! — прошипел ей вслед Роберт и взглядом, словно сторожевым прожектором, обыскал пространство в поисках затерявшегося настроения.

* * *

В Америку он не поехал, там, кажется, началась засуха: сады, цветники и ручьи пересохли, поэтому нужда в поэтах — садовниках отпала. Но через два месяца наступила большая нужда в гувернантах — поэтах — литераторах — в Италии и, сходив по малой нужде, прошумев спущенной водой в унитазе, плотно затворив за собой дверь, Роберт уверенно проговорил:

— Что не делается — то к лучшему! Какой я садовник, на фиг?! Я — поэт! Гувернёрами, в девятнадцатом веке работали самые просвещённые люди Европы, сам Жуковский! воспитывал наследника русского престола! А Сенека? несколько ранее!?

— Да уж! — Маша покачала головой. — Сенека — это как раз в тему — римлянин, итальянец; может и ты сумеешь в Риме стяжать подобную славу, если Берлузкони не заставит совершить суицид!

— Прикалываешься?! — Роберт недовольно стрельнул взглядом исподлобья. — Весело тебе? Сама ведь ноешь постоянно: работать, работать…

Словно не слыша, Маша продолжала:

— А если в Японию потребуются сенсеи — танкисты, хоккуисты? В Италию передумаешь? Хотя… ты всегда не любил лавровый лист, если не в виде венка! Детей императора воспитывать… конечно круче! Согласна! Да и "харакири", "сепуку" звучит солиднее, нежели яд глотать, вешаться, топиться! Даже броситься на меч, и то проще, чем вспарывать кишки буквой "г"! — сардонически улыбаясь, она скалила белоснежные зубы.

— Что-то тебя сегодня понесло!? — Роберт ещё не решил: обижаться сейчас или потом, исподтишка, отомстить.

— Это тебя носит по всему глобусу, причём только пальцем, этакий кабинетный географ — труженик! — фыркнула Маша.

— Заткнись дура! Я еду в Италию!

Италия! Бедная Италия, она так и не удосужилась лицезреть великого воспитателя!

Он остался, а Маша уехала! Не в Италию, ближе, но… кажется, навсегда!

ГЛАВА 19

Она запнулась… и испуганно оглянулась в его сторону, чтобы увидеть, какой эффект произвели её вырвавшиеся испод самой ложечки слова…

Он милостиво, разрешительно улыбнулся, и она радостно поверила его обнажённым, не слишком белым зубам, тёплому взгляду из амбразуры глазниц, лишь вскользь удивившись своей быстрой, почти девичьей доверчивости.

* * *

Его тело долго валялось в постели, переворачиваясь и этак и так, сквозь щели глаз наблюдая за снующей по хозяйству женщиной… Она тихонько напевала какую-то бородатую песенку, делая вид, что не хочет мешать ему досыпать, хотя знала, проказница, что он давно проснулся и наблюдает за ней по своему обыкновению, поэтому порой принимала двусмысленные позы… или, потянувшись — стереть пыль где-нибудь высоко, открывала гладкие стройные бёдра, или низко нагнувшись, протирая что-то внизу, показывала плотно стиснутую в вырезе халата грудь…

Вскоре ему надоело наблюдать за навязываемым зрелищем, немного обидно задели приторные телодвижения: словно всё забыто, а ночью ничего не было, и он сел…

— А-а-а… доброе утро! — зевок растянул его рот и ноги сбросились на пол, в поиске тапок…

— Доброе! — честно ответила Маша и метнула в него добрый лучистый взгляд. — Завтрак готов, умывайся, я накрою на стол.

* * *

Дима бодро дожёвывал бутер, допивал душистый кофе, и смело смотрел в счастливые глаза сожительницы… Ночь была бурной, насколько могла, при его чувствах к объекту. Поэтому взгляд был светел, аппетит не стеснителен, помыслы чисты, от них и радость, как говорилось в книге Будды.

— Я сегодня зайду на работу, будду там, рядом, надо кое-что перепрятать! — она нарочно, словно подслушав его мысли, удвоила букву "д" и мягко улыбнувшись, погладила по мерно двигающейся вверх вниз челюсти.

— Вечно у тебя… перепрятать! — Дима отодвинулся желваками, затем пустой чашкой и встал. Его радость уменьшилась от нечистоплотности чужих помыслов, и сознания… Насколько все мы связаны!

* * *

Он шёл пешком, было не так уж далеко, и толкаться в трамвае, тем более за деньги, претило. Частный сектор пах хлевом, жжёными листьями и гниющей зеленью. Собаки, сидя, стоя, лёжа на цепи, лениво, безопасно, бессмысленно лаяли на него сквозь забор и, кивнув, он согласился с Машей, что "непривязанность" всё же имеет свою негативную сторону!

* * *

Закрыв дверь на щеколду, он оставил отрытым маленькое окошко, в которое не пролезла бы и голова ребёнка. Пришло время перекусить на законном основании.

Разложив неприхотливую снедь на столе, окинул её быстрым взглядом и подумал, что Виктор задерживается, а есть захотелось прилично, не так, чтобы глотать целиком варёные яйца, нечищеную картошку в мундире, лук — прямо с шелухой, а именно — прилично: почистить, порезать, подсолить, налить… Ага! Налить! Где этот БИС, не самому же в магазин бежать?

Бис, то есть без… трёх минут обед, в окошко проник крупный угреватый нос и вежливо попросил открыть…

— Сначала, за горючим! — по пути к двери Дима полез в карман за деньгами, но из окошка радостно сообщили, что всё давно уже предусмотрено, ведь сегодня день отчуждения пенсии у государства.